Ребята выскочили в гараж. Красных машин и след простыл. Лишь сизый бензиновый дымок висел в воздухе, с перекрёстка доносился, удаляясь, вой сирены, а дежурная Галя медленно закрывала ворота.

Она поправила пилотку на своих кудрявых волосах и сказала:

— Выезд по тревоге полагается в течение сорока секунд, а боевой расчёт сержанта Лыкова, как всегда, за двадцать пять уложился.

Лёва и Женя переглянулись.

— Оказывается, не травил, — сказала Женя.

ГОТОВЫ К ДАЛЬНЕЙШЕЙ СЛУЖБЕ

Пожарные долго не возвращались. Но пионеры не уходили, сидели на скамейке у ворот и терпеливо ждали. Дежурная Галя принесла две кружки и налила чаю мальчикам, а Женю она напоила из своей красивой чашки с васильками. Лёва и Серёжа пили с сахаром, Жене досталась ириска «Тузик».

Ребята сказали:

— Спасибо.

А дежурная Галя сказала:

— Пейте на здоровье.

Чай был горячий, крепкий и очень вкусный, гораздо вкуснее, чем дома. Но всё равно время тянулось медленно. Лёва два раза бегал на перекрёсток — посмотреть, не едут ли пожарные.

В первый раз он не принёс никаких новостей, а во второй раз принёс четыре эскимо.

— Берите, пожалуйста, — сказал он Гале.

Дежурная Галя сказала:

— Спасибо.

А ребята сказали:

— Ешьте на здоровье.

Все ели на здоровье, только один Серёжа плохо ел; он всё писал в своей тетрадке. Так усердно писал, что эскимо у него растаяло.

— Что-то долго не едут, — сказал Лёва.

— А вдруг они там сгорят… — сказала Женя.

— Да нет… — сказала дежурная Галя. — Всё обойдётся. — И вздохнула. — Такая у них работа…

Но вот с перекрёстка донёсся звук сирены и вернулись пожарные. Красные машины, пофыркивая моторами, заползали в гараж на свои места, и под потолком над каждыми воротами вспыхивали и гасли зелёные лампочки.

— Это что за сигналы? — спросил Серёжа.

Дежурная Галя объяснила:

— Это такой прибор — фотоэлемент. Он сигнализирует диспетчеру, что колёса машин перешли через порог гаража. Теперь диспетчер знает, что пожарные вернулись в часть и готовы к дальнейшей службе.

«Как же готовы, когда они такие грязные?» — подумала Женя.

Действительно, брезентовые костюмы пожарных были покрыты сырыми тёмными пятнами, лица у всех закопчённые, у великана Петровича даже один ус подгорел, а у сержанта на руке белела свежая марлевая повязка.

Пожарные сразу же пошли в душ. А когда они появились в комнате отдыха, школьники заметили, что среди них нет весёлого Коли Андреевича.

— Хотите чаю, хлопцы? — спросила дежурная Галя. — Горячий!

— Не хотим, — буркнул Петрович. — Мы и так уже хватили горячего.

— А где же дядя Коля Андреевич? — спросил Лёва. И так как все молчали, тихонько добавил: — Он со мной хотел на бильярде поиграть…

Сержант вздохнул и сказал негромко:

— Балка там одна обвалилась… Ну, Колю немножко задело. Да ничего, не сильно задело. Скоро наш Коля поправится, опять с нами вместе будет.

Больше никто ничего не произнёс.

Только Серёжа вдруг сказал. Он сказал:

— Я напишу сочинение. Оно будет называться «Сорок секунд!» — и глаза у Серёжи при этом блестели, а щёки сделались красные.

— Ну что ж, название подходящее, — сказали пожарные.

А больше никто ничего не успел сказать: оглушительно затрещал звонок, замигали под потолком красные лампочки…

И опять в гараже висел бензиновый дымок и с перекрёстка доносились звуки сирены, а дежурная Галя медленно закрывала ворота пожарной части.

МУЖЧИНА

Наташа сидела на табурете, положив руки на колени. Её полные обветренные губы приоткрыты, румяное, совсем ещё детское лицо напряжено, глаза устремлены на бревенчатую стену, где вместо каких-то графиков и диаграмм она видит себя несущейся по степи за рулём грузовика, наполненного до бортов золотым зерном; встречные шофёры приветственно машут ей, почтительно уступают дорогу…

К действительности Наташу вернуло покашливание директора. Он вертел в пальцах её водительские права третьего класса — новенькие, старательно обёрнутые целлофаном.

