— Дело касалось ее матери, право Лотти решать, кто и как будет знать.

— Но я тоже хочу помочь. У меня же есть деньги.

— Прости, Кани, но я не буду жить за счет женщины, тем более той, с которой делю постель.

— Да, а у Анны ты смог в долг взять! — в голосе Торканы уже чувствовался жар разгорающейся ревности.

— У Анны… Да, она не женщина! Уй!!! — Одрик сообразил, что ляпнул, не подумав, но слово вылетело и обратно его не загонишь. — В смысле… я хотел сказать, что никогда не смотрел на нее как на женщину, у нас только дружеские отношения.

— А это правда, что… у нее ребенок будет? Я не ошибаюсь? — это было сказано со странно горьким придыханием.

— Почему бы тебе ее об этом не спросить?

— Значит правда…. А почему она никому ничего не говорит и полковнику тоже?

— А я-то откуда знаю?! Видимо ей так надо.

— Вы с ней в своих поездках всегда в разных номерах жили?

— О, Пресветлая!!! Кани, ты думай, что говоришь!

— А что мне думать? Я все время одна. Вы с ней снова куда-то соберетесь, ты уйдешь, а я никому не нужна…

— Ты мне нужна, запомни! Но мы делаем не только что хотим, а и что ДОЛЖНЫ. Поэтому я сейчас ухожу, и не развлекаться. Ты остаешься здесь, в моем доме, в НАШЕМ доме и тебе здесь есть, чем заняться. Вот, я отдаю тебе ключи.

— А как же ты?

— Разве я не открою в собственном доме любую дверь? Да и не в собственном тоже…. Я, кажется, начинаю верить в то, что мне твердит Учитель и компания. Если я действительно, тот, кого не ждали, но надо пользоваться возможностями. Все, мне пора — дело ждет. Я хочу разделаться с этим сегодня, чтобы завтра в день Стерга быть свободным. И когда я вернусь, то постарайся встретить меня не только черствым хлебом и остывшим супом.

Торкана опомнилась, и пока Одрик седлал варга, успела побывать на кухне, собрать ему снеди на день. Проводив его до ворот усадьбы, она повесила ключи на пояс и пошла обозревать дом уже не как гостья, а как хозяйка.

На Каравач уже опустилась ночь, а варг Одрика дошел до усадьбы непонукаемый ездоком, животное тянулось к теплому пойлу и сухому стойлу. Сам наездник держался на честном слове. Кто-то подхватил волочащиеся по лужам уздцы:

— Сейн устал. Малыш поможет, — рядом стоял доставшийся ему в наследство от легионеров дурачек.

— Сейн хороший, сейн не обижает Малыша, — и дурачек подсунул голову Одрику под руку, как варженок, когда хочет, чтобы его погладили. Пришлось потрепать нечесаные вихры.

— А кто-то обижает Малыша?

— Эти, — и глупенький увалень показал ладонью примерный рост гномов.

— Они у меня получат, недорослики.

— Не надо! Не надо! Пусть сейн будет хороший для всех.

— Малыш, глупенький, для всех хорошим быть нельзя, не получится.

— Не получится? Нельзя?

— Даже Андао не светит все время, заходит на ночь…. И нельзя есть одни леденцы.

— Малыш давно не видел леденцов, — и обиженно хлюпнюл носом.

— Будут тебе леденцы, но днем. А сейчас всем спать: и сейну, и варгу, и Малышу.

Одрик едва дотащился до спальни. Кани встречала его, она по примеру Анны устроила днем сиесту и выглядела свежей и отдохнувшей. Он бросил сумку и облепленный багровыми листьями плащ на пол, и обессиленный опустился на кровать.

— Я сделал ВСЕ, мы свободны, — ответил он на молчаливый вопрос Кани.

— Одрик, ванна горячая, давно тебя ждет. Ужин в столовую подавать или сюда?

— Пить мне принеси, чаю горячего, а то воду с упокоища пить нельзя, — Торкана побежала в столовую. Там уже что-то было приготовлено. Торкана проштудировала необходимые главы поваренной книги, чтобы найти походящий рецепт пунша:

«В кружке горячей, но не кипящей воды, заварить чай, через несколько минут

процедить. Далее чай смешать с четырьмя ложками лугового меда и двумя

ложками сиропа гариамского черного корня. Добавить полкружки гоблинского

рома. Смесь разогреть в кастрюле. Пунш подается горячим. «

С точным рецептом пунша, к сожалению, были проблемы. Мед был садовый, а гариамский корень и на ярмарке не найти, обошлась местным аналогом. Ром неизвестно чей, но лучшее, что можно было купить в Караваче.

