Мысли мельтешили, кружились возле одних и тех же страхов. Внезапно этот замкнутый круг разорвался: на борту «челнока» астронавтов ждала уж совсем неожиданная беда…

«Я осмотрелся и стал укладывать вещи, — вспоминал Эдвин Олдрин. — Когда я глянул на пол, то увидел маленькую черную штучку. Я сразу понял, что это такое. Это была кнопка. Она сломалась. Я посмотрел вверх, на длинный ряд кнопок, чтобы понять, какая сломалась. Это была кнопка зажигания двигателей».

Вот поломка так поломка. Нарочно не придумаешь! На приборной доске имелась пара сотен кнопок и тумблеров. Из них сломалась одна–единственная — самая важная, та, без которой не обойтись! Выходя на прогулку, Олдрин задел своим громоздким скафандром эту чертову кнопку. А без нее не включить двигатель!

Пришлось радировать на Землю и сообщить о своем промахе. Олдрин докладывал: «Хьюстон, база Спокойствия. Вы не можете определить, в каком сейчас положении находится кнопка зажигания двигателей?» Молчание. Вопрос, конечно, странный: не проще ли посмотреть вверх?

Олдрин: «Причина моего вопроса — поломка кнопки». Хьюстон: «Вас поняли. Ясно. Оставайтесь на связи, пожалуйста». Затем в протоколе впервые появляется пометка: «Долгая пауза».

В Центре управления полетами все были шокированы. Астронавты испытывали то же самое чувство. «Быть может, имелось много других способов включить зажигание двигателей, — продолжал свой рассказ Олдрин, — ведь без этой функции нам, разумеется, было не выжить, поэтому наверняка ее как‑то продублировали». Кроме того, неуклюже повернувшись и надавив на кнопку, Олдрин мог уже включить зажигание. Тогда все это время, пока астронавты гуляли по Луне, в «челноке» все было готово к старту.

Секунды тянулись длиннее лунной ночи. Наконец в динамиках раздался голос: «База Спокойствия, здесь Хьюстон. Наши данные телеметрии показывают, что в данный момент кнопка зажигания находится в положении «выключено». Мы просим вас оставить ее так до запланированного включения».

Но как нажать кнопку, которой нет? «При включении этой кнопки к двигателю подавалась электроэнергия. Без нее нельзя было создать тягу, а значит, и взлететь с Луны. Астронавты застряли бы там, если бы не сумели чем‑нибудь нажать на эту кнопку» — так описывал драматизм той ситуации тогдашний сотрудник НАСА Джон Саксон.

Астронавты лихорадочно бросились искать, чем можно было надавить на остаток кнопки, целиком утопленный в нише. Забегая вперед, скажем, что самый дорогой в истории человечества летательный аппарат удалось включить с помощью… шариковой ручки. Оказалось, что эта дешевая «схема» нормально работает…

Черта с два! Двигатель в тот момент так и не заработал. Опасность застрять на Луне была велика. Что делать, если двигатель так и не заведется? Покончить с собой? Ходили слухи, что у астронавтов были при себе капсулы с ядом, но, по словам Джеймса Ловелла («Аполлон-13»), это всего лишь досужая болтовня. А если даже и так, то были способы добиться этого и попроще, чем травить себя ядом. Стоило, например, лишь сбросить весь кислород из кабины, и все было бы кончено…

«В случае поломки двигателя астронавтам, вместо того чтобы думать о смерти, следовало бы оставшееся им время заниматься его починкой», — скромно сказал впоследствии Нил Армстронг. Проблема была в том, что надо было торопиться. Многие системы «челнока» были рассчитаны всего на 48 часов работы. На Луне астронавты пробыли уже 22 часа. Значит, им оставалось лишь 26 часов, чтобы добраться до корабля. Прийти на помощь к ним не мог никто: следующая экспедиция была намечена на ноябрь 1969 года. Подготовить «Аполлон-12» к старту всего за пару дней было нельзя, а тем более отправить его к Луне. Кроме того, любой другой лунный «челнок» просто не мог взять на борт двух лишних астронавтов: имелись ограничения по весу.

От спасения астронавтов зависела судьба всей лунной программы НАСА, самой этой организации и даже правительства США. В Хьюстоне вновь возникла «долгая пауза». Как быть с радиосвязью? Что скажут астронавты, узнав, что обречены на смерть?

В Центре управления полетами решено было «сделать все возможное, чтобы доставить экипаж на Землю, — вспоминает Глинн Линней, в то время он был директором полетов в Хьюстоне. — Все оставшееся время, пока астронавты готовились к повторному старту, мы сидели буквально на краешках стульев».

