Эх, дорога… Во все времена, да во всей земле великой, манишь ты человека к себе. Там вдали, или вблизи, но за поворотом обещаешь ты ему что-то новое и прекрасное. Неприятности человек сам себе находит.

За поворотом отряд влетел в чей-то караван. Та лесная дорожка коварно влилась в широкий тракт, скрыв свои намерения крутым поворотом и стеной леса. Гвалт поднялся до самых небес, но убедившись, что он там никому не интересен, быстро вернулся на землю. Кричали все, и особенно серые небольшие зверьки с длинными ушами. Волхв присмотрелся и подумал, что если бы на него столько нагрузили, то орал бы он ещё громче. Тем не менее вопли невысокого человека со странным головным убором, в виде длинного кушака намотанного в несколько слоев, легко перекрывали даже громогласное «Иии-ааа!!» Вбану кричал чуть тише, но сверкающие грани копейного навершия заставляли прислушиваться и к нему. Спесь Федорович очень громко молчал, неторопливо закатывая рукава. Трубный рёв легко поглотил все остальные звуки, и смолкнув оставил лишь звенящую тишину. Ивашка перевёл взгляд на огромного, тоже серого, слона, опускающего свой хобот, и с удивлением заметил, как тот лукаво подмигивает. На спине у животного стояла небольшая беседка, с поднятыми боковинами, а там восседала… Взгляд юноши несколько раз цепко обшарил хрупкую девичью фигурку, невольно задерживаясь на выдающихся достопримечательностях, с огорчением скользнул по черной густой сетке, скрывающей личико, и вновь вернулся на ослепительную белизну до упомрачения хрупкой талии. Удар в ухо вернул волхва на землю. Мотнув головой, Ивашка с удивлением воззрился на черноволосого парня, в необъятной ширины штанах, безрукавке на голое, мускулистое тело, и каких-то чувяках с загнутыми носами. Уклонившись от второго удара, волхв махнул в ответ, и понял, что драться придётся серьезно. Верток оказался защитничек. Прекрасное видение на слоновьей спине, что-то гневно закричала, серые зверьки её активно поддержали. Но парней это не остановило, драка — дело серьезное. Ивашка несколько раз пропустил хлёсткие удары, немного разозлился, и смог поймать машущего ногами и руками противника на противоходе. От тщательно отмеренной плюхи собеседник скрылся в кустах, даже не успев сказать «До свиданья». Тяжело вздохнув, волхв подобрал оброненные чувяки и полез в колючки, разыскивать пропажу.

— Алладин, — сказал незнакомец, в ответ на протянутую руку. Ивашка задумчиво почесал затылок, и немного смущаясь ответил.

— Да ладно тебе извиняться. Я тоже был неправ. Обувайся вот, землица дюже горячая.

— Зовут меня так — Алладин. — парень поднялся, потёр ухо, которое стремительно увеличивалось в размерах будучи уже ярко-красным, и пожал руку волхва, — Друг.

— Ивашка. Согласен, друг.

— Но! — Алладин поднял палец, — На принцессу Жасмин ты так больше не смотри. Обижусь. И джинн, то есть, слон обидится.

— Алладин, Жасмин, джинн… Морем сюда плыли?

— Конечно морем, Синбад-мореход довез.

Ивашка уже ничему не удивлялся, ну опять попаданцы из сказочной Аравии, давно известные во всех преданиях старины глубокой… Бывает и не такое, на море свои законы, лишь бы вовремя домой вернуться. Хотя до сих пор ватажка всегда вовремя возвращалась, в аккурат когда пиво дозревало.

— А с Синбадом познакомишь? Принцессе-то мне не по чину представляться.

— Его с нами нет, — вздохнул араб. — Дальше поплыл, ему султан Птицу Рух для своего дворца заказал.

— Да-а-а? Ну будем надеяться, что ваш моряк втолкует птичке направление полёта. А тигра принцесса с собой взяла?

— Тоже нет. Визит неофициальный, поэтому без телохранителей.

К этому времени парни уже выбрались на дорогу, где шум почти прекратился. Драка горячих ребят сильно разрядила обстановку, так что уже скоро караван тронулся в дальнейший путь. Под предлогом охраны, ватажка со своими арапами выбралась вперёд, и сейчас волхв рассказывал атаману о встреченных.

Выслушав, Спесь обернулся, и нашёл глазами хитрую физиономию слоновьего джинна. Убедившись, что Алладин оправдывается перед своей принцессой, и подмигнув слону, атаман веско изрёк:

— Драться боле ни-ни! Не по чину нам. Тем более, — обратился он к парню, — Нашей зимой они у нас скочурятся, оба. Южные звери, и джинн и принцесса, их хоть в печке держи, всё равно смерзнут.

— А у нас зимой тепло, — с надеждой заметил Вбану, внимательно слушающий.

