В Министерстве военного снабжения, на посту, который он занимал до конца войны, у Черчилля изначально были свои административные задачи. Его непосредственные предшественники вдруг оказывались все более погружавшимися в детальные вопросы, которые гораздо эффективнее могли решать контрольные органы. Он учредил «Совет по снабжению» под своим председательством, укомплектованный нужными сотрудниками. Он докладывал премьер-министру, что «восхищен этими умными деловыми людьми», помогавшими ему всем, чем только возможно. Он впервые вошел в рабочий контакт с людьми с такой подготовкой. Менее гармоничными были его отношения с Адмиралтейством. С тех пор как Черчилль не смог удержаться от некоторых замечаний по поводу морского вооружения, хотя его ведомство было ответственно только за армейское снаряжение, определенные конфликты с военно-морским министром были почти неизбежны.

В отношении промышленных вопросов Черчилль ощущал себя в некоторой степени вернувшимся в мир производственных отношений, с которым он впервые столкнулся в Министерстве торговли. Комиссии Казначейства на местах волнений в промышленных районах пришли к заключению, что одной из причин недовольства в промышленности была «уравниловка», размытие разницы в зарплате между квалифицированными и неквалифицированными рабочими. В попытке пойти навстречу жалобам квалифицированных, Черчилль предложил ввести для них существенную процентную надбавку, что вызвало вполне предсказуемое недовольство среди неквалифицированных. Понятно, что министр по военному снабжению не решил проблемы, но он предотвратил еще большее недовольство в промышленности и тяжелые последствия, которые оно могло иметь для производства военного снаряжения. Также, будучи озабоченным к 1918 году очевидностью продолжающегося недовольства, он своей позицией в спорах о промышленности отчасти опроверг репутацию «мясника», которую заслужил, когда был министром внутренних дел. Все то время, которое он пребывал в Министерстве военного снабжения, Черчилль благородно считал, что ему надо посетить Францию как объявлял, чтобы составить личное представление о нуждах армии, а в действительности — чтобы сформировать для себя впечатление о ходе войны. Премьер-министр был готов выслушать его наблюдения. В январе 1918, например, он был предупрежден об опасности весеннего наступления Германии. Увеличить выпуск снарядов, самолетов и танков было жизненно необходимо. Его все больше преследовала идея создать армию, превосходящую всех в техническом отношении. Он хотел подождать до 1919 года, прежде чем начать наступление и нанести стремительный «нокаутирующий удар» танками. Его рассуждения на эти темы были с уважением выслушаны, но выслушаны не полностью. К тому времени сценарий уже был знаком. Уинстон раньше большинства людей вникал в возможности техники и в то, какой способ военных действий с ее использованием даст наибольшую пользу, но он не был способен в короткий период сократить операционные трудности.

В марте 1918 года Черчиллю случилось побывать на фронте, за день до того, как началась атака немцев. Масштаб обстрела встревожил, но не удивил его. Он поспешил обратно в Лондон и срочно подготовил самолеты, чтобы ускорить переправку военных грузов и справиться с критическим положением, которое ему удалось правильно предвидеть. Людей и снаряжение необходимо доставлять во Францию со всей возможной скоростью и всеми возможными средствами. Одной из специфических мер, которую он также отстаивал, было немедленное распространение воинской повинности на Ирландию. Мера его способности без паники отвечать на кризис была такова, что Ллойд Джордж решил послать его во Францию, как для оценки ситуации, так и для того, чтобы убедить французское правительство в необходимости энергичной атаки. В эти дни конца марта он вновь был в своей стихии. Он вновь очутился в самом центре принятия решений, что он едва ли мог себе представить за год до того.

То, что эти переживания обновили энтузиазм, с которым Уинстон рассуждал на более широкие темы, было предсказуемым. Функционирование правительства занимало особое место в его мыслях. Четвертого мая, после разговора с премьер-министром, он отправил письмо, в котором выражал готовность дать свой совет, если его о том попросят, но какой-либо ответственности за политику он нести не желает — примечательная оговорка в контексте постоянных атак на Ллойд Джорджа в Палате Общин. Это исходило из голословных утверждений сэра Фредерика Мориса, что премьер-министр пытался недодать Хейгу войск зимой 1917/1918 г. Существующая система взвалила это бремя только на Военный кабинет. В этих обстоятельствах он подчеркивал, что никогда не примет на себя политической ответственности без признания за ним настоящей власти. Настало время снова собрать такой Кабинет, который был бы способен рассмотреть политические вопросы вне зависимости от Военного кабинета. В другом меморандуме он указывал, что существующий порядок делает невозможным создание нового эффективного партийного механизма. Это наблюдение было уместно как для его собственного долгосрочного политического будущего, так и для будущего премьер-министра, но Ллойд Джордж, вероятно, решил не отвечать на эти намеки. В них, без сомнения, был определенный смысл, но единственным способом оградить себя от обстрела идеями Уинстона было игнорировать их изрядную часть.

В любом случае, по окончании лета Уинстон снова был отправлен во Францию, где он увлекся ходом сражения. Он придерживался того взгляда, что работа обусловливала постоянную необходимость для него находиться в соприкосновении с условиями на местах. Эта его точка зрения на свои обязанности разделялась отнюдь не повсеместно. В Палате Общин не видели его месяцами. За каждый удачный случай использования танка Черчилль хватался как за оправдание своих собственных амбициозных планов войны машин в 1919 году. Возвратившись в Британию, он посетил основные центры производства военной продукции, снова с намерением подготовки большого наступления в 1919 году. Тем не менее, к октябрю стало очевидным, что война в действительности может подойти к концу и без успешной кампании, которой Черчилль посвятил всего себя. После заключительной поездки на фронт ему удалось вернуться в свой офис, расположенный в отеле «Метрополь» и выходящий окнами на Трафальгарскую площадь, в 11 утра 11 ноября 1918 года. «После 52 месяцев вынашивания мучительных тягот, — писал он позже в «Мировом кризисе», — и взваливания их на спины людей, в конце концов, внезапно и повсеместно, все тяготы сразу были сброшены».

На самом же деле ноша службы в военное время была одной из тех, которая более доставляла Черчиллю удовольствие, чем тяготила его. Хотя во время своего короткого пребывания в солдатах он упоминал о великом облегчении, исходившем из отсутствия министерской ответственности, его замечания были не слишком убедительны. В эти мрачные месяцы 1916 года он мучился из-за своего отсутствия у власти, в этом соединении всех соединений. Он мог предложить на войне больше, чем за сотни лет мирного времени. В конце концов, он выскочил из самого пекла, но даже в этом случае мог сказать только то, что был на «смешанной» войне. Теперь он стал гораздо более спорной фигурой, чем в 1914 году. И его блеск, и его неуклюжесть стали более заметны. Вопреки предположениям некоторых источников в 1914 году, что военно-морской министр будет человеком, выигравшим войну, на самом деле он закончил ее в подчиненном положении по отношению к Ллойд Джорджу, от которого теперь зависело все, или, по крайней мере, так казалось.

В коалиции,

1919–1922

Положение Ллойд Джорджа в декабре 1918 года было парадоксальным. Руководство войной обеспечило ему огромный престиж, но, за исключением короткого срока, его политическая основа была слаба. Он оставался либералом, но, чтобы выжить, просил и получил поддержку консерваторов. Он полагал, что сможет укрепить эти отношения в коалиции до мирных. Возможности быстрого воссоединения либералов не было.