Кроме перечисленных инструментов и стекол, значилось в этой описи также большое число различных «из бука сделанных припасов, надлежащих до простых и зрительных труб».
Вот каким числом астрономических инструментов и отдельных их частей располагал Брюс в период пребывания его обсерватории в Глинках!
Трудно себе даже представить астрономическую обсерваторию начала XVIII века, которая могла бы вместить в себя все это оборудование.
В октябре 1737 года В. Н. Татищев в одном из своих писем в Академию наук писал, что у него имеется «квадрант не очень малой с перспективой (со зрительной трубой)», у которого «все обороты и все движения на бесконечных шурупах», т. е. с червячными винтами, и что этот квадрант был сделан ему «с обрасца графа Брюса».
Подводя итоги сказанному об астрономических занятиях Брюса, уместно уделить несколько слов о том, какой след оставили они в истории русской астрономии.
Выше нами уже рассказывалось о том, что в течение своей жизни Брюс написал ряд астрономических сочинений и участвовал в составлении астрономической части календарей. Сыгравшие большую роль для русской науки начала XVIII века все эти остающиеся, к сожалению, до сих пор не изученными сочинения и календари были в значительной мере обязаны своим появлением тем материалам, которые Брюсу удалось собрать при своих астрономических наблюдениях.
Большую роль сыграли для дальнейшего развития наблюдательной астрономии в нашей стране также и обсерватории Брюса.
Выше уже рассказывалось о том, какую большую службу сослужила Сухаревская обсерватория Брюса при подготовке первых русских военно-морских офицеров в петровской «навигацкой школе». Заметный след оставили обсерватории Брюса в строительстве астрономических обсерваторий и в последующее время.
Документально известно, например, что, получив в 1735 году перечисленное выше оборудование обсерваторий Брюса, Академия наук еще в течение долгого времени после этого пользовалась им для укомплектования инструментария своей астрономической обсерватории.
Сохранился, например, «репорт» руководившего с 1726 по 1747 год обсерваторией Академии наук астронома Жозефа Никола Делиля, датированный апрелем 1746 года, в котором он, касаясь обеспеченности вверенной ему обсерватории нужными инструментами, писал: «…Что ж касается до прочих маленьких инструментов, которых еще на обсерватории недостает, то понеже Академия Наук получила… многие инструменты из пожитков покойного фельдмаршала Брюса, для того не потребно будет из других земель более выписывать».
Уже один этот документ наглядно показывает, какую ценность для Академии наук составило собрание астрономических инструментов Брюса.
Если к этому добавить, что часть этого оборудования поступила в Физический кабинет Академии наук и в течение длительного времени служила там хорошим пособием для обучения академических студентов практической оптике, то значение указанных обсерваторий Брюса для дальнейшего развития русской науки станет еще более очевидным.
В. Л. Ченакал подмечает также одну довольно любопытную деталь: живя в Глинках, Брюс очень часто навещал Москву, был тесно связан с целым рядом московских государственных учреждений и находящимися в это время в Москве учеными.
Богатое наследие
Яков Брюс скончался в Глинках 19(30) апреля 1735 года. В надгробной проповеди, прочитанной при его погребении 14 мая пастором Фрейнгольдом, указывалось, что прожил он 65 лет 11 месяцев и 18 дней, т. е. не дожил до 66 лет всего 12 дней. В то время возраст достаточно солидный. А учитывая то обстоятельство, что Брюс довольно сильно болел: почти 30 лет его мучили приступы подагры, можно сказать, что смерть его не была чем-то неординарным. Тем более в 1728 году скончалась его жена Мантейфель Маргарита (Марфа Андреевна), и он был в последние годы одинок. И все же можно с уверенностью говорить о неожиданности смерти Брюса. Поскольку есть эпизоды, показывающие, что у Брюса были планы, которым не суждено было сбыться.
Первое: находясь в начале февраля в Москве, он покупает дом в Мясницкой части (современный адрес — Мясницкая, 15), в дополнение к тому, что был пожалован Брюсу в 1705 году (Мясницкая, 13, корпус 4). Видимо, он рассчитывал это здание использовать в своей дальнейшей деятельности. Тогда же Брюс заключает договор с вдовой подьячего Стефанидой Васильевой о том, что возьмет в обучение на пять лет ее сына Диму и подготовит его к поступлению в учебное заведение. Договор подписан 4 февраля, т. е. за 72 дня до смерти.
