— Это правда. Мужик мировой, — доверительно сообщил Савельев Конраду Карловичу. — И руки золотые, и лишней копейки не возьмет.

— Бывают такие, — с пониманием так же негромко отозвался Михельсон.

— Только крыло — это не самое главное. При ударе повело бабки. Вот смотрите, — автослесарь присел на корточки и сделал приглашающий жест — осмотреть крыло изнутри. Очкарик и Серега с готовностью припали лицами чуть ли не к самому колесу, пытаясь рассмотреть непонятно что, — эта передняя бабка погнулась. Если ее не заменить — хана всей раме. Она, кстати, сверху вжалась в заднюю бабку, ее хорошо видно из салона, — Митрич сделал неопределенный жест, указывая на нечто между порогом и задним сиденьем, — это еще хуже…

— Да, да. Угу, угу, — вторил ему Рембо. Он смотрел на Конрада Карловича и поражался, как такой на вид серьезный человек может слушать без смеха подобные бредни. Не перегнул бы Митрич палку, но того уже несло — не остановить:

— …и само собой они деформировали среднюю бабку…

Чтобы не прыснуть, Сереге пришлось собрать в кулак всю силу воли.

— …Ну, и последнее, — продолжил Митрич, — это датчики. Вы, конечно, знаете, что в этой модели «Мерседеса» на задние колеса идет по девять датчиков.

— Безусловно, — Конрад Карлович согласно кивнул головой.

— Тут вам повезло, — Митрич сочувственно улыбнулся, — на передние идет по четырнадцать, а на задние всего по девять. После такого столкновения их надо заменить. Все. Стоят они недорого — сто сорок семь долларов и пятьдесят центов. Один.

Незадачливый гость города продолжал кивать.

— Митрич, — встрял Серега, серьезно опасаясь, что в этой каше становится слишком много масла, — я тебя умоляю. Не тяни. Сколько это будет стоить? По-божески, как для меня.

— Сейчас, Сереженька, сейчас, — старик долго шевелил губами, что-то записывая огрызком карандаша в своем блокнотике, — быстро только кошки… — он подсчитал в столбик цифры и выдал конечный результат: — Для тебя, Сереженька, как для постоянного клиента, это будет стоить пять тысяч девятьсот тридцать семь долларов.

— У-е-е-е, мать твою! Дорого! — Серега вполне естественно удивился такой прыти со стороны автослесаря. — Какая дорогая в эксплуатации эта немецкая дрянь, вы себе, Конрад Карлович, даже не представляете. Все хочу поменять на что-нибудь попроще. Сил нет прокормить эту корову. Не я ее, а она меня доит и доит. То ли дело ваша «Тойота». «Японцы» гораздо лучше, правда? — он повернулся к тому, для кого, собственно, и был организован весь этот спектакль.

— Конечно, дешевле, какой разговор, — подал голос Митрич.

Конрад Карлович являл собой жалкое зрелище: лицо бледное, глаза слезятся, трясущиеся руки пытаются протереть о полу пиджака запотевшие очки:

— Я, мы, как-то договориться… в рассрочку или… у меня сейчас… вы только поймите меня правильно, — бормотал он заплетающимся языком.

— Да, деньги немалые. Понимаю. Все мы люди. Будем как-то решать, — выдохнул Серега, боясь спугнуть удачу: «Неужели заплатит? Вот лошара!» По телу пробежал знакомый приятный зуд от подходившей халявы.

Дальнейшие переговоры происходили в кафе с трепетным названием «Валентина». Платящая сторона сразу засадила в себя сто граммов коньяка и потребовала еще. После третьей рюмки Серега с радостью констатировал, что клиент «поплыл», и, судя по разговору, лавэ само идет в руки, главное, дожать лоха — аккуратно и красиво.

— Понимаешь, Сергей, — перешел на «ты» горемыка, — я по призванию никакой не бизнесмен.

— А кто?

— Я ученый, кандидат наук. Это так — веянье эпохи. Все эти бизнес-темы бездарные… Не по нутру оно мне все…

— Каких наук? Не юридических, случайно