Бруно услышал звуки, сопровождающие раскуривание сигары, и это было признаком того, что Магнус начинает терять терпение. «Как бы не пришлось хозяину второй раз принимать ванну», — подумал Бруно.

— Я так понимаю, вся эта болтовня — лишь предисловие к чему-то более существенному, док?

— Я как раз к этому подхожу. Человек, в отношении которого проводила расследование проповедница, один из лучших твоих работников. Ричард Шанти. Ледяной Рик. Он потомок древнего рода.

— Да, это знаменитая династия скотников. И что с того?

— Так вот, кто бы ни выкрал ту запись из архива, он явно прикрывал преступление или обвинение в преступлении настолько серьезном, что даже читать или слышать о нем было небезопасно. В «Велфэр» так обеспокоены этим, что собираются допросить Шанти.

— Они не могут этого сделать. Он мой лучший забойщик. Сейчас, когда мы остались без электричества, он нужен нам больше, чем когда-либо.

— Магнус.

— Что?

— Они ставят его наравне с пророком Джоном. Джоном Кол…

— Я знаю, о ком ты говоришь, черт возьми! — закричал Магнус. — Какая между ними связь?

— Я не знаю. Но и они не знают. Какой бы информацией ни обладал Шанти, ты должен получить ее раньше, чем они. И тебе намного легче это сделать, ведь он работник твоего завода.

В комнате воцарилось молчание, которое Бруно не мог истолковать. Он подумал, что лучше уйти от двери и вернуться к себе, но любопытство оказалось сильнее страха.

— Я не уверен, что это стоит трех быков, док.

— Я еще не закончил. Самое интересное я приберег напоследок.

— Выкладывай.

— Великий епископ направил всех свободных проповедников на поиски пророка Джона. Он намерен схватить его раньше, чем это сделаешь ты, и устроить показательный процесс. Религиозный, если ты понимаешь, что я имею в виду. Он хочет использовать уничтожение пророка Джона для восстановления религиозного контроля над городом. Он хочет, чтобы ты и мясные бароны будущего вновь стали ручными собачками «Велфэр» — как в старые времена.

Бруно услышал уже достаточно, чтобы сообразить, что Магнус может вырваться из комнаты в любой момент. Он тихо прошел в коридор.

Из гостиной доносились крики и рев хозяина. С каждым днем он все больше напоминал зверя.

Проповедница Мэри Симонсон умирала, и она об этом знала.

Она села на больничной кушетке, прислонившись к оштукатуренной стене. Великий епископ был чрезвычайно добр к ней. Теперь, когда конец был близок, она чувствовала, что его особая расположенность вызвана скорее желанием загладить свою вину, а не состраданием. Но все равно она была ему благодарна.

Доктор Феллоуз навещал ее не менее двух раз в день, и она терпеливо принимала его снадобья и еду, хотя не без тошноты. Она знала, что доктор действует из лучших побуждений, но понимала, что он не всесилен. Она могла бы лежать здесь, в комфорте, — если бы не боли в желудке и дрожь, которая теперь, казалось, проникла в самые кости, — и тихо ждать смерти, только совсем не так она хотела закончить свою жизнь. Напоследок ей хотелось выйти на улицу, в город, куда угодно, только не оставаться в этой комнате.

Теперь у нее было много времени на раздумья. Мыслями она часто возвращалась к проповеднику Пилкинсу, представляла себе, каким он мог быть человеком. Она все пыталась понять, что же он обнаружил такого опасного, или угрожающего, или секретного, что ему пришлось выкрасть это из архива. Но у нее не было доступа к документам, свидетелям и другим источникам информации, поэтому она просто лежала и размышляла.

Ее мысли блуждали там, куда телу был вход заказан. В своем воображении она летала над знакомой местностью, выискивая тайные знаки на земле. Она пыталась расшевелить память. Перед лицом собственной смерти она думала о смерти других людей, обо всех смертях. Ее внутренние блуждания завели ее в совершенно неожиданные уголки сознания. Она впервые задумалась о природе правды и была потрясена тем, как мало она знает.

