С балкона нашего вагона отлично была видна та часть страны, по которой мы проезжали; сопровождавший нас железнодорожный начальник объяснял и указывал на достопримечательности окрестностей. По его словам, благодаря гористой местности работа по прокладыванию дороги потребовала больших затрат на устройство насыпей и мостов через реки и овраги. От Чибату путь постепенно подымается, достигая в Чипеундеви высшей своей точки в 2,300 футов над уровнем моря и спускаясь затем довольно отлого до Чиави (1,658 футов) и Банджара, где он доходит почти до уровня моря.
По сторонам почти всюду леса были вырублены, и земля обработана под рисовые и другие поля. Около Варонг-Бандрека открывался замечательно красивый вид: к востоку большое, почтовое шоссе, усаженное деревьями, извивалось у подножия горы Чакра-Бувана, теряясь затем вдали в провинции Черибон, направо и налево подымались террасами савахов, с усеянными между ними многими деревушками, исчезавшими под рощами бананов и пальм, а далеко на западе возвышали свои главы гунонги[178] Калайдон и Мандалаванги.
В горах от быстрой езды воздух стал настолько прохладным, что я ушла в отделение. После Чипеундеви дорога проходит по мосту в тридцать саженей длины над долиной Чикиданг, в конце которой виднелся красивый водопад. В одном месте высокая насыпь была размыта дождями и нам пришлось, покинув свой вагон, перейти по ней пешком; на противоположной стороне нас ждал другой паровик с прицепленной к нему багажной платформой, на которой были устроены скамейки и поставлены для нас кресла, не защищенные ничем от палящих лучей солнца. Жара здесь под конец стала совсем нестерпимой. К счастью, до Тасикмалаи было недалеко, и мы прибыли туда в 10 ½ часов утра.
На станции нас встретил ассистент-резидент г-н де Кок, устроивший все наше путешествие в Банджар. Тасикмалая, хотя и большой город, но гостиниц не имел; принять же приглашение г-на де Кока заехать к нему и отдохнуть перед отъездом нам не хотелось, а потому мы немедленно поехали дальше, взяв с собою Серафиму и ручной багаж. Джон же с остальными вещами поехал отдельно.
За неимением, вероятно, коляски нас снабдили каким-то допотопным ящикообразным крытым экипажем, имевшим три большие отверстия (трудно назвать их окнами) с боков и спереди. Сильная жара чувствовалась еще более в нашем рыдване, где мы со всеми своими мешками и свертками с трудом уместились. Не имея возможности поесть с самого отъезда из Гарута, мы порядочно проголодались и намеревались закусить взятой с собою провизией во время перепряжки в пасанграхане Манонджаи, первой остановке после Тасикмалаи. Но, приехав туда, нас подвезли к дому ассистент-резидента, объяснившего, что по всей дороге существует только один пасанграхан в Банджаре, где нам приготовлен ночлег. Ввиду этого, волей-неволей, пришлось подчиниться необходимости и заглушить в себе чувство голода еще на несколько часов.
Шоссе, по которому мы ехали, было так красиво, что походило более на хорошо содержимую дорогу в парке, чем на почтовый тракт; четыре ряда чудных тиковых деревьев (Тесопа grandis), росших вперемежку с различными фикусами и мимозами, образовывали такую тенистую прекрасную аллею, какую нам и в садах не часто приходилось видеть. Характер местности тоже изменился после Манонджаи; вся эта часть Преангерской резиденции, местами гористая, но преимущественно низменная, отчасти даже болотистая, отличается особенным богатством своей флоры. Сегодня впервые мы увидали сплошные леса тиковых деревьев, имеющих неимоверно высокую крону, достигающую нередко полутораста футов вышины, и типичные, огромные, темные листья. Эти леса сменялись другими, состоящими из самых разнородных представителей тропической растительности: канари, нангка (Artocarpus integrifolia), хлебное дерево (Artocarpus incisa), суриан (Cedrela serrullata); ага-ага (Pteurocarpus indicus), варингин, Fagraea fragrans, Jacaranda mimosaefolia, пальмы: кокосовые, Arenga saccharifolia, ливистония, латания, фиговые деревья, масса разновидностей плантанов и бананов, папоротники древесные и другие, множество эпифитов, орхидей, мхов, вьющихся и цепких растений, лиан, раттанов и пр., пр. При чтении список кажется нескончаемым, но он далеко не истощает всех растений, входящих в состав здешних девственных лесов, перечисление и описание которых составили бы целую книгу. По временам джунгл был до того густ, что по обеим сторонам дороги возвышались точно лиственные стены всевозможных зеленых, красных и других цветов.
