— Замечательно, правда? — услышал он голос Ниниан.

Фрэнк кивнул и стал рассматривать другую награду — серебряный поднос с искусной гравировкой: «Первое место. Праздничное шоу, открытый чемпионат с барьерами».

— Они так прекрасно смотрелись вместе, — с грустью заметила Ниниан.

— Они?

— Мисс Джейн и Спот. Это была замечательная лошадь, он выполнял все ее команды, самые сложные. — Она указала на стенд с наградами. — Его сделал мистер Ренкли, хотя Джейн была против. Ей кажется нескромным выставлять напоказ свои призы, но он настоял.

— Она... выиграла их? — Удивлению Фрэнка не было предела.

— Каждую, — с гордостью подтвердила Ниниан и осторожно поставила серебряный кубок на место. — Мельбурнские молодежные игры. Она и Спот обогнали всех в первом же забеге. Джейн была тогда на седьмом небе. — Ниниан замолчала, в ее глазах появилась печаль. — Невозможно спокойно говорить об этом даже теперь, спустя столько лет. Произошел несчастный случай. Лошадь упала, не смогла взять последний барьер. Они разбились вместе.

У Фрэнка перехватило дыхание. Он представил лошадь, всей массой падающую на хрупкую молодую наездницу.

— Да, — прошептала Ниниан, заметив выражение его лица. — Это невозможно передать словами. Спота пришлось усыпить.

— А как же Джейн? — спросил Фрэнк дрогнувшим голосом.

— Сначала мы боялись, что потеряем ее. А потом, когда она пришла в себя, врачи сомневались, сможет ли она ходить.

Господи! А я-то, высокомерный тупица, думал, что она ничего не знает о боли и страданиях!

— Но она... теперь с мисс Ренкли все в порядке?

Ниниан с некоторым удивлением взглянула на собеседника.

— Да конечно. Сделали несколько операций, постепенно она начала чувствовать ноги, затем стала приподниматься, научилась садиться... Но все пришло не сразу. Бедняжка Джейн долгое время была прикована к постели. Потом ходила в специальном корсете, усиленно лечилась. Надо сказать, ей здорово помогла тогда Филлис Венс, ее врач. Она все время внушала девушке, что стоит только захотеть — и она снова сядет в седло. Хотя Джейн в это время едва могла ходить. Но девочка все превозмогла. Правда, врачи посоветовали ей навсегда отказаться от верховой езды, дескать, в следующий раз может и не повезти. Но нужно знать Джейн, она встала на дыбы, словно норовистая лошадка...

Господи, да я просто самовлюбленный индюк! — думал Фрэнк, слушая этот рассказ.

— Как же она настрадалась... — заметил он вслух.

— И не говорите, — откликнулась Ниниан. — Но больше всего Джейн переживала из-за лошади. Когда ей сказали, конечно, не сразу, что Спота пришлось усыпить, нашей девочке стало плохо. Она никак не могла смириться с гибелью своего любимца, мы даже боялись, что она никогда не поправится. Но у нее оказалась сильная воля: она выжила.

Выжила. Короткое словечко. Крохотное по сравнению с тем, как много оно в себя вмещает, размышлял Фрэнк, с усилием опускаясь в кожаное кресло. Он много страдал, знал людей, перенесших такие муки, перед которыми блекли даже его страдания, и потому ему была хорошо известна цена этого слова.

Он знал: можно быть дочерью банкира, иметь все, что пожелаешь, но, когда стоишь на краю бездны, спасает не это. Спасает то, что нельзя купить ни за какие деньги: сила духа, готовность идти до конца и все преодолеть...

Незаметно для себя он очутился у изуродованного взрывом огромного баобаба, увидел падающую лошадь с невероятными, бездонными глазами, почувствовал, как пробившийся из желтой скалы ручей приятно холодит его раненую ногу... Фрэнк с трудом приподнял веки. Его еще не вернувшийся в реальность взгляд встретился с огромными янтарными глазами.

— Я думала, так вам будет удобнее.

Фрэнк окончательно проснулся и, опустив взгляд, понял, что имела в виду Джейн: она придвинула к креслу небольшую скамеечку и положила на нее его больную ногу.

— Я... да конечно. Спасибо.

Она присела на корточки и тревожно взглянула на него.

— Я видел ваши награды, — неуверенно начал Фрэнк, стыдясь своей нелепой, ничем не оправданной грубости.