Пришло время ее последнего путешествия, на этот раз в реальном мире. Она собиралась пройтись по улицам Эбирна и там, куда приведут ее ноги, встретить свою смерть. Мэри Симонсон чувствовала, что только так она сможет найти крохотный осколок правды, который утешит ее перед кончиной.

Она спустила ноги с постели.

Это было трудно. Труднее, чем она ожидала, и в течение мгновения она думала о том, чтобы лечь обратно, оставить глупые затеи, рожденные больным рассудком, и забыться во сне навсегда. Но мгновение пролетело, и вот уже ее голые ступни коснулись холодного и шершавого каменного пола. Она оглядела свои ноги. Они были худые и бледные. Руки были не лучше. А вот живот был твердым и выпирал вперед. Она как будто была беременна болезнью. Когда она встала с кровати, ей пришлось обеими руками опираться на стену, прежде чем мир перестал вращаться и белая пелена спала с глаз.

Мэри Симонсон нашла свою одежду в маленьком шкафу и оделась. Сунула ноги в ботинки, зашнуровала их кое-как, насколько хватило сил, и, соблюдая осторожность, вышла из комнаты, а потом и из Собоpa. Ее маленькие шаги уносили ее все дальше от центра города, от его грязных и голодных жителей.

Она оказалась на дороге, ведущей к дому Ричарда Шанти.

Грузовики, как обычно, привезли мужчин на работу, но там царил хаос. На заводе и без электричества было много работы, но никто не знал, как ее организовать. В городе случались перебои со светом, но на заводе Магнуса этого никогда еще не было.

Даже Торранс был в замешательстве. Он стоял, окруженный взволнованными рабочими.

— Думаю, мы можем двигать туши вручную от одного участка к другому, — сказал он. — Но вот что делать со шпарильными чанами, ума не приложу.

— Чертовски правильно замечено, — сказал один из свежевальщиков.

— А что слышно от Магнуса? — спросил кто-то.

— Всего два слова, — ответил Торранс. — Продолжать работу.

— А как мы будем их забивать? — спросил Хейнс.

— Вот именно, — подхватил другой. — Мы же не можем просто так подвесить их за ноги и перерезать глотку. Это против заповедей.

Торранс об этом уже подумал.

— Будем делать это вручную. Кувалдой и стальным гвоздем. Эффект тот же. Только придется поднапрячься.

Рабочие пожали плечами. Большинство из них не работали на убое, поэтому им было все равно, каким способом умерщвлять животных.

Потом началось многоголосое обсуждение недавних событий.

— Ты видел взрывы?

— Нет. Хотя и слышал.

— Говорят, станцию уже не восстановить.

— Я тоже слышал. Как бы нам ни пришлось до конца жизни работать вручную.

— Я попрошу повысить зарплату.

— Разбежался. Сначала Магнус отрежет тебе яйца и съест их у тебя на глазах.

Раздался смех.

— Слышали, что он сделал с бригадой газовиков?

Смех тут же прекратился.

Торранс заполнил паузу, сказав:

— Давайте-ка сделаем так, чтобы у нас ничего подобного не произошло, договорились, парни?

Все согласились.

— А как насчет молочного цеха, босс? — Это был Парфитт. — Мы не можем доить коров без оборудования.

— Выход только один, — сказал Торранс. — Придется подносить телят к коровам, пока мы что-нибудь не придумаем. А пока по возможности доите вручную.

— Вручную? Разве это не святотатство?

— Забудьте о заповедях, людям нужно молоко.

Парфитт выглядел потрясенным.

— Не переживай, парень. Ты справишься. И хочу всех предупредить: не отлынивать из-за аварии. Это не оправдание. Помните слова Магнуса: продолжать работу.

Торранс смотрел, как черный автобус заезжает в главные ворота и паркуется. Он был полон людей в черном. Вышел только один человек. Торранс узнал Бруно, цепного пса Магнуса, который стремительно шел через заводской двор. Скотники перед ним расступались.

— Где мы можем поговорить? — спросил Бруно, подойдя к Торрансу.

Торранс пожал плечами.

— Пошли.

Он провел Бруно на скотобойню, и они поднялись на его наблюдательную площадку. Там находился маленький кабинет Торранса со столом, двумя стульями и застекленными окнами по всему периметру.