И наконец, третье и, наверное самое главное обстоятельство, показывающее, что смерть была неожиданной. Находясь в эти дни в Москве, Брюс отправляет в Санкт-Петербургскую академию наук два ящика с приборами и инструментами из своей личной коллекции. При этом предполагается, что им будет написано завещание о судьбе всего научного кабинета и библиотеки и это будет дар Российской академии наук. Однако след отосланных ящиков затерялся, их судьба до сих пор неизвестна, и завещания так и не было написано. Хотя на протяжении многих десятилетий после смерти Брюса ошибочно утверждалось, что якобы Брюс завещал все свое научное наследие академии.
Эту коллекцию и библиотеку Брюс собирал всю свою жизнь. В отличие от многих коллекционеров, Брюс, по мнению Луппова, выступает перед нами не как простой собиратель, а как ученый, который приобретает то, что ему надо для занятий. И коллекция, и библиотека отражают широту его интересов.
Валентин Босс подчеркивал, что библиотека Брюса составлялась с определенной целью. Прежде всего она отражает интересы физика, естествоиспытателя, астронома, математика и инженера, который по возвращении из Лондона встал во главе сложного движения интеллектуального и социального преобразования России, во время которого русская наука и русский язык начали приобретать свой современный характер. Брюс заложил основы для нового математического и — шире — научного образования, чем в свою очередь была подготовлена почва для основания Петербургской академии наук (в которой он также должен был играть соответствующую роль). Вот почему коллекция книг, инструментов и редких вещей, которые он собирал долгие годы, является уникальной для Петровской эпохи.
Каталог библиотеки Брюса печатался в двух вариантах. Первый, неполный, в 1859 году с коротким и неточным вступлением И. Е. Забелина, где говорилось, что «Тайдеману дана была инструкция, согласно которой он должен был принять вещи и бережно доставить их в Петербург. Принимать и считать вещи академия назначала по «росписи, которая от профессора и секретаря посольства господина Гроса учинена была», вероятно, еще при жизни и по поручению самого графа Брюса, и в инструкции, между прочим, в третьем параграфе, говорилось: «Если он (Тайдеман) между оставшимися имениями еще разные печатные книги, и как до истории, так и до прочих наук и знаний принадлежащие рукописные тетради, картины, рисунки, гравюры, инструменты, машины, сосуды старинной или нынешней работы, из какой бы оныя материи не были, также и возвышенной и резной работы, камней, старинные и новые резные монеты и медали, звери, инсекты, коренья и всякие руды найдет, которые в показанной росписи не объявлены, то и имеет он особливую роспись о том учинить и оные вещи к прочим приложить»». В конце августа вещи были приняты, уложены и до отправки в Петербург перевезены из дому Брюса в пустой дом князя Юрия Долгорукова, что близ Мясницких ворот. Здесь они оставались до зимнего пути, потому что осенью Тайдеман везти побоялся, чтоб не учинилось вреда и траты некоторым ломким вещам, каковы были инструменты и посуда. В ноябре их отправили на 30 подводах и с конвоем для бережения.
Второй вариант был напечатан в 1889 году в V томе «Материалов Императорской Академии Наук».
Прежде чем показать различие между этими двумя вариантами, необходимо восстановить ситуацию, в которой первоначальный вариант создавался.
После смерти Брюса в мае 1735 года временно ответственным за библиотеку стал граф Салтыков. 6 июня того же года он получил письменное указание от Кабинета министров «назначить исключительно квалифицированного человека» составить список книг библиотеки Брюса. В этом же письме сообщалось, что академия высылает «специального курьера», чтобы помочь классифицировать «все курьезные вещи» для Кунсткамеры. Но этот специальный курьер так никогда и не прибыл. Салтыков поручил это задание своим знакомым Богдану Аладину и капитан-лейтенанту Гурьеву, которые совершенно не понимали всей сложности возложенной на них задачи.