— Уверена в этом.

Открыв входную дверь галереи в Мехелин-Хейсе, Людольф поразился длине помещения и тому, как хорошо оно освещалось высокими, до самого потолка, окнами по обеим сторонам от двери. Он предположил, что человек, вставлявший в это время картину в раму, — именно тот, кто ему нужен.

— Мастер Вермер?

Ян отложил работу и вышел вперед, заинтересовавшись возможным покупателем, еще не знакомым ему.

— Да, это я.

— Позвольте представиться: Людольф ван Девентер.

Имя ничего не говорило Яну, потому что Франческа никогда не упоминала о Людольфе ни ему, ни его жене.

— Чем могу быть вам полезен, господин? Вы желаете взглянуть на то, что находится здесь на стенах или у вас на примете есть какая-то картина?

— Мне нужны не произведения искусства, — ответил Людольф, хотя с интересом поглядывал на ближайшее к нему полотно. — У меня к вам другое дело.

Первой мрачной догадкой Яна была та, что этот хорошо одетый незнакомец — адвокат, присланный одним их тех, кому он задолжал.

— Какое же?

— У Вас есть ученица Франческа Виссер?

— Да, есть.

— Перейду сразу к делу. Я здесь для того, чтобы выкупить ее из ученичества. Она должна перейти в другую мастерскую в Амстердаме.

Ян оперся всем телом о край длинного стола и скрестил руки на груди.

— Франческа ничего не говорила мне об этом, — холодно сказал он, оскорбленный недоверием к нему.

— Она еще не знает. Это будет сюрприз для нее.

— Вот как? А по чьему указанию вы действуете?

— Ее отца. Я видел его только вчера, перед тем как выехать из города. — Людольф не спеша прохаживался по галерее, мельком поглядывая на картины. Затем остановился, вытащил из кармана сложенный лист бумаги и бросил через стол, предоставив Яну самому взять его. — Можете сами убедиться.

Сделав еще несколько шагов, Людольф остановился перед одной из картин. На ней была изображена шумная сцена в таверне, а смеющийся мужчина с красным лицом, поднимающий высокую пивную кружку, напоминал Хендрика. Хотя меньше всего выражение лица художника при их вчерашней встрече в Херенграхте, можно было бы назвать радостным.

— Франческе не понравится ваше вмешательство, — сказал Хендрик, мрачно нахмурившись, — и ту сумму, которая уже была уплачена, придется вернуть тому, кто их дал.

— Никаких проблем. Просто поставьте свою подпись на этом документе, и я возьму дело в свои руки. Мой служащий составил его для вас.

— А что, если я откажусь подписать?

Людольф не счел нужным отвечать, и спустя секунду или две Хендрик взял перо.

Из предосторожности Ян Вермер спросил:

— Кого гер Виссер имеет в виду в качестве нового учителя для Франчески?

Людольф повернулся и взял бумагу, вновь положенную художником на стол.

— Питера ван Хоха.

— А... я хорошо знал его, когда он жил в Делфте. Его работы уже тогда отличались насыщенным цветом, он любил изображать бытовые сцены.

— Мне говорили, что ваш стиль оказал влияние на него.

— Возможно. Он хочет взять Франческу в ученицы?

— Только с вашего согласия.

— Этого и следовало ожидать. Ни он, ни какой-нибудь другой старый приятель и художник, а также ни один уважающий себя мастер не станет красть ученика из другой студии, будь тот полностью подготовленным, как Франческа, или всего лишь начинающим. Вы узнали, хочет ли она подобной перемены?

Людольф насмешливо улыбнулся.

— Мнения женщины не спрашивают. Она примет то, что ей уготовано.

— Вы так думаете? Что заставило отца девушки обратиться к Хоху?

— Я только что назвал вам причину. Ваши стили имеют много общего, что облегчит Франческе дальнейшее обучение.

— Я не понимаю мастера Виссера. Он, несомненно, отдает себе отчет, что теперь работы де Хоха совершенно другие. Они стали механическими и манерными из-за его стремления угодить общераспространенному пристрастию к пышным сценам с мужчинами и женщинами во французских шелках и атласе.

— Но все равно, он — лучший выбор.