Столько было нового и столько было разнообразия, что во все время нашей поездки нам ни на минуту не было скучно: следить за постоянно сменяющимися картинами растительной жизни, различать во всем этом хаосе знакомые сорта и любоваться многими выдающимися экземплярами как по необыкновенной величине (стволы некоторых гигантов имели не менее 7–8 обхватов), так и по исключительной красоте — все это составляло непрерывное развлечение и коротало длинные часы езды.
Новую черту сегодняшнего пейзажа составляли травянистые бугры и пологие скаты, которые с живыми изгородями вдоль дорог и аллеями напоминали собою английские downs[179]. По пути часто встречались деревни, тонувшие в зелени пальм и хлебных деревьев, в садах которых цвели розаны, хибискусы[180], бугайнвиллеи и росли роскошные, разнолиственные кротоны иакалифы с кроваво-красными листьями. За деревнями тянулись рисовые поля в различных периодах спелости, а за ними снова шли леса. Вдали показывались холмы и горы; вообще край сегодня был большею частью гористый, перерезанный ложбинами, с крутыми по дороге спусками и подъемами: то мы переезжали реку, то спускались в овраг; нередко быстрые потоки с шумом неслись мимо дороги или живописные водопады обрамлялись пальмами и папоротниками.
И так целый день одна тропическая картина за другой развертывалась пред нашими глазами в бесконечном разнообразии и с трудно описываемой красотой. Над всем этим пейзажем парило горячее полуденное солнце, пробивавшееся даже через густую листву деревьев, под тенью которых мы все время ехали, так что жара давала себя порядочно чувствовать. Синее небо не затянулось еще обычными облаками, заволакивавшими почти ежедневно горизонт около трех-четырех часов дня и сопровождавшимися настоящими тропическими ливнями, до того сильными, что в несколько секунд по дорогам образуются глубокие ручьи. Отличаясь необыкновенною порывистостью, дожди на Яве зато длятся недолго: не более двух или трех часов посреди дня, утра же и вечера всегда ясные.
Мы сменили лошадей три раза в течение дня; взамен почтовых станций на Яве повсеместно устроены, во всю ширину дороги, длинные навесы, под которыми легко могут поместиться две или три упряжи, так что во время перепряжки путешественники защищены от солнца или дождя и имеют возможность, выйдя из экипажа, стоять или сидеть рядом в тени. С боков навесов у туземных лавочников на прилавках разложены различные местные питья, яства и плоды. По случаю нашего проезда навесы были украшены флагами, растениями и цветами и под ними расставлены ковры, кресла и столы. Вообще, благодаря любезности и предупредительности бандунгского резидента и распорядительности его подчиненного ассистент-резидента в Манонджае, через регентство которого пролегала наша дорога, всюду от Тасикмалаи до Калипучанга нас встречали местные власти и все было наготове: на станциях лошади были в сбруях; на горах дожидавшиеся буйволы и крестьяне, предводительствуемые своими лурахами, помогали втаскивать или задерживать экипаж; веданы в мундирах ждали нас на границах своих уездов, а пять или шесть мантри и лурахов все время сопровождали нас, меняясь у каждой деревни, в которых при нашем въезде играли туземные оркестры.
Мы ехали довольно скоро, несмотря на то, что все без исключения почтовые лошади на Яве прескверные, будучи до того норовисты, что они никогда не берут с места и при малейшем подъеме моментально останавливаются. В таких случаях саисы и прохожие являются на помощь, толкая и таща экипаж; подобные остановки повторялись через каждые двадцать-тридцать минут и так как всякий раз проходило несколько секунд прежде, чем удавалось сдвинуть упрямых лошадок, то много времени терялось даром. Зато, пущенные в ход, мы мчались во весь карьер до тех пор, пока какая-нибудь новая непредвиденная причина снова не задерживала нас.