Согреть напиток для огненной ведьмы — проще некуда. Одрик сделал два глотка,

— Это не чай.

— Тебе не нравится?

— Нет, нравится. Просто не ожидал, — он поставил бокал на столик и прилег на подушку. — Я немножко отдохну и тогда…. - и отключился.

Кани не решилась будить спящего Одрика. Мокрым полотенцем стерла брызги дорожной грязи с его лица, смыла въевшуюся пыль склепа с его рук. Один его сапог был снят наполовину, дальше у него дело не пошло. И не самое страшное, что на сапогах все непролазная грязища дождливого Каравача, а то, что снимая их, она — потомственная аристократка, должна поклониться мужчине в ноги. В ее Роду такое немыслимо, во всем Ричелите немыслимо. Но Род Эльдингов брезгливо отвернулся от нее, от ее проблем, и из столицы пришлось уехать. Так какое ей дело до них? А он… От него пахло варжьей сбруей, потом и пылью, и еще примешивался слабый металлический запах. Просто есть ОН, и весь остальной мир, и угадайте с одного раза, что для нее важнее.

Весь мир захватила боль, беспричинная, беспощадная боль, она не только внутри меня, она и вокруг на несколько дней пути. Просто море, океан боли, невыносимой корежащей и разрывающей не только тело, но и пространство. Я всегда была терпеливой, я не плакала, когда еще в детстве приходилось делать уколы, я не боялась стоматологов, не говоря уже про гинекологов. Стоп! Боль не оттуда? Нет, с плодом моей опрометчивой любви все нормально. Я во сне, мне все это снится. Значит это у меня в голове. Вот никогда не думала, что голова это мое больное место. Ну что же делать, как проснуться? А ведь кто-то есть в моем сне, я чувствую это, кто-то вызвал этот болевой потоп и сейчас довольно ухмыляется.

Из пыточного сна меня, как утопающего, вытаскивают сильные руки и встревоженный голос.

— Анна, что с тобой?! Очнись! — мой сейн держит меня на руках.

Медленно открываю глаза, встречаюсь с его бездонным синим взглядом, в нем неподдельная тревога.

— Тебе плохо? Скажи что-нибудь!

Боль покидает тело, тает как кусочки сахара в горячем чае, на ее место приходит блаженство. Я сейчас отдышусь, оближу пересохшие губы и смогу ему ответить.

— Ш-што… случилось? Я стонала?

— Нет. Но ты тяжело дышала, и тебя покрыл пот. Честно, я испугался. Лекарь не нужен?

— Обойдусь! Я сама себе лекарь, мне просто кошмар приснился.

Я все еще у него на руках и меня укачивают как ребенка. От его поцелуя тают последние кристаллики боли. Но сон-пытка вытянул из меня все силы, я не в состоянии ему отвечать, я могу только принимать ласки. Но он не против, ему даже нравится расслабленное и кажущееся покорным тело, которое он наполняет блаженством другого свойства. А вместе с блаженством возвращаются и силы.

— Ну вот, и не нужен никакой лекарь, когда у тебя есть самое действенное средство.

— Тебе уже лучше?

— Однозначно, а если отнесешь меня в теплую ванну, то станет совсем хорошо.

— Думаешь, не донесу? Обижаешь! Ванна рядом, ближе некуда.

И когда мой мужчина справился и с этой задачей, мне в голову пришла очередная идея.

— А знаешь, было бы неплохо выпить кофе вдвоем.

— Да, сейчас скажу, и принесут кофе на двоих.

— Вдвоем в ванной.

— Однако, ты затейница. Тогда я схожу за ромом.

— Зачем?

— Ну как же, сегодня у нас ванна с кофе с ромом, — и он ушел, оставив меня блаженствовать в тепле воды.

Но уже через несколько минут заявился с рабочим выражением лица и пустыми руками:

— И где ром?

— Анна, планы меняются, кофе пьем у камина, приходи туда.

— С чего вдруг?

— У нас гости, твой заемщик долг принес.

— Что, полностью?

— Деньги не мои — не мне считать, — и ушел.

Мара уже наверняка там, потянулась на запах золота. А не буду разряжаться, пойду в халате, в конце концов — все свои. Накрутила на мокрой голове чалму из полотенца и направилась в каминную. Мара сидит под дверью, меня ждет. Торканы почему-то не видно. А сейны уже сидят за столиком и старший ром разливает.