— Ну вот, — заговорщицким тоном произнес последний, — все трое умчались: адвокат в кабриолете, малыш-нотариус на редкостном одре, а щелкопер-приказчик — на старом рыдване. Ну а вы? Вы что, никуда не спешите?

— Твои лошади уже отдохнули? — поинтересовался Луицци.

— Осталось только запрячь их, — заверил его кучер. — Я дал им тройную порцию овса.

— Тройная порция в Нормандии заставляет шевелиться не только старых кляч, но и людей, — усмехнулся Луицци.

— Как и везде, милсдарь.

— Да, но как бы не было слишком поздно…

— Ну что вы! — воскликнул кучер. — Я знаю одну дорожку, которая вдвое сократит нам время в пути, и вы запросто их опередите, честное слово!

Луицци задумался на минуту; его мало прельщало участие в этой гонке за приданым, но уж очень заманчива была идея посмотреть на лица конкурентов при их триумфальном прибытии в Тайи, и потому он сказал:

— Слушай: даю два луидора, если первым окажусь в Тайи, но всего пятнадцать су в том случае, если буду только вторым.

— В таком случае, — сказал кучер, — нам не о чем говорить. Адвокат тоже не лыком шит — он рванул по тому же проселку и будет у замка раньше нас.

— Три луидора, если удастся.

— Нет, никак не получится, — повесил голову кучер. — В самом деле, уже поздно, как вы только что изволили заметить. Подумать только — из-за каких-то несчастных шести ливров, что дал мне этот гадкий крючкотвор, я теряю такие роскошные чаевые! Он мне за это заплатит!

— Ничего себе! — чуть не вспылил Луицци. — Так он дал тебе шесть ливров, чтобы ты придержал меня здесь?

— А! Да вы сами-то ничем не лучше! Такой же полоумный! Не говорите мне больше ничего! — Раздосадованный кучер повернулся к Луицци спиной.

— Одну минутку, эй ты, плут! — остановил его Луицци. — Не забудь, что мне нужно оказаться завтра в Тайи раньше, чем там кто-нибудь продерет глаза.

— Об этом и речи нет, — согласился кучер, — все будет в ажуре.

И действительно, еще до рассвета барон, который вечером рухнул на постель, даже не подумав раздеться, услышал, как в его берлину запрягают лошадей; он поднялся, заплатил по счету и немедленно отправился в путь.

Встреча с господами, что ужинали с ним накануне, напомнила барону одно высказывание Сатаны: «Ты видел алчность в самом низком ее проявлении; не хочешь ли увидеть ее и в другом обществе?» Он даже подумал на мгновение, что вроде бы случайная встреча с тремя соискателями выгодной партии — не что иное, возможно, как воля Дьявола, но решил, что ему следует самостоятельно извлечь урок из этого события, не прибегая к откровениям лукавого.

Вот в таких благих размышлениях пребывал Луицци, когда подъехал к закрытой наглухо решетке ворот парка Тайи, из-за которой уже издалека слышался истеричный грозный лай двух или трех собак. Сначала барон подумал, что именно его появление заставило страшных зверюг проявить бдительность, но затем справа и слева от решетки разглядел две неясные тени, слонявшиеся туда-сюда вдоль ограды. Луицци нельзя было назвать трусом, однако встреча с двумя злоумышленниками в столь ранний час, а также неистовая ярость псов, внушили ему естественный страх, и он торопливо затряс решетку. Раздался звон колокольчика, и тут же две тени бегом бросились к барону. Луицци ничего не оставалось, кроме как прислониться спиной к воротам, достать миниатюрный кинжал, спрятанный в рукоятке трости, и молиться Богу или Дьяволу, но в эту минуту он узнал господ Фурнишона и Маркуана. Промокшие и продрогшие, они представляли из себя самое жалкое зрелище: лица их окоченели и посинели от рассветного холодка, а волосы растрепались и намокли от росы. Пока Луицци ошарашенно рассматривал их, не зная, что и подумать, господин Маркуан гневно прокричал:

— Звоните! Звоните сколько угодно! Сам Сатана и то вам не откроет!

— Тысяча чертей! — вторил ему приказчик в бешенстве, которое явно должно было его слегка согревать. — Мы подняли такой адский трезвон — и все напрасно! И если бы не эти шелудивые псы, то, клянусь честью, я бы взял эту стену приступом!