— Нет! — в ярости Ян стукнул кулаком по ладони. — Даже если бы я был готов отпустить Франческу — к чему я не готов — то и тогда отказался бы рисковать ее живым стилем и особым чувством света!

Людольф нахмурился и забарабанил пальцами по столу.

— Я не ожидал подобной враждебности. Наверное, я недостаточно ясно дал понять, что вам хорошо компенсируют ваши потери и затраты.

— Она не предмет торговли!

— Вы искажаете мое предложение. Оно было сделано совсем в другом духе. Я тоже близко к сердцу принимаю интересы этой девушки. Но не пройдет много времени, как она станет женой и матерью. Живопись будет для нее не больше, чем просто увлечение. Поэтому, какое значение имеет смена стиля?

Ян, предположив, что этот человек заметил взаимный интерес Франчески и Питера, решил, что ради их блага благоразумнее продемонстрировать полное неведение в этом вопросе.

— Личная жизнь девушки нас не касается. Для меня имеет значение лишь то, — тут Ян ткнул себя большим пальцем в грудь, — чтобы она достигла уровня наших лучших современных художников, и я не хочу видеть, как она упустит свой шанс.

Лицо Людольфа потемнело от гнева.

— Хватит споров! Я заплачу вдвое больше, чем вы получили бы за эти три года! Плюс еще две тысячи гульденов, чтобы покрыть ту прибыль, которую принесла бы продажа ее работ! Не говорите мне, что вам не нужны деньги, потому что я никогда не начинаю таких дел, не узнав предварительно все, что можно, о человеке, с которым собираюсь заключить сделку. Вы задолжали булочнику так много, что, лишь одолжив денег у тещи, не стали отдавать ему одну из ваших картин в уплату долга, который, кстати, полностью так и не выплачен. Не стану беспокоить перечислением остальных ваших долгов в этом городе. «Великая буря», прервав приток потенциальных покупателей из других мест, добавила финансовых трудностей. — Людольф остановился передохнуть и выпрямился, так как в пылу тирады угрожающе наклонился вперед — старый трюк, усвоенный им много лет назад с целью запугать собеседника. Затем более спокойным тоном, продолжил: — Мы торговались слишком долго. Я — щедрый человек. Сколько вы хотите?

— Вы уже слышали мой ответ, — ответил Ян с ледяным спокойствием, не повышая голос. Его самообладание усилило ярость Людольфа.

— Не будьте глупцом!

— Выйдите из моего дома!

— Нет, пока не увижу Франческу! Она не пойдет против воли своего отца. — Людольф рассчитывал, что сама Франческа станет его козырной картой.

— Ах, вот как! Значит, ее все-таки введут в курс дела, не так ли? Вы полагаете, что можете запугать ее и заставить сменить студию?

— Вы ведь не будете держать девушку здесь против воли?

— В данном случае решать ей. Если она захочет воспользоваться новой возможностью, я пересмотрю свое решение.

— Сейчас вы поступаете благоразумно. — Людольф чувствовал, как контроль над ситуацией возвращается к нему. — Пошлите за ней.

— Нет, у меня есть идея получше. Я хочу, что-бы она приняла решение самостоятельно — без какого-либо убеждения с моей стороны и принуждения с вашей.

— У вас довольно странные представления о моей роли в этом деле, — едко заметил Людольф.

— Особенно, если принять во внимание, что я представляю ее отца.

Ян пожал плечами.

— Вряд ли вы можете ожидать, что я буду выбирать слова! Итак, рядом с мастерской находится комната, равная по высоте двум этажам — совсем как эта галерея, и в ней есть пролет с деревянной балюстрадой, откуда можно наблюдать, что происходит внизу. Я отведу вас туда, и вы услышите весь наш разговор. Я сообщу Франческе о воле ее отца, но вы не должны вмешиваться, пока она сама не примет решение. Согласны?

— Если вы не сделаете попытки повлиять на нее каким-нибудь образом.

— Даю слово.

Ян отвел Людольфа в комнату с балюстрадой, являвшейся довольно обычной деталью голландских домов. Ему не нравилось то, что происходит. Насколько он знал девушку, необходимость действовать вопреки указаний отца принесет Франческе сильные страдания. Если она попросит отпустить ее, чтобы вернуться в Амстердам, Ян согласится, но компенсацию не примет. Ее предложили как оскорбительную взятку.