Явно нехотя он обратил свой взор на очередного пациента.

— Жизнь уже не в радость, — проговорил мужчина. — Можно сказать, просто влачу существование.

— Все мы живем, проживая день за днем, — невпопад отозвался психиатр.

— Но всегда ли это должно превращаться в пытку?

— Нет.

— Вчера вечером я едва не покончил с собой. Нет, позавчера. Я чуть было не прыгнул в реку с моста Морриси.

— И что же?

— Подошел полицейский. Да в общем-то я и не собирался прыгать.

— Почему же?

— Не знаю.

Все было, как обычно — так же бесконечно тянулась беседа врача с пациентом. Доктор уже научился слушать, совершенно не вдумываясь, что-то машинально отвечая, действуя, как и всегда, но даже не вслушиваясь в то, что говорилось ему. «Интересно, — подумал он, — приношу ли я этим людям хоть какую-то пользу? Может быть, им просто нужно выговориться и не хватает только некоей иллюзии слушателя. А вдруг вся моя профессия есть не что иное как игра в интеллектуальную доверительность. Если бы я был священником, — пронеслась и такая тоскливая мысль, — то в минуты потери или колебания веры мог бы пойти к епископу, а у психиатров нет своих епископов. Единственное, чего недостает этой профессии, это демократической иерархии, а классические религии не могли быть организованы таким образом».

Тем временем ему рассказывали про сновидения. Почти все его пациенты испытывали наслаждение, излагая ему содержимое своих снов, и это одно было источником безграничного отчаяния для психиатра, который не мог припомнить ни одного собственного. Случалось, он убеждал себя, будто все это лишь повальное притворство, что никаких снов вообще не существует. И потому только с академическим интересом выслушивал этот сон, изредка поглядывая на часы и мечтая о том, чтобы поскорее протекли последние пятьдесят минут. Психиатр знал, что увлечение снами свидетельствует о постепенном снижении интереса к жизни, крепнущем желании покончить с ней, пока что сдерживаемом страхом и моральными запретами. Ему было любопытно, как долго его пациент сможет подавлять в себе губительный соблазн. Он приходил сюда уже три недели, и болезненный процесс лишь усугубился.

И вот очередной сон. Психиатр закрыл глаза, вздохнул и почти уже не слушал. Всего пять минут, сказал он себе. Пять минут, этот зануда наконец уйдет, а он попробует уговорить пышную блондинку Ханну проделать вместе с ним кое-какие физические упражнения. Буквально накануне вечером он вычитал в одной книжке такое…

Доктор посмотрел на человека — в его прикрытых густыми бровями, глубоко посаженных глазах таилось чувство вины и страха.

— Доктор, я хочу, чтобы мне сделали промывание желудка, — проговорил мужчина. — Я пришел по адресу или мне лучше обратиться в больницу?

— А что с вами стряслось?

— Таблетки.

— Какие таблетки? Снотворное?

— Да.

— Какое именно? И сколько вы приняли?

Пациент назвал лекарство. Он выпил двадцать таблеток.

— Десять — уже летальная доза, — встревожился доктор. — И как давно это произошло?

— Полчаса назад. Нет, меньше. Минут двадцать.

— И потом сразу поняли, что пора прекратить валять дурака, да? Насколько я могу судить, вы все еще не уснули. Двадцать минут? Зачем же было так долго ждать?

— Не мог никак решиться? Ну что ж, попытаемся помочь вам.

Само по себе промывание желудка было малоприятной операцией, а последующий анализ содержимого желудка тем более. Да и времени она, как заметил доктор, занимает прилично. К счастью, таблетки еще не успели раствориться и попасть в кровь.

— Вы будете жить, — сказал доктор.

— Спасибо.

— Не стоит благодарности. Мне придется сообщить об этом куда следует.

— Мне бы не хотелось утруждать вас. Я ведь… Я и так нахожусь на учете у психиатра. А это было лишь несчастным случаем, не более того. Не делайте этого, док.

— Двадцать таблеток? — доктор пожал плечами. — Будет лучше, если вы расплатитесь со мной сейчас. Терпеть не могу посылать счета потенциальным самоубийцам. Никогда ни в чем нельзя быть уверенным.