— Ни одного пятнышка. Ездить-то умеешь?

— Да вы что, товарищ директор! У нас же в институте — кружок. Я окончила на хорошо! Семьдесят два часа практической езды!..

— Семьдесят два. Наши ребята об эту пору столько за сутки наезжают.

Директор поглядел на запылённые Наташины волосы и снял телефонную трубку.

— Граня? Ты почему не спишь?.. Да брось, ничего мне не сделается. Выберу момент, заскочу поем. Послушай, Граня, сейчас к тебе придёт одна студентка. Ты покорми её, пожалуйста, и уложи поспать.

— Я уже отоспалась, товарищ директор. В поезде и в степи. И поела, что было с собой. Давайте мне работу.

Директор положил трубку:

— Хорошо. Прочти вон там…

Под портретом Ленина висел лозунг, написанный чернилами на полосе бумаги: «Не дадим зерну зимовать в степи!»

— Это пионеры сюда повесили, чтобы у меня перед глазами было. Сами они помогают, сколько силёнки есть, — организовали патрули по охране зерна, подбирают его на дороге, сопровождают машины на элеватор. Элеватор-то у нас далеко. Но мы наладили временные ссыпные пункты — укрыли навесы толем, полы забетонировали; понаделали прицепы из списанных грузовиков, а некоторые подлатали… В общем, с техникой обойдёмся. А вот людей…

На улице раздался треск мотоцикла и смолк под окном. В комнату быстро вошёл человек в стёганке. Лицо его горело.

— У Лузгина заминка, Егор Фомич! Комбайны простаивают с полными бункерами.

— Что ты предпринял?

— Там корреспондент из областной газеты попался мне под руку, на своём «москвиче» приехал. Так я его на грузовик пересадил — уговорил поработать. Потом Лёшку с цистерны снял — тоже на трёхтонку. Дело улучшилось. Не знаю только, кто теперь воду в бригады повезёт?

— Вот она повезёт. Забирай её, Григорий.

— Как… Водовозом?.. — спросила Наташа.

— А ты что, руководящей работы захотела? Тогда меняйтесь. Ты согласен водовозом, Гриша?

— Ещё как!

— А ты — главным агрономом?

Наташа покраснела. Промолчала.

— На, возьми ключ от зажигания, — сказал Григорий. — Пойдём.

Над рядами одноэтажных домов за силосной башней занималась заря; она багрово отражалась в окнах, румянила изоляторы на столбах. Ветер доносил из ещё сумрачной степи рокот моторов. На широкой пыльной улице стояла брошенная посреди дороги автоцистерна, на её подножке сидел босоногий мальчишка в школьной фуражке, в рубахе с красным галстуком. Через плечо у него висела котомка, на руках — огромные шофёрские перчатки с крагами.

— Ты ещё здесь, Юрка? Оставь про это думать. Угробишь и себя и машину.

— Да вы испробуйте меня, дядя Гриша! Я же знаю, как скорости переключать, как всё… Ну дайте ключ…

— Нет. Поезжай вот с нею. Сначала на насосную, потом по бригадам. Она — человек новый, надо её в курс ввести. А для этого лучше тебя никого не найдёшь. Соглашайся, Юрий Петрович. — Агроном заискивающе похлопал мальчишку по плечу и пошёл к своему мотоциклу.

Юрка с ненавистью посмотрел на девушку.

— «Но-овый»! Много тут новых приезжает, а своим не доверяют. Учти, если в дороге что изломается, в гараже никого нет, все слесаря на уборке.

— Пугаешь? Эх ты, а ещё мужчина, — сказала Наташа. — И давно ты на целине живёшь, такой опытный?

— А с самых палаток. Уже в седьмой класс перешёл, а всё ещё не доверяют!

— Ну не злись, старожил. Я тебе порулить дам.

Юрка сразу повеселел. Забрался в кабину, хозяйственно повесил в угол на гвоздь свою котомку.

— А я тебе пирога отломаю. Мне мама полную сумку натолкала. Ты как заводишь — отжимаешь сцепление или на нейтралку ставишь?