Тем временем в схватку за консульские места вступают оправданный Катилина и некто Гай Антоний. Выдвигает свою кандидатуру уже ставший знаменитым оратором Марк Туллий Цицерон. Результаты обескураживающие для Каталины — его бездарный напарник проходит в консулы, а он недобирает голосов. Цицерон же добивается безусловного успеха, хотя ему, как провинциалу и выскочке, вставляли палки в колеса представители древних и знатных семейств Рима. Тем значимее его победа, и потому он сразу же старается проявить себя не только красноречивым говоруном, но и мудрым правителем.

И сразу же после того, как в январе 63 года до P. X. он вступает в должность вместе со вторым консулом, ему пришлось разбираться с широкомасштабной земельной авантюрой Публия Сервилия Рулла.

Трибун Рулл предлагает грандиозное перераспределение земельных наделов в пользу беднейших граждан. А поскольку государственных земель на всех не хватало, то предлагалось выкупать наделы у тех, кто захочет уступить их. Средств в казне на такой выкуп было маловато, и для ее пополнения следовало продать часть государственной собственности в провинциях. Для контроля же за всеми операциями создавалась комиссия децемвиров, наподобие той комиссии из «десяти мужей», которые создавали законы «Двенадцати таблиц» в давние времена.

Хотя на сей раз власть не должна была перейти от консулов к децемвирам, они тем не менее должны были обладать значительными полномочиями, а кроме того, избираться не на год, а на пять лет. Плутарх считал, что за этим законопроектом стояли Каталина и его сторонники, а децемвиры претендовали на всю полноту власти с неограниченными полномочиями. Многие сенаторы поддержали вначале Рулла, надеясь войти в комиссию. Среди них явно находились также Цезарь и Красс: децемвиры могли продавать общественное имущество, привлекать к суду и отправлять в изгнание того, кого захотят, создавать колонии, брать деньги из казначейства, содержать войска и набирать новые армии. Во имя такой лакомой должности можно было пойти на переустройство власти.

Цицерон выступил против. Скорее всего, он не хотел и малейшего ущемления своих полномочий, к тому же его должны были поддержать сторонники Помпея, заметившие подозрительную активность Красса. Некоторые трибуны, союзники Помпея, сами были не против стать децемвирами, поэтому сопротивление их было вялым, скорее, символичным.

Для начала Цицерон нейтрализовал своего коллегу Гая Антония, предоставив ему в управление Македонию, а сам же отказался от Галлии.

«Этим благодеянием заставил Антония, словно наемного актера, играть при себе вторую роль на благо и во спасение государства. Прибравши Антония к рукам, Цицерон тем решительнее двинулся в наступление на тех, кто лелеял мысль о перевороте. В сенате он произнес речь против нового законопроекта и так испугал его составителей, что они не посмели возразить ему ни единым словом. Когда же они взялись за дело сызнова и, приготовившись к борьбе, вызвали консулов в Собрание, Цицерон, нимало не оробев и не растерявшись, предложил всем сенаторам следовать за собою, появился во главе сената перед народом и не только провалил законопроект, но и принудил трибунов отказаться от всех прочих планов — до такой степени подавило их его красноречие».[51]

Он так застращал слушателей опасностью появления в лице децемвиров новых царей, что один из трибунов заявил, что воспользуется своим правом вето. Законопроект таким образом был отвергнут, очередная аграрная реформа провалена. В своих речах Цицерон хоть и не напрямую, но косвенно нападал на Красса и Цезаря.

Через пару месяцев Цезарю пришлось столкнуться с ним напрямую.

Цезарь привлек к суду бывшего консула Гая Кальпурния Пизона, обвинив того в вымогательстве и дурном управлении Цизальпийской Галлией. В защиту Пизона выступает Цицерон и добивается оправдания. Это уже становится для Цезаря традицией — проигрывать судебные процессы, которые он затевает. Что, впрочем, не мешало ему принимать в них участие и в дальнейшем.

Так, вскоре после дела Пизона ему пришлось защищать клиента из Нумидии.

