В Самборе патер Свежинский в продолжение нескольких дней как бы присматривался к нему, подолгу беседовал с ним и, оставшись, по-видимому, очень доволен им, представил его царю.

Выдавший себя за царя Димитрия был слишком хорошо известен и ничего общего не имел с царствовавшим в Москве Димитрием. Этот человек уже средних лет, смуглый, черноволосый, с орлиным носом, с бородкой, угрюмый, был битый при царе Борисе кнутами по обвинению в колдовстве дворянин Молчанов. По смерти Димитрия он уехал из Москвы вслед за Шаховским и, пробравшись в Самбор, выдал себя с согласия Шаховского за царя. Но явиться на Русь он не смел.

Он жил у мачехи Марины, и поляки, озлобленные гибелью своих, пленом послов и низвержением, притворялись, что верили ему. Но Болотников верил глубоко и искренно.

Царь принял Болотникова милостиво, долго говорил о злодеях-боярах и о своих несчастьях. Болотников ушел с еще большей верой в него. Две недели прожил Болотников в Самборе, и за это время он представил царю смелый план похода на Москву и поклялся поднять Северскую землю и в три месяца быть там.

И Свежинский и Молчанов, оба видавшие на своем веку виды, были поражены военными соображениями Болотникова, и мнимый царь, после совещания со святым отцом, пожаловал Болотникова гетманом своих царских войск. Он дал ему саблю, епанчу с своих плеч, тридцать золотых, пятьдесят телохранителей и отпустил его на Путивль с письмом к князю Шаховскому.

И вот он на родине. Путивль недалеко. Он возвращается не жалким холопом, а гетманом царских войск, он сам теперь господин. Впереди слава.

Он тихо задремал. Но скоро его разбудили. Произошла встреча с казаками, которые, под предводительством атамана Заруцкого, шли с донскими запорожцами.

Болотников велел вести себя к Заруцкому.

V

— Здравствуй, атаман! — приветствовал он его. Молодой красавец казак, к которому подъехал Болотников, сидел на роскошно убранном коне, он с любопытством взглянул на гетмана и спокойно ответил:

— Здравствуй, пан!

И снял свою шапку.

— Ты атаман Заруцкий? — спросил Болотников.

— Я Заруцкий, — ответил он. — А только дивно мне, прискакал ты неизвестно откуда и допрос мне чинишь… — И Заруцкий весело рассмеялся, открывая ряд белых зубов под длинными, черными усами.

— И впрямь, — весело промолвил Болотников, — наскакал я на тебя. Я, как гетман войск царя Димитрия, прозываюсь Иван Исаевич Болотников и еду сейчас от самого царя из Самбора в Путивль.

Лицо Заруцкого сразу стало серьезно, он пристально посмотрел на Болотникова и потом, обернувшись, махнул рукой. К нему тотчас же подскакало несколько казаков. Заруцкий слез с коня. Болотников последовал его примеру.

— Пройдем, пан гетман, — важно и почтительно произнес Заруцкий и рядом с Болотниковым отошел в сторону.

— Пан гетман, — начал Заруцкий, когда они отошли так, что никто не мог их слышать, — не прими в обиду, правда ли ты видел царя, правда ли ты его гетман?

— Правда, атаман, — торжественно ответил Болотников. — Вот посмотри и письмо за царской печатью к путивльскому воеводе князю Григорию Шаховскому.

С этими словами Болотников вынул, отстегнув латы, письмо. Заруцкий мельком взглянул и потом на лицо Болотникова, и не столько царский герб на письме, сколько открытое, смелое и уверенное лицо гетмана заставило его поверить в то, что говорил Болотников.

— Так, значит, и правда он жив? — радостно спросил атаман.

Болотников утвердительно кивнул головой и с увлеченьем рассказал и о своей встрече с царем, и об его разговоре с ним. Заруцкий тоже рассказал, как поднялись казаки, помогавшие Димитрию против Бориса, узнав, что их любимый царь снова потерпел от злодеев. Он знал Димитрия тоже, но судьба помешала идти ему за царевичем в Москву. Теперь он ведет с собою три тысячи, а коли этого мало, он вернется назад на Дон, пройдет на Запорожье и приведет с собою в десять раз больше.

Через полчаса молодые люди были уже друзьями.

Из города показались всадники, расчищавшие путь ереди толпы. Толпа раздалась на обе стороны. Вслед за первыми всадниками, блестя шлемами и латами, показался отряд. Это ехал с знатнейшими лицами воевода навстречу царскому гетману. Болотников приказал двинуться вперед. С Заруцким они въехали в толпу. Там уже знали, что это приближается сам гетман царя Димитрия.

Блестящее вооружение Болотникова и его свиты, стройные, могучие ряды двигавшегося за ним казачьего воинства произвели на толпу потрясающее впечатление. Восторженный рев толпы приветствовал молодого гетмана. Целая буря голосов гудела:

— Да здравствует Димитрий Иванович! Да здравствует гетман и казачество! Долой вора, Шубника!

И сердце Болотникова наполнялось уверенностью в победе. Сняв с головы легкий шлем, он на все стороны кланялся народу. Князь Шаховской приближался. Болотников остановился. Князь шагом подъехал к нему. Толпа затихла, все с любопытством ожидали, что скажет воевода.

Князь снял свой шлем и громко сказал, склоняя голову:

— Добро пожаловать, гетман, мы давно поджидаем тебя. Веди нас против царских злодеев.

С этими словами он подъехал вплотную к Болотникову и обнял его, а потом и Заруцкого. Глаза Болотникова сверкнули гордостью.

— Православные! — крикнул он. — Шлет вам царь-батюшка привет и свое царское спасибо, что не оставляете его. Скоро и сам он будет.

Оглушительные крики покрыли его слова. При пушечной пальбе и колокольном звоне въезжал Болотников в Путивль. Духовенство встретило его с крестом, именитые граждане поднесли хлеб-соль. Казаки расположились лагерем у западных ворот города, Заруцкий и Болотников с несколькими приближенными отправились к воеводе.

Князь Шаховской немедленно отправил гонцов за князем Телятевским и Пашковым, которые выехали из Путивля утром.

Болотников весело рассмеялся, узнав, что князь Телятевский теперь черниговский воевода и будет биться заодно с ними.

— Чему ты? — удивился Шаховской.

— Ничего, боярин, увидишь, — ответил Болотников, — ведь давние знакомые мы с князем Андреем, то-то удивится да обрадуется.

Но на все дальнейшие расспросы Шаховского Болотников только посмеивался.

У князя-воеводы шел пир горой. На дворе люди стреляли из самопалов, пили пиво, мед и хриплыми голосами кричали в честь царя Димитрия, его гетмана и воевод. Это радостное оживление охватило и весь Путивль и передалось за его стены. Всюду ели, пили, кричали в честь царя, стреляли.

VI

Когда в Москве стал известным открытый, поднятый князем Шаховским бунт, царь Василий растерялся. К этому присоединились еще угрозы со стороны Польши. С каждым днем в Москве все громче и громче говорили в народе, что царь Димитрий спасся. Подметные грамоты умножались.

Бывшая царица Марина повеселела, держала себя надменнее, и было по всему заметно, что ей известны слухи о спасении ее мужа и она верит им. Князь Скопин употреблял невероятные усилия, чтобы не дать вспыхнуть бунту в Москве. Он почти не спал. Он видел, как непрочен престол его дяди, понимал интриги окружавших его бояр, князей Голицына, Долгорукова, лестью и видимым раболепством сумевших убедить царя в своей преданности. Не переставая они твердили царю, что тревожиться нечего, что мирные пути, избранные царем, самые верные, что народ успокоится его грамотами, что нельзя проливать кровь христианскую напрасно.

Лицемерный и трусливый Василий, боясь и бояр, и призрака Димитрия, не решался идти в открытый бой и не слушал Скопина, когда тот умолял его, пока еще не поздно, усмирить бунт вооруженной силой. На том же настаивал и Федор Иваныч Мстиславский. Но к этим двум советникам царю сумели внушить недоверие. Особенно старался Голицын, сильно помогал в этом и царский брат Димитрий. У обоих были свои цели. Им обоим казалось выгодным устранить со своей дороги этих влиятельных лиц. Димитрий, как наследник престола, нисколько не пожалел бы о гибели своего брата, а Голицын про себя думал, что его род не ниже князей Шуйских и что если был царем Шуйский, то отчего не быть избранным и ему. Князь же Мстиславский был родовитейший на Руси боярин, и они хорошо знали, что по смерти царя Димитрия, стоило только захотеть ему, и он был бы царем. А Скопин был молод, смел, предприимчив, и кто знает, что таилось в душе этого львенка.