— Так что, господа, неужели ворота на запоре с тех пор, как вы сюда прискакали? — Луицци еле сдерживался от распиравшего его все больше и больше хохота. — Что же вы не вернулись в гостиницу?

— Каким образом, черт вас раздери? — взорвался клерк. — Я приезжаю сюда, и кучер быстренько сгружает мои чемоданы, проворчав напоследок: «Позвоните понастойчивей, вам откроют». После чего я отсчитал ему некоторую сумму, что продолжалось довольно долго, поскольку пальцы мои совершенно замерзли, и тут приезжает вот этот господин на своем жутком тарантасе. Он оказался даже еще проворнее, чем я, — заплатил пройдохе-кучеру авансом. Не успев меня разглядеть, он уже спрыгнул на землю и закричал: «Разгрузите мою карету! Ах, господин Маркуан, вы не хитрее меня! Вам не удастся первым представиться господину Риго!» Ну, и так далее и еще тысяча подобных глупостей.

— Неужели? — фыркнул приказчик.

— А! Конечно, глупостей, если не сказать хуже. Представьте, господин барон, он вообразил, что я приехал сюда для того, чтобы… Но оставим это. Так вот, пока мы тут препирались, его таратайка с грохотом укатила, и господин приказчик, точно так же, как и я, остается перед этой проклятой решеткой. Я звоню раз… Два. Три! Тишина. Звоню, звоню опять… Ничего! И наконец, протрезвонив добрый час, мы поняли, что нас разыграли, проводив к необитаемому замку.

— Или обитаемому только зубастыми псами. — Тут Луицци уже не смог удержаться от смеха.

— И в результате мы вынуждены оставаться здесь. А вдруг кто-нибудь позарится на наш багаж? А унести его мы не в силах…

— Гром и молния! — зашелся от ярости приказчик. — Пусть меня повесят, если я не обломаю свою трость о спину мерзавца, который нас сюда завлек!

— О! Я подам на него в суд, — поклялся также клерк, — я ему покажу, как шутить с порядочными людьми!

— Эй, а в чем, собственно, дело? — подошел Малыш Пьер. — Вы просили проводить вас к замку Тайи, к господину Риго, и вот вы здесь.

— Этого не может быть, нам бы открыли. Мы едва не разнесли этот проклятый звонок в клочья!

— Который? — буркнул кучер.

— Черт тебя возьми! Вот этот, какой же еще? — И господин Фурнишон с бешенством дернул за цепочку, так что трезвон разнесся по всей округе, а собаки за оградой чуть не захлебнулись от справедливого гнева.

— Так это не тот звонок, — спокойно проронил кучер, — усадьба находится в доброй четверти лье, на другом конце парка, и оттуда ничегошеньки не слышно; вот что могло бы вас устроить.

И тогда малыш Пьер нажал на небольшую кнопку, спрятанную в выбитой на приличной высоте нише.

— Боже! Ну и недотепа! — заорал господин Фурнишон, обернувшись к маленькому клерку. — Битый час вы искали другой звонок!

— А как я мог его найти, если он черт знает на какой высоте, — ответил клерк, и в самом деле по причине небольшого роста вряд ли сумевший бы достать до кнопки. — Вы, великан, могучий и ловкий, словно Голиаф{248}, только ругались, как грузчик, вместо того чтобы поискать самому как следует — уж вы бы его нашли, вам стоило только руку протянуть!

— Ну разве можно быть таким недомерком? — разъярился вконец приказчик.

— Ну разве можно быть таким тупоголовым? — еще яростней ответил ему клерк.

— Господа, господа! — прокричал Луицци; он едва сдерживал судорожный смех, пытаясь найти способ успокоить распетушившихся женихов.

— Подите прочь, и там смейтесь, господин барон из берлины, — вы же видите, во что превратилось мое платье и шляпа, да и сапоги уже в совершенно неприглядном виде. — И приказчик выдал своей шляпе несколько нещадных щелчков, приговаривая: — Ох уж этот недонотариус!

— Вы просто смешны, — сказал клерк, — я продрог до мозга костей и, может быть, заработаю воспаление легких из-за вашей дурости.

— Ну да, конечно, из-за моей, — саркастически усмехнулся приказчик.

— Оставьте меня в покое, — завопил клерк, уже совершенно выйдя из себя, — занимайтесь лучше своей драгоценной шляпой!