Из Оренбурга и Гурьева тотчас двинуты были подкрепления к степным отрядам, а на Эмбу прибыл и сам Крыжановский.
Гурьевский отряд, поступивший, за болезнью прежнего начальника, капит. 1-го ранга Тверитинова, под команду под-полк. Ген. штаба Саранчова, напал 18 июня у озера Масше на адаевцев, вероломно напавших на Рукина, и отбил у них до 3 тыс. голов скота. Адаевцы изъявили покорность и представили Саранчову есаула Логинова, двух казаков и 4-х поселенцев из-под форта Александровского. 7 июля Саранчов двинулся к морю на джеменеевцев, которые бросили на берегу детей, верблюдов и вьючных лошадей, а сами спаслись на острова. Лошади завязли в иле. Очутившись без всяких припасов, киргизы сдались, выдали пленных и все награбленное на армянских базарах под ф. Александровском.
Из других отрядов заслуживает упоминания еще отряд подп. Байкова. Оставив тяжести на р. Чегане, Байков с ротой стрелков и 2 сотнями казаков выступил 28 июня к Чинку. В 23 дня, без дневок, прошел до 500 верст с большими лишениями по безводности песков Асмантай-Матай и Сам, расчебарил кочевников, отбил множество скота, который, впрочем, частью погиб, частью был брошен, и наконец воротился на р. Чеган. 21 июля он перешел к оз. Чушка-куль с первым эшелоном и послал назад 130 верблюдов, под прикрытием 6 казаков и 14 донских артиллеристов с гладкоствольными пистолетами. 25 числа на эту команду напали киргизы у мыса Чиграя (выступ Чинка). Казаки уложили верблюдов в каре и связали им ноги. Один донец Волошенков поскакал на Чеган за помощью. Киргизы были в кольчугах и лезли пешими… Лаучи передались неприятелю… Видя, что пистолетные пули наши не берут, казаки стали вырывать пики из рук киргизов и этим оборонялись… Трое наших было убито, а 15 ранено… Тут подоспела помощь с р. Чегана и киргизы ускакали. Байкову, вместо нагоняя, подчинили еще часть отряда генерала Бизянова, которого отозвали в Оренбург, за то, что он не дошел до уроч. Мын-Су-Алмаз и отклонился к Сагызу, открыв Эмбу… Байкову предписано употреблять оружие только по указанию начальника уезда. Но Байков двинулся на р. Сагыз и, несмотря на уверения уездного начальника, что там сидят мирные, расчебарил их. Его отозвали, предали суду и сослали на поселение…
Чиграйские герои заслуживают внесения в летопись истории: уральских казаков было 3 — Любимов, Соколов и Халимов за переводчика; донских 14: фейерверкер Коржов, и казаки — Волошенков, Карташев, Богомазов, Киреев, Ерофеев, Чеботарев, Кружилин, Кашлыков, Пономарев, Куликов, Сафронов, Моисеев и Косоножкин; фамилии 3-х оренбургских казаков неизвестны.
Все оставшиеся в живых награждены знаками отличия военного ордена. Волошенков сверх того произведен в урядники, а Коржов в хорунжие.
Расправа с Хивой назначена была в 1871 г. средствами Туркестанского округа; Кавказский же и Оренбургский должны были выслать отряды — первый на Уст-Урт, второй в Барсуки, чтобы сдержать кочевников от вмешательства, а с нашей стороны из киргизов организовались партизанские партии, которым предстояло не допускать хивинцев в наши пределы. Но вследствие разрыва с Кульджею Хива отошла на второй план, хотя с нею и велись еще переговоры, но через бухарского эмира, так как Кауфман не хотел более ронять своего достоинства, систематически игнорируемый ханом.
В мае 1871 года полусотня оренбургских казаков, под командой есаула Агапова, была послана из отряда полк. Саранчева конвоировать отрядную кухню, шедшую обыкновенно впереди для заблаговременного приготовления обеда. В песках Агапов наткнулся на партию киргизов, сопровождавших отбитый ими табун лошадей. Бросив кухню на волю Божию, Агапов ударил с казаками на барантачей, отбил табун и преследовал киргиз до 60 верст; но в пылу успеха не заметил, что далеко обогнал свою команду и занесся с тремя казаками в самую гущу врагов. Увидав наконец что он окружен неприятелем, Агапов, сам-четверт, спешился и открыл огонь… Киргизы отхлынули, и наши удальцы отсиделись: вскоре прискакали остальные казаки на своих изморенных лошадях и выручили своего командира.