Причем защищал он его так темпераментно, что удивились даже видавшие виды зрители. «Знатного юношу Масинту он защищал от царя Гиемпсала с такой горячностью, что во время спора схватил за бороду царского сына Юбу. А когда Масинта все же был объявлен царским данником, он вырвал его из рук тащивших его, долго скрывал у себя, а потом, отправляясь после претуры в Испанию, увез его с собою в носилках, окруженный толпой провожающих и фасками ликторов».[52]

Но все эти процессы, в которых для Цезаря важно было участие, а не результат, возможность показать себя во всей красе и завоевать больше популярности, отошли на второй план, когда впервые появилась серьезная возможность сорвать большой куш.

Умирает Квинт Цецилий Метелл Пий — глава коллегии понтификов. Освобождается место главного жреца — верховного понтифика. Что важно — это была пожизненная должность, и она автоматически делала ее носителя одним из самых известных личностей Республики. В отличие от административных постов, особенно связанных с управлением провинциями, верховный понтифик не имел перспектив для обогащения. Но для Цезаря, обремененного долгами сверх меры, появилась возможность существенно улучшить свой «кредитный рейтинг» и доказать, что кредиторы не напрасно делают ставку на его возвышение.

Первоначально расклад сил явно был не в его пользу. На место понтифика претендовали такие заслуженные люди, как Лутаций Катул, который во времена четвертого консульства Мария также занимал пост консула, и Публий Сервилий Исаврик, которого Цезарь знал и уважал по службе у него в Киликии. По сравнению с такими известными и весьма немолодыми людьми Цезарь выглядел юным наглецом, у которого практически не было шансов.

Но если раньше согласно законам Суллы жрецов, в том числе и верховного понтифика, назначал Сенат, то незадолго до смерти Метелла трибун Тит Лабиен проводит закон, восстанавливающий прежнюю систему избрания народным собранием из семнадцати триб, выбранных из тридцати пяти жеребьевкой. И сенаторы, которые, вероятно, склонились бы в сторону Катула, сейчас могли только лишь пытаться повлиять на результаты голосования.

Цезарь влезает в очередные долги, чтобы подмазать нужных людей, имеющих влияние в каждой трибе. Катул, полагавший, что у него все шансы на победу, начинает нервничать и предлагает известному своими долгами сопернику большие отступные, если тот откажется от борьбы. Однако на кону больше чем какая-то, пусть даже весьма существенная, сумма. В свою очередь Цезарь объясняет предложение Катула его неуверенностью и под это занимает еще больше денег.

Решающий день выборов в конце 63 года до P. X. для Цезаря означает рубеж, после которого он либо продолжит свою политическую карьеру, либо рухнет под тяжестью долгов, преследуемый кредиторами.

«Оставив надежду получить провинцию, он стал домогаться сана великого понтифика с помощью самой расточительной щедрости. При этом он вошел в такие долги, что при мысли о них он, говорят, сказал матери, целуя ее утром перед тем, как отправиться на выборы: «Или я вернусь понтификом, или совсем не вернусь». И действительно, он настолько пересилил обоих своих опаснейших соперников, намного превосходивших его и возрастом и положением, что даже в их собственных трибах он собрал больше голосов, чем оба они во всех вместе взятых».[53]

Вскоре раздосадованный Катул попытается отомстить ему, объявив Цезаря соучастником заговора Каталины.

«Доколе Катилина…»

К тому времени, как Цезарь становится верховным понтификом, в Риме разгорается борьба за главный приз — консульство.

У Ауция Сергия Каталины появляется шанс поправить свое материальное положение, потому что все награбленное при Сулле добро он растратил давно, а консульство после годовой службы, как мы знаем, вело к назначению в провинцию — дойную корову римлян. И поэтому он снова выдвигает свою кандидатуру. Ему противостоят Децим Юний Силан, муж Сервилии, старой пассии Цезаря, и Луций Лициний Мурена, весьма благородный человек, воевавший вместе с Лукуллом против Митридата.