И Октавиан делал все, что мог. Когда, наконец, 7 сентября 1159 года, после многочисленных попыток Октавиана помешать избранию его соперника, собрались кардиналы, ситуация по-прежнему оставалась запутанной. Требуемое единогласное избрание одного из кандидатов могло состояться лишь при условии, что сторонники другого воздержатся от голосования. Но на это никто не соглашался. И тогда Октавиан внес последнее компромиссное предложение: пусть каждая сторона назовет из числа представителей противоположной стороны кандидатуру, по которой можно будет достичь согласия. Однако сторонники Роланда громко запротестовали. Они заявили, что их терпению пришел конец, что они и так слишком долго принимали во внимание мнение меньшинства, а посему пора, наконец, принести папскую мантию и облачить ею Роланда.
Между тем в соборе Святого Петра клир и римский народ, приглашенные для обряда аккламации — приветствия ликующими возгласами новоизбранного папы, час за часом ждали решения. И вот показался кардинал Оддо, друг Роланда, спешивший в ризницу с перекинутой через руку пурпурной мантией. Кажется, победа «сицилийцев» обеспечена. В любой момент мог показаться Роланд, и все приготовились ликованием засвидетельствовать избрание его новым главой католической церкви.
Однако вместо этого из ризницы донесся громкий крик, после чего там началась шумная возня, явно не имевшая отношения к посвящению в папский сан. Ожидавших, среди которых был и Отто Виттельсбах, охватило беспокойство. Они вскочили со своих скамеек и ворвались в небольшое помещение позади главного алтаря. Здесь их взгляду предстало диковинное зрелище. В то время как Роланд и Октавиан осыпали друг друга бранью, их сторонники, почтенные святые отцы, дрались за пурпурную мантию, пытаясь вырвать ее из рук друг друга. Мгновенно оценив ситуацию, не допускавшую промедления, Отто Виттельсбах зычным голосом возвестил: «Октавиан станет папой! Только Октавиан принесет мир!» И сразу же на первый план выступили вооруженные люди, друзья и сторонники того, чье имя было только что оглашено.
При виде обнаженных мечей кардиналы тут же прекратили борьбу за мантию. Потрясенный Роланд отпрянул назад, а изодранный в клочья пурпур исчез, переходя из рук в руки его единомышленников. Зато в руках двух капелланов Октавиана появилась другая мантия, которую они, торопливо расправив, накинули на плечи своего господина. В спешке и волнении они не заметили, что головная часть мантии оказалась внизу. Тщетно пытаясь нащупать застежку, Октавиан нервными торопливыми движениями теребил и вертел вокруг шеи кисти подола. Драма перешла в комедию, и кое-кто из зрителей не смог сдержать смеха.
Однако вскоре воцарилась тишина. В то время как Роланд и его сторонники скрылись в укрепленных домах на соборной площади, перед алтарем появился Октавиан и, благословляя, распростер руки. И тогда клир и римский народ пали на колени, приветствуя возгласами одобрения новоизбранного. Теперь не могло быть сомнений в том, что Октавиан, отныне именовавшийся Виктором IV, стал законным папой! После обряда аккламации он, облаченный в папскую мантию, принялся раздавать апостолическое благословение у главного алтаря собора Святого Петра. Как будто ничего и не произошло только что за кулисами этой величественной сцены.
Роланд покинул город и направился в Нимфею, где собралось великое множество его сторонников. Прошло всего восемь дней, но и этого оказалось достаточно, чтобы настроение в Риме совершенно переменилось. Представители знатного семейства Пьерлеоне, враждебного императору, будоражили народ. Если поначалу римляне думали, что Роланд, бежав из собора Святого Петра, добровольно и окончательно отказался от дальнейшей борьбы за папский престол, то теперь его называли мучеником, уступившим во избежание кровопролития в святом месте. Виктора же клеймили как похитителя папского достоинства. Тот самый народ, который еще недавно возгласами одобрения приветствовал нового господина Рима, под впечатлением от речей присланных из Нимфеи проповедников столь враждебно настроился по отношению к нему, что тот предпочел покинуть город в поисках убежища в более безопасной Фарфе.