Преувеличенное уважение дикарей к винтовке в этом случае спасло Агапова. Иначе относятся киргизы к сабле: 21 апреля 1870 г. начальник мангышлакского отряда возвращался к освобожденному им Александровскому форту с 57 всадниками Дагестанского конно-иррегулярного полка; в 12 верстах от форта на них напала толпа адаевцев; черкесы ударили в шашки и пробились, но потеряли 24 человека.
В Красноводске в этом году произошла перемена: сильное развитие болезненности побудило главнокомандующего Кавказскою армиею командировать туда нач. штаба генерала Свистунова, который нашел, согласно, впрочем, и мнению самого Столетова, что на зиму отряд непременно надо будет вывести с Балханских гор. Предположений же своих о будущих действиях Столетов сообщить Свистунову не пожелал, пока ему не объявят категорически, будет ли вскорости предпринят поход на Хиву со стороны Красноводска. Сам Столетов настаивал, что поход не следует откладывать позже осени этого, т. е. 1871 года, уверяя, что справится с Хивой с отрядом в 1100 чел., 300 коней и 6 горных орудий, но что очищая Балханы, мы утратим возможность добывать верблюдов от кочующих в соседстве туркмен. Поход из Красноводска значительного отряда Столетов считал дорогим и трудным предприятием и потому полагал, что главная роль в расправе с Хивой должна быть предоставлена туркестанским войскам, а кавказские могут сделать с успехом только одну диверсию.
Неудачный ли выбор места под укрепление, выказанная ли Столетовым самонадеянность, неимение ли им вполне разработанного плана военных действий, о чем можно было судить по нежеланию его сообщить такой план начальству, или, наконец, какие-либо особенности его характера и привычек, — неизвестно, что именно повлияло и что именно доложил Свистунов главнокомандующему, — но только Столетов был сменен и на его место назначен подполковник Генер. штаба Маркозов.
Прежде чем очистить позицию у Балхан, ему приказано было воспользоваться выдвинутым положением отряда и произвести рекогносцировку пути к хивинской границе, а затем перейти на юг, к р. Атреку.
Отняв силою верблюдов у туркмен, Маркозов двинулся в сентябре к хивинским пределам на Саракамыш и через месяц дошел до колодца Декча, где начинался уже Хивинский оазис. Хивинский хан только что перед тем охотился в окрестностях названного колодца, когда наши войска подходили к Саракамышу. Можно представить, как он был перепуган и как он скакал в Хиву, сея по дорог тревогу! Наскоро стали собирать ополчение и наконец двинули к Декча конный сброд. Сброд этот, конечно, не застал уже русских, которые воротились к Бал ханам. Хивинцы же уверяли, что они «прогнали неверных».
Обратный путь потребовал также месяца времени. Сняв посты на Балханах, Маркозов выступил на Атрек к Чекишляру и прибыл сюда 24 ноября.
Одновременно с движением Маркозова двинулся и со стороны Туркестана отряд генерала Головачева от Джизака, чрез Буканские горы. И так оба отряда дошли до границы Хивы, и это сильно всполошило ханских приспешников. Прежняя уверенность в своей недосягаемости, как видно, поколебалась. На совещаниях у хана почти все его главари признали, что если только русским удастся пройти пустыни, охраняющие Хиву, то уж нечего и думать о каком бы то ни было сопротивлении, тем более что ополчения своего Хива долго держать в сборе не может по недостатку хлеба. Решено было отправить к русским послов, которые бы могли высмотреть что нужно, протянуть время и поторговаться, нельзя ли отделаться подешевле. Все-таки к Кауфману посылать не хотели: смиренный и несколько зависимый тон азиатского посла, чувствующего себя в руках того, к кому послан, как будто уже не шел к ним после массы невежливостей, которые они себе позволили по отношению к Кауфману.
Послов снарядили к наместнику Кавказа и к оренбургскому генерал-губернатору. Был же такой случай, что против одного соседнего генерал-губернатора азиатские дипломаты просили помощи у другого, может быть, рассчитывая на их соперничество и, понятно, меряя по своей мерке: здесь не редкость встретить беков, отлагавшихся от своих повелителей. На этот раз хивинцы жаловались Кавказу и Оренбургу на Кауфмана, высказывали те же притязания на левый берег Сыр-Дарьи и грозили, что пленных не выдадут, пока вопрос о границах не будет улажен путем нового договора. Какую еще грамоту вез Баба-Назар-Аталык и к высочайшему двору, осталось неизвестно, так как посол был задержан в Оренбурге по распоряжению министерства иностранных дел. Другой посол, Магомет-Амин, также был задержан в Темир-Хан-Шуре. Обоим объявлено, что их не допустят ни к высочайшему двору, ни к наместнику, не примут от них никаких доводов, ни писем, пока пленные не будут освобождены и пока не будет послано такое же посольство и к Кауфману.