— За эти деньги лучшего вам не найти, — заметил продавец. — Впрочем, если вы не постоите за ценой, то сможете приобрести оружие, обладающее гораздо большей прицельностью и дальностью стрельбы. Это обойдется вам всего на несколько долларов дороже…

— Нет, и это вполне подойдет. И дайте еще коробку патронов.

Продавец выложил коробку на прилавок.

— Может, три коробки?..

— Нет, хватит одной.

— Дело ваше, — сказал продавец. Он извлек из-под прилавка регистрационный журнал и раскрыл на нужной странице. — Пожалуйста, распишитесь вот здесь. Это чтобы власти штата чувствовали себя спокойнее.

Когда мужчина вернул журнал, продавец проверил роспись.

— А теперь, мистер Райт, мне хотелось бы взглянуть на ваши документы. Достаточно будет водительского удостоверения. — Он взял протянутую ему книжечку, сверил подписи, списал регистрационный номер и удовлетворенно кивнул.

— Спасибо, — проговорил мужчина, получив сдачу. — Большое вам спасибо.

— Спасибо и вам, мистер Райт, — надеюсь, вы славно попользуетесь нашим оружием.

— Это уж точно.

В тот же самый вечер в девять часов Эдвард Райт услышал звонок в дверь. Держа стакан в руке, он спустился вниз, допил коктейль и подошел к выходу. Выглянув наружу, он тотчас узнал посетителя, на мгновение заколебался, потом распахнул дверь.

Гость направил дуло револьвера в живот хозяина.

— Марк…

— Пригласи меня внутрь, — сказал тот. — Здесь холодно.

— Марк, я не пони…

— Ну же!

Уже в гостиной Эдвард Райт понял, глядя в дуло револьвера, что ему суждено умереть.

— Ты убил ее, Эд, — проговорил Марк. — Она хотела развестись с тобой, а ты этого не мог вынести, не так ли? Я попросил ее уехать со мной и забыть про все, забыть тебя, но она не послушалась меня, и ты убил ее.

— Ты с ума сошел!

— Ты неплохо обтяпал это дельце, так ведь? Ловко инсценировал несчастный случай. Интересно, как же на самом деле ты все это проделал?

— Я ударил ее.

— Ударил и убил? Просто так?

Райт сглотнул слюну. Он посмотрел на револьвер, потом на Марка.

— Я ударил ее несколько раз. Да, несколько раз. А потом спустил вниз по лестнице в подвал. Но ты не сможешь пойти в полицию, и тебе это прекрасно известно. Они ничего не докажут и не поверят тебе.

— Мы не пойдем в полицию, — сказал Марк. — Я с самого начала не собирался идти к ним. Им ни за что не догадаться о причинах убийства. Я мог бы подсказать им, но промолчал. А теперь, Эдвард, сядь за письменный стол. Сейчас же! Вот, правильно. Возьми лист бумаги и ручку. Делай, как я сказал, тебе же лучше будет. Я хочу, чтобы ты написал письмо.

— Но ты не можешь…

— Пиши! Я не могу долго выносить этого. На сей раз я уже не промахнусь. Не забудь поставить свою подпись.

— Я этого не сделаю.

— Сделаешь, Эдвард, — Марк прижал дуло револьвера к подрагивающему затылку собеседника.

— Ты не сможешь, — проговорил Райт.

— Смогу.

— Марк, тебя повесят. Тебе не удастся выйти сухим из воды.

— Какое отношение я имею к самоубийству, Эдвард?

— Никто не поверит в то, что я совершил самоубийство. Даже с предсмертной запиской.

— Ты только напиши ее, Эдвард. Потом я дам тебе револьвер и оставлю наедине с твоей совестью. Я точно знаю, что ты сделаешь.

— Ты…

— Я не хочу убивать тебя, Эдвард. Мне только хочется, чтобы ты написал записку — для моего спокойствия. Потом я оставлю тебя здесь.

Райт не особенно поверил Марку, но ощущая затылком дуло револьвера, понимал, что выбора у него не было. Он написал то, что требовалось, и поставил свою подпись.

— Повернись, Эдвард.

Райт повернулся и изумленно воззрился на гостя. Тот совершенно преобразился. — Искусственные густые брови, парик, глубоко запавшие глаза…

— Эдвард, как по-твоему, на кого я сейчас похож?