— А, это ты! Заходи.
Хотя Прим открыл незапертую дверь без стука, та повернулась на хорошо смазанных петлях абсолютно беззвучно, а Корбин не соизволил обернуться, он все равно узнал вошедшего. Как это у него получилось, недоумевал Прим. По шагам узнал, что ли, волчара старый? Корбин, словно в насмешку над его мыслями, ткнул пальцем перед собой. Сбоку от камина висело небольшое выпуклое зеркало, позволяющее, пусть и в искаженном виде, обозревать, не вставая, всю немаленькую комнату. М-да, а ларчик-то просто открывался.
— Привет, я вот…
— Да ты проходи, проходи. Садись. Вино сам нальешь — мне вставать лень. Ну, как устроился?
И голос, и поза Корбина говорили о его полной умиротворенности и довольстве происходящим. Пожалуй, нормальная реакция для утомленного наставника, весь день посвятившего обучению несносных студиозусов и теперь отдыхающего от трудов праведных. Кто-нибудь на это, возможно, и купился бы, но только не Прим, знающий Корбина много лет и сразу почувствовавший какую-то фальшь в голосе друга. Впрочем, возможно, ему это только показалось, поэтому Прим решил подыграть. Плюхнулся в кресло, плеснул вина, совсем чуть-чуть, на дно бокала, только чтоб не нарушать атмосферу разговора, и небрежно ответил:
— Нормально устроился, библиотеку уже развернул. Кстати, доступ в лабораторию дашь?
— Дам, конечно. Лови.
Корбин, не вставая, пролевитировал ключ от лаборатории прямо в руки Приму. Ключ был тяжелый, красивый, с вделанным драгоценным камнем. Корбин вообще любил камни, и не только драгоценные, поэтому и вставлял их куда надо и куда не надо, и амулеты изготавливал только каменные. Хотя камень, кстати, далеко не всегда лучший материал для таких поделок, но — вкус у человека такой был. Прим поймал ключ, кивнул благодарно:
— Спасибо. Завтра займусь с утра…
— Завтра у тебя с утра пробежка, занятие по фехтованию и рукопашному бою. Посмотрим, не все ли ты забыл еще в своей лаборатории.
— А, понятно, чем ты Веллера испортил.
— В смысле? — Корбин соизволил наконец повернуться, и Прим сразу обратил внимание, какого нездорового цвета у него глаза. Точнее, белки глаз — мутные, все исчерканные набухшими от прилива крови сосудами. Такие глаза бывают у человека, который очень устал и не выспался… Или который недавно очень много пил, причем отнюдь не чая. — Мне кажется, наоборот — парнишка быстро прогрессирует.
— Не знаю, как уж он там у тебя прогрессирует, но когда я ему сказал помочь мне с библиотекой, он совершенно невежливо сказал, что занят. За такое учеников, кстати, наказывать положено.
— Надеюсь, такая мысль тебе в голову пришла уже позже? А то ведь ты не смотри, что Веллер молодой — второго ранга он достигнет очень скоро, а в магическом поединке, если что, он тебя уже сейчас через колено переломит. Боевой маг — положение обязывает.
Корбин вроде бы шутил, но что-то в его голосе подсказывало Приму, что граф ничуть не сомневается в сказанном, и, более того, случись сейчас этот поединок, не стал бы ему препятствовать. Все страньше и страньше…
— Он пока еще ученик, — чуть набычился Прим. Когда надо было, он умел стоять до конца, а сложившуюся непонятную ситуацию стоило разрешить уже сейчас, пока она не вылилась в проблему.
— С одной поправкой. Он теперь МОЙ ученик. Не твой, не твоего отца — МОЙ. И уже, кстати, маркиз Веллер. И он прекрасно знает субординацию. Больше того, сейчас его положение даже чуть выше твоего — просто потому, что мы готовим боевых магов, а он в этом уже сейчас разбирается лучше тебя. Ты теоретик — из него я сделаю… Да что там, уже начал делать практика. Ты ему скомандовал… Обрати внимание, не попросил, а скомандовал, как слуге, а ведь слуг в замке до хрена и больше. А он тебе сейчас ни с какой стороны не подчинен. В бою же ты бы подчинялся ему, а не наоборот. Думаю, попроси ты его — он бы помог… Кстати, когда это было?