— Хм-м-м… — протянул Спесь Фёдорович, потянулся было почесать затылок, стимулируя мыслительный процесс, но наткнулся на бобровую шапку, — Эт, шо за чудо?!! А я то думаю, чего это бошку так парит!

— Дык, послу, да ещё и с отчеством, положено бобра носить, — отвёл смеющийся взгляд в сторону Геллер.

— Какой к похмельному ляху, посол?!!! Меня князь куда послал? В Атлантиду, ни дна ей, ни покрышки!!! А к ампыратору ентому, мы за онучами твоими двигаем. Никакое это не посольство! Так… неофициальный, причём насквозь, визит. Мимо проходили, зашли, пива занесли, вместе и выпили. Всем ясно?!!

— Ясно, батька. — нестройным хором выразила согласие ватажка.

— И вообще… К ампиратору пущай принцессы ездят, а мы к Дыку в гости! А тебе, Вбана, лучше не мечтать о сей красотке. Такому цветочку и огород нужен соответствующий, не в обиду будет тебе сказано.

День тоже шёл, вслед за путниками, шел, шел и дошёл. Начало смеркаться, караван остановился на ночлег. Быстро и сноровисто поставили лёгкий шатер для принцессы, собрали дрова для костров, а Вбану со товарищами нарубили колючего кустарника. На удивленный взгляд Ивашки, вождь ответил коронной фразой Спеся:

— Случаи бывают разные.

Когда из черноты выглянули румяные щечки первых звёзд, костры уже горели, люди поели, и сейчас устраивались у огня, чтобы с пользой и весельем провести вечер. Волхв невольно посмотрел в сторону шатра, и вздохнул. Алладин устроился у входа, и явно собирался провести там всё время до утра. Жаль, парень собирался его расспросить. Вбану собственноручно приготовил горячий напиток из коры какого-то дерева, и после одобрения атамана, налил всем желающим. Прихлебывая кисловатый отвар, волхв аккуратно раскладывал в памяти все впечатления, писать не было ни желания, ни возможности. Спесь негромко обсуждал со старшими и вождём очередность караулов. Ночной мрак, особо сгустившийся у костра, качнулся и выпустил на свет караванщика. Погладив свою бороду двумя руками, он поклонился, и невысоким густым голосом спросил:

— О высокочтимые служители великого духа Авось, и ты воевода, чья кожа цвета ночи не может скрыть сияния белоснежной честности, позволите ли мне, скромному купцу, присоединиться к вашей беседе, полной похвальной бдительности, и благоухания прямоты.

Несколько минут стояла оглушительная тишина, казалось, даже ветки в костре перестали потрескивать ожидая ответа атамана.

— Конечно, присаживайтесь, глубокоуважаемый…

— Ибн-Комод, так зовусь я от Йемена до Бейрута.

— Теперь так будут звать тебя и гораздо севернее, Ибн-Комод, — торжественно провозгласил Спесь и сам подал купцу чашу с отваром.

— Много слышал я о далеких и непроходимых лесах, где водятся удивительные звери и живут удивительные люди, только встретиться никак не удавалось. Теперь мне повезло, и смею надееться, что вождь согласится наполнить кувшин моего любопытства чистейшей влагой своего рассказа.

На этот раз Спесь Федорович был настороже, тем более и Синбад вспомнился. Так что задержка на понимание была незаметной.

— Конечно, расскажу, о Родине всегда приятно вспомнить. Но с условием, что Ибн-Комод тоже откроет засовы своей памяти, и усладит наш слух какой-либо историей. Молодых у нас много, а им всегда полезно послушать о других странах и народах.

Отпив из чаши, караванщик посмотрел на огонь, и согласился:

— Молодым надо слушать про чужие страны, чтобы учиться понимать других.

Спесь Федорович приосанился, и повёл речь, не хуже какого-нибудь скальда. Ивашка тревожно обернулся, нет, показалось. Эйрика оставили около ладьи, Гриць попросил, сказал, чтобы дикие звери и люди не мешали. Но как воспевал отчизну Кудаглядов! До небес вздымались стройные деревья, и воздух из тех лесов можно было продавать на базарах, по золотому за вздох. Небо терялось, смотря в голубизну озер, и само путалось, где кончалась вода и начиналось оно. Звенели морозы и волки гонялись за путниками, чтобы сорвать с тех тулупы и валенки. Кружилась голова от женского пения, и мужи могучие, смело выходили на кромешный бой, ибо разные бывают соседи, иных только дубьем в чувство и приведёшь. Тяжело, невыносимо тяжело уходить из тех мест, но тем радостнее возвращаться. И лучшее место это на всей земле, потому что именно там находиться сердце этого мира. Где-то есть голова, где-то есть и желудок. А сердце и душа мира у нас!