18 сентября 1159 года в Нимфее «мученика» Роланда провозгласили папой, облачив его в пурпурную мантию. На следующий день, в воскресенье, он был рукоположен в сан, получив после помазания святым миром папскую тиару. Дабы показать всем собственное неприятие императора и Империи, он взял имя Александра 111. Александр II, родом итальянец, был известен тем, что первым из пап успешно противостоял немцам. Октавиану направили послание, в коем предписывалось в течение недели освободить незаконно занятый престол, иначе его вместе со всеми сторонниками поразит стрела церковного отлучения.
В ответ на это и Октавиан велел рукоположить себя в сан папы и, пребывая в окружении лишь немногих друзей, отныне всецело уповал на энергичное вмешательство императора, желание которого он постарался выполнить, как мог. Однако он не осмелился обратиться к нему самому, а попросил канцлера походатайствовать за него. Одновременно он адресовал всем государям христианских стран энциклику, в которой сообщал о своем избрании, законность коего обосновал ссылкой на облачение папской мантией и аккламацию клиром и римским народом.
Но и Александр не бездействовал. 27 сентября в Террачине он объявил об отлучении от церкви своего противника со всеми его сторонниками, сопроводив оглашение исполнением традиционного мрачного обряда погашения свечей. Действуя так, словно не было и тени сомнения в правомерности его поступков, он вслед за этим оповестил весь мир о своем избрании на папский престол и об отлучении еретика Октавиана от церкви. Пребывая поначалу в сомнении, следует ли ему официально уведомить императора о своем избрании, как того требовал обычай, он решил было не делать этого, предпочтя проводить враждебную Империи политику и отстаивая принцип верховенства папы по отношению к светской власти. И все же, рассудив, что полное игнорирование императора было бы преждевременным объявлением ему войны, он велел своим кардиналам сочинить длинное письмо Барбароссе с изложением всех перипетий собственного избрания папой. Содержалась в нем и выраженная в почтительных тонах просьба о защите святой церкви в качестве ее «уполномоченного фогта и покровителя», которому он, папа, собирался оказывать уважение, а также «всеми силами содействовать приумножению его славы». Письмо нарочно сочинялось в таких выражениях, чтобы дать понять императору: папа Александр III впредь намерен занимать иную позицию, нежели прежний папский канцлер Роланд.
Однако ни показное смирение, ни намеки на смену политического курса не помогли. Император крайне неблагосклонно воспринял это письмо. Рассказывали даже, будто он, усмотрев в нем оскорбление его императорского величества, сгоряча велел казнить подателей сего, и лишь вмешательство Генриха Льва в самый последний момент предотвратило исполнение жестокого приказа. Барбаросса, действуя в полном единодушии со своим канцлером Райнальдом Дассельским, не хотел идти ни на малейшие уступки. Все должны были знать, что он признает только одного папу — Виктора IV, своего верного Октавиана, а самозванца Роланда не потерпит на престоле Святого Петра.
Когда Фридриху доставили в его полевой лагерь у стен Кремы донесение о происшедшем церковном расколе, он сразу понял, какая угроза для Империи проистекает из этого. В письме архиепископу Зальцбургскому Эберхарду, мнением которого он дорожил, Барбаросса, дабы создать видимость, будто затрудняется в выборе, заявил, что лишь того признает папой римским, кто способен обеспечить мир и единство церкви и Империи. Об этом же он говорил и многочисленным епископам, посетившим его в октябре у Кремы. Они, в свою очередь, посоветовали ему попытаться убедить одного из пап отказаться от тиары, благодаря чему удалось бы преодолеть схизму. Идея понравилась Барбароссе, и по его распоряжению были направлены приглашения королям и епископам прибыть на церковный собор в Павию в первых числах 1160 года, чтобы совместно рассмотреть обстоятельства выборов, состоявшихся 7 сентября, и решить, кому из двух претендентов быть папой.