22 июля 1969 года, в 5 часов 40 минут по среднеевропейскому времени, Армстронг и Олдрин открыли пироклапаны, разделявшие баки с гелием и топливом, чтобы под напором сжатого гелия топливо устремилось к двигателю. Обычно давление в гелиевых баках после этого падает, а в топливных возрастает. Однако клапан второго гелиевого бака, похоже, не сработал. Олдрин доложил: «Мы не уверены, поступило ли в двигатель топливо из второго бака. Давление в гелиевом баке все еще очень высокое». Хьюстон: «Подтверждаем это. Попробуйте еще раз!» Олдрин: «О’кей! Мы снова попытаемся повторить со вторым баком». Хьюстон: «Вас поняли. Даем согласие». Чуть позже Олдрин вновь сообщил: «Нет искры».

Пару минут царила неуверенность. Наконец давление во втором гелиевом баке упало. Хьюстон дал команду готовиться к старту. В 5 часов 57 минут срезало болты между «челноком» и посадочной ступенью аппарата, а также клапаны и провода, соединявшие их. Через несколько миллисекунд наконец заработал двигатель, и астронавты благополучно покинули Луну…

СМЕРТЬ ПОД ГРИФОМ «СЕКРЕТНО»[42]

33 года назад в Светлогорске, маленьком курортном городке Калининградской области, произошла страшная трагедия. Местные жители содрогнулись от горя, а остальные граждане страны Советов даже не заметили этого. И дело здесь не в душевной черствости: просто о случившемся они узнали лишь через два десятка лет. Дело расследовалось под грифом «совершенно секретно», и только в начале 1990–х годов стало известно, что 16 мая 1972 года в Светлогорске на здание детского сада рухнул потерявший управление самолет. Под его обломками за считанные секунды погибли 23 ребенка. Самому старшему из них только исполнилось семь лет…

В 1970 году детский сад, спрятанный в массивных елях на центральной улице Ленина, решили сделать экспериментальным. Тридцать воспитанников от трех до семи лет росли в одной группе, где старшие следили за младшими. Это был самый престижный детский сад в области. Без связей сюда не попадали. Многие родители пускали в ход все — служебное положение, знакомства, деньги, — только чтобы пристроить в этот садик своих малышей.

В этот день в саду находились 23 ребенка, воспитатель, повар и няня. Время близилось к полудню. Старший повар Елена накрывала в столовой к обеду. Через полчаса с прогулки должны были вернуться дети.

12.50. Тамара Янковская рассаживала детей за столы…

Десятью минутами раньше из аэропорта «Храброво» вылетел военно–транспортный самолет — Ан-26. Шесть опытных летчиков и два инструктора пилотировали машину. Они успели сделать лишь один вираж над Балтийским морем. Внезапно отказали двигатели. Самолет начал терять высоту. Первым падающий Ан-26 заметил учитель физкультуры одной из светлогорских школ. «Остановитесь!» — крикнул он школьникам, когда те бросились бежать врассыпную. Дети замерли. Самолет обогнул спортивный стадион, чуть не задел крылом колесо обозрения в парке культуры — и «приземлился» на тот самый элитный детский сад.

Шансов спастись у детей и работников сада не было…

23 жизни оборвались в считанные секунды. 23 семьи не смогли пережить утрату. Сегодня многих из тех родителей уже нет в живых. Большинство семей сразу покинули Светлогорск. Несколько матерей после майской трагедии покончили жизнь самоубийством, кто‑то оказался в психиатрической клинике.

Сегодня в Светлогорске не осталось почти никого из тех людей, которых напрямую коснулась эта авиакатастрофа. Те, кто не уехал из города, не хотят откровенничать с журналистами:

— Где вы были раньше?! Казалось, что все забыли о нас… Сегодня нам уже ничего не нужно, ведь у многих не сохранились даже фотографии детей! — говорит судья Светлогорского народного суда, мама погибшей Вики Гвоздевой. — Мне тогда 25 лет было. Дочка сначала все время с бабушкой сидела. Но мама рано умерла. Пришлось пристраивать Вику в детсад. Девочка и месяца туда не ходила… Удивительно, что военные скрыли от нас все причины катастрофы, уголовного дела заводить не стали. Говорят, было какое‑то разбирательство на военном уровне, но никого из родителей туда не допустили. А городские власти не то что компенсацию не выплатили, но даже похороны не оплатили… Я родила еще одну дочь — тоже Викой назвала…