Джейн бросила на него испытующий взгляд, стараясь понять, чем вызвана столь неожиданная перемена.

— Здесь... целая коллекция, — проговорил он, запинаясь.

— Да, целая коллекция. — Голос у нее был ровный и на удивление бесстрастный.

— Мельбурнские молодежные игры... — вновь начал он и замолчал. Черт подери! Неужели я никогда не смогу выбраться из пут своего ложного, предвзятого отношения к ней? Почему у меня с языка срываются совсем не те слова, которые я хотел бы ей сказать? — Вы можете гордиться собой, — с трудом выдавил из себя Фрэнк.

— Я и гордилась. Но не собой. Спотом. — Она говорила совершенно спокойно, но в глубине янтарных глаз таилась печаль.

— Но вы...

— Без него я была бы ничто. — Джейн перевела взгляд с Фрэнка на стенд с наградами. — По моей команде Спот делал самые невероятные вещи, а если я ошибалась — спасал меня с беззаветной отвагой. У него было доброе и щедрое сердце, такое дается очень немногим, живущим на этой Земле.

Фрэнк жадно вслушивался в ее голос. Если бы хоть небольшая частица этой любви и нежности были обращены к нему! Но, когда затуманенные печалью глаза Джейн остановились на нем, он увидел в них ледяную холодность. Пожалуй, никогда еще она с таким вызовом не смотрела на него.

— Ну и почему же вы молчите? Неужели я не услышу никаких назиданий, поучений, нравоучений, обращенных к вздорной, избалованной, богатой девчонке, одержимой страстью к лошадям?

Фрэнк молча покачал головой.

— Так почему же? — Казалось, она обескуражена.

Он перевел взгляд на награды.

— Я только теперь понял, какая вы сильная, яркая личность.

Изящная бровь Джейн удивленно изогнулась.

— Вам сказали об этом мои награды?

— Скорее те героические усилия, без которых их не получишь. — И все остальное, что с ними связано, добавил про себя Фрэнк. — Вы все еще ездите верхом?

— Да, но в соревнованиях больше не участвую.

Фрэнк понимал, что Джейн не позволит ему вторгнуться в трагическую, заповедную область своей жизни, и потому ограничился кратким вопросом.

— Должно быть, нелегко отказаться от участия в соревнованиях? — Он старался говорить спокойно, даже небрежно — естественное человеческое любопытство, не более того.

— Конечно, — коротко ответила Джейн.

В ее голосе он не уловил ни горечи, ни жалости к себе. Вот она, сила воли, мысленно восхитился Фрэнк.

— Мне очень жаль. — Он не знал, что еще можно сказать.

Джейн задумалась. Что произошло? Полная смена декораций! Куда девался холодный, резкий — нет, грубый — мужчина, едва удостаивавший ее вежливым кивком? Кто этот новый человек, в чьем голосе звучит искреннее чувство, а не надменное презрение?

Джейн посмотрела на собеседника внимательнее. Выглядит он намного лучше, чем в первый день. Уже не такой изможденный, и нездоровый серый оттенок кожи исчез. Тени под глазами стали не такими глубокими, царапин на лице почти не осталось, но резкие морщины у рта пролегли еще глубже.

Господи, как же хочется увидеть этого мужчину здоровым, энергичным и сильным! — взволнованно подумала Джейн.

Она невольно задержала оценивающий взгляд на сухой поджарой фигуре, словно перед ней был скакун, которого предстоит укротить, но, смутившись, тут же перевела взгляд на лицо Фрэнка. Их глаза встретились, и удивлению Джейн не было предела: на нее восхищенно смотрели теплые серые глаза, отливающие серебром. В них таились нежность, ласка и что-то еще, чему она не смогла найти определение.

— Мне жаль, что с вашей лошадью... Нет, с вашим другом произошла трагедия, — тихо сказал Фрэнк.

— Значит, вам все известно? — вспыхнула она. — Не притворяйтесь! Кто-то открыл вам мою печальную тайну, и теперь вы... — Внезапно она встала и отошла в дальний угол. — Вы меня жалеете!

Этого ее гордая душа не могла вынести.

— Джейн! Простите, но вы жестоко ошибаетесь!

— Нет! Мне не нужна жалость. Ничья, и уж тем более ваша! Жалейте себя самого, но не меня!