Бутси хотел было пройти по коридору и заглянуть в спальню, чтобы убедиться в своей правоте, но одолели сомнения. Вдруг Бернис проснется и примет его за взломщика? Или Той вернется и все неправильно поймет, и Бутси ждет участь Йема Фергюсона – будет так же валяться со свернутой башкой?

Поручение он, можно считать, выполнил. Бутси на цыпочках направился к выходу.

И вдруг услышал стон. Низкий, хриплый.

Бутси двинулся на звук. Сначала заглянул в комнату, где у Тоя хранилось спиртное, и чуть там не застрял. Всюду ящики бурбона, скотча, водки, джина, рома и невесть чего еще – мечта любого пьяницы. А стоит ли и дальше оставаться почти трезвым?

Бутси робко шагнул к ящику виски. Этот шаг все перевернет. Никто больше не станет ему доверять – но, черт возьми, как же хочется глоточек, ох как невтерпеж. Бутси залез в ящик, выудил бутылку и откупорил, начисто забыв, зачем его сюда послали.

Он собрался было отхлебнуть – и снова стон, на этот раз громче. Бутси вздрогнул так, что пролил на себя драгоценную влагу.

– К черту, – сказал он обреченно, поставил бутылку и попятился из комнаты.

Он нашел Бернис в ванной на полу, ничком, в костюме Евы. Она была само совершенство, как и представлял он или любой другой мужчина, хоть раз видевший ее, но Бутси ее прелестей не заметил, столько там было крови. Алые пятна на бортике ванны, кровь в волосах Бернис, струйки крови на ее коже.

Бутси застыл как оглушенный, не в силах дохнуть. С минуту он не двигался, ноги не слушались. Наконец ввалился в кухню и схватил трубку телефона. Пришлось рявкать на старушек, болтавших по спаренной линии, чтобы закруглялись, из-за них не дозвониться до Эрли Микса. От волнения Бутси не услышал предательских щелчков, когда кумушки вновь сняли трубки, чтобы узнать, из-за чего переполох.

Эрли выслушал бессвязную речь Бутси, разобрал, что Бернис тяжело ранена, может быть умирает, а все вокруг залито кровью.

– Она на что-нибудь реагирует? – спросил Эрли.

– Что-что?

– Разговаривает? Может открыть глаза и посмотреть на тебя?

– Не знаю. Не знаю! – Бутси едва не плакал от тоски и страха. – Лежит ничком, боюсь ее тронуть.

– Откуда же ты тогда знаешь, что она жива?

– Мертвецы не стонут, – ответил Бутси. – А она все время стонет.

– Сейчас позвоню в «скорую» и буду с минуты на минуту, – сказал Эрли. – Никуда не уходи, слышишь, Бутси?

Бутси слышал и прекрасно понял, что значат слова Эрли. Что бы ни случилось с Бернис Мозес, вина, скорее всего, падет на него, Бутси Филипса.

Когда Эрли добрался до дома Тоя, Бутси тошнило на крыльце.

– Где она? – спросил Эрли, взбегая по ступенькам.

– В ванной, – выдавил Бутси.

Эрли пронесся мимо него в дом. Бутси прислушивался к его шагам и, когда они затихли, приготовился к худшему. Прошла минута страшной тишины, и голос Эрли прогремел, как из пушки:

– Бутси! Быстро сюда!

Вот и все. Наверное, Бернис умерла, и он, Бутси, первый подозреваемый, и бежать некуда, все равно найдут. «Вот, – ворчал он про себя, – что бывает, когда ходишь почти трезвый». Пей он как раньше, нежился бы сейчас в «Открыт Всегда», как дитя на руках у матери. Был бы восхитительно пьян, спал бы, наверное, под бильярдным столом. Да куда там! Его стало заботить, что думают люди, он исправился ради них, отсюда все беды. Делать нечего, сам заварил кашу, сам и расхлебывай.

Бутси нехотя поплелся в дом. Вдалеке уже слышался вой сирен. У Бутси подгибались ноги. У двери ванной он застыл, не в силах сделать ни шагу.

Эрли склонился над Бернис (точнее, над телом Бернис), держа в руке порожнюю винную бутылку.

– Знаешь, что это?

– Я ни капли в рот не брал! Начал, да не успел.

– Ты-то, может, и не успел, – хмыкнул Эрли, – зато она успела.

Он перевернул бутылку вверх дном, и на пол закапала кровь. Или что-то похожее на кровь.

– Сливянка, – сказал Эрли. – Видать, нализалась в стельку, а когда вылезала из ванны, споткнулась, да так и уснула с бутылкой в обнимку. Если б от тебя не разило виски, ты б тоже унюхал.

На Бутси от облегчения накатила слабость, он прислонился к стене, чтобы не упасть.

– Так она не умрет?

– Разве что от похмелья. Тебя-то сюда как занесло? Чужой дом… чужая жена…

– Пастор меня послал, – объяснил Бутси. – Волновался за нее, она не пришла в церковь.

– Надеюсь, к моей жене он никого не пошлет, если она не придет в церковь, – раздался голос за спиной.

Бутси и Эрли разом обернулись – в дверях стояли двое врачей. Того, кому принадлежал голос, горластого крепыша, звали Лоренс, фамилия вылетела у Бутси из головы. Пару раз Лоренс заглядывал в бар, когда его жена была через дорогу на службе. Второй – Ронни, брат Джо Билла Рейдера. По обрывкам разговора они поняли, что тревога напрасная, и теперь досадовали, что их зря побеспокоили.

– Простите, ребята, за ложный вызов, – сказал Эрли. – Возвращайтесь в город. А семья ее, думаю, вам скажет спасибо, если не растрезвоните всему свету.

– Не беспокойтесь, – заверил Ронни. – Наша работа быстро учит держать язык за зубами.

Конечно, ни они, ни старушки, что подслушивали телефонный разговор, не стали держать язык за зубами. Телефоны по всему округу разрывались от звонков, передавалась из уст в уста самая пикантная за последнее время сплетня. Всей истории целиком не знал никто, каждый додумывал ее про себя, но вывод напрашивался сам собой: Бернис – тихая алкоголичка, и Сэмюэль об этом знал. Иначе зачем послал к ней забулдыгу, когда столько вокруг порядочных людей, которые были бы рады помочь?

Нашлись и те, кто заподозрил между Сэмюэлем и Бернис тайную связь. Вот уже несколько месяцев они неразлучны, не говоря уж о том, что когда-то любили друг друга, а такого, как Сэмюэль, или такую, как Бернис, не так-то просто забыть.

Но ни одному человеку даже на минуту в голову не пришло, что Бернис Мозес подумывала о самоубийстве.

Незадолго до завершения службы к шатру начали съезжаться те, кто явился сюда не за музыкой и не за духовным просветлением. Одни сидели за рулем, не выключая мотора и обогревателя, и ждали, когда будет сказана последняя молитва и наружу выйдут прихожане. Другие выбрались из машин и курили у входа – им не терпелось первыми сообщить новость.

Через дорогу, возле бара, тоже остановилась машина, и водитель ждать не стал.

Уиллади уже волновалась, куда пропал Бутси, когда появился Хобарт Снелл, старикашка, скрюченный артритом и насквозь прожженный в нечестных сделках. В «Открыт Всегда» он был редким гостем, но на сей раз заковылял прямо к стойке.

– Налей мне какого-нибудь пойла. Все равно какого.

«Раз ему все равно, – подумала Уиллади, – значит, и мне все равно», – но плеснула ему «Джек Дэниелс», из вежливости.

Хобарт поднес бокал к носу, обводя беспокойным взглядом комнату.

– Вижу, ваша местная достопримечательность еще не вернулась, – сказал он.

– Достопримечательность?

– Лесоруб. Пропойца. Бутси Филипс.

Ехидный тон Хобарта не понравился Уиллади, и она не сочла нужным скрывать.

– Во-первых, – начала она, – Бутси – мой друг. А во-вторых, раз вы только что зашли, откуда вам знать, что он здесь уже был?

Хобарт хохотнул, отпил глоток.

– Всем уже известно, где был сегодня Бутси, – ответил он. – Что ж ваш муж послал к своей подружке такого олуха?

– Похоже, наш шатер доживает последние дни, – пожаловался Сэмюэль, лежа рядом с Уиллади.

Сплетники после службы взахлеб делились новостью, почему Бернис Мозес не приехала в церковь петь. Наклюкалась и уснула в ванной на полу нагишом, с ног до головы в сливянке, и Бутси Филипс, обнаруживший ее, решил, что она истекает кровью.

– Из-за Бернис? – спросила Уиллади. – Глупости. Вокруг полно людей, кто поможет тебе с музыкой.

– Но не каждый же вечер, – возразил Сэмюэль. – Да и вообще богослужения под открытым небом – всегда дело временное. Прихожан у нас все меньше и меньше, и скоро я окажусь в долгу у прокатной компании и дело закончу себе в убыток.