— Да почти сразу как прибыл…
— В тот момент он действительно был занят — у него была лекция по основам целительства.
— Веллер! Читает! Лекции?!!
— Да, Веллер читает лекции. Потому что в полевых условиях необходимо оказывать первую помощь, а он в этом разбирается лучше меня. Более глубокую теорию, если мы до этого дойдем, я свалю на тебя, а практические сведения, особенно начального уровня, и дальше будет вести Веллер. Потому что за последние несколько месяцев у него было больше практики работы с ранениями разной сложности, чем у тебя за всю жизнь.
Корбин говорил спокойно и жестко, не как друг, а как командир, обращающийся к подчиненному. Прим сделал еще одну попытку понять, что же здесь происходит:
— Послушай, Корбин…
— Что?
— Объясни мне, что происходит.
— Да ничего. Ровным счетом ничего. Слушай, завтра зайду, посмотрю, что за книги ты привез, ладно? А сейчас, прости, я хотел бы побыть один.
— Нет, я не уйду, пока ты…
В этот момент в кармане Прима забренчал кристалл связи. В отличие от Корбина, пользующегося в основном зеркалом, позволяющим не только слышать, но и полноценно видеть собеседника, Прим в таких изысках не нуждался. Кристалл и компактнее, и удобнее в использовании, пускай картинка получается и заметно хуже, поэтому Прим предпочитал именно его. Звонила Джурайя…
Когда Прим закончил разговор и поднял глаза, он наткнулся на спокойный, ледяной взгляд Корбина. Похоже, все встало на свои места, картинка сложилась, но сгладить ситуацию не удалось — говорить что-либо было уже поздно.
— Помнится, в свое время мы договаривались, что баб друг у друга отбивать не будем? Похоже, кое-кто о многом забыл.
— Послушай…
— Нет, это ты послушай! Харэ делать из меня дурака. Я на тебя зла не держу, но и лицезреть твою рожу мне неприятно. Ясно?
— Ясно. Но, во-первых, ты все неправильно понял, а во-вторых, ты сам от нее отказался. Отец говорил…
Договорить Прим не успел — Корбин внезапно оказался рядом и рывком выдернул его из кресла, только рубашка, за отворот которой он рванул Прима, затрещала.
— А своими мозгами ты думать умеешь? Или Корнелиус тебя от этого отучил?
Корбин даже не понял, что произошло — ноги его внезапно оторвались от пола, и он, пролетев пару метров и с грохотом снеся низенький кофейный столик, заставленный посудой и бутылками, растянулся на полу, сильно приложившись спиной и затылком. Сел, помотал головой. Было больно, а сильнее всего болела челюсть. Прим стоял напротив, потирая кулак.
— Успокоился? А теперь, может, поговорим? Что ты себе напридумывал, собственник хренов?
Однако до Корбина слова уже не доходили. Он медленно встал, с хрустом сжал кулаки…
— Обидеться, что ли…
Уж кто-кто, а Прим слишком хорошо знал, что обычно следует у Корбина за этими словами, но сделать уже ничего не успевал — только втянул голову в плечи и вскинул руки, защищаясь. В следующий миг на него обрушился град ударов. Первые два, по корпусу, он принял на локти, но третий, в челюсть, пропустил, от чего отлетел назад, в точности как совсем недавно летел Корбин, только дальше и больнее.
Когда-то Прима учили рукопашному бою. Учителя даже говорили, что у него неплохие задатки, однако, во-первых, он долго не тренировался, а во-вторых, имел дело с человеком, который десятилетиями привык сражаться за собственную жизнь. К тому же Корбин был почти в полтора раза тяжелее и намного сильнее своего противника. Прима, вместе со всем его невеликим мастерством, не мастерством даже, а так, зачатками умения, просто смело. Он еще успел подняться, попытаться ударить, но его руки встретили пустоту, а сам он получил жесткий удар в живот и в следующий миг обнаружил, что стоит, прижатый к стене. И вырываться ему совершенно не хотелось — правая рука Корбина держала его за кадык, и Прим чувствовал, что жесткие, напоминающие стальные гвозди пальцы способны этот кадык ему вырвать мгновенно, достаточно лишь слегка усилить нажим. А белое лицо Корбина говорило о том, что граф еле сдерживается от этого усилия.
— Ну ш-што… Ты х-хотел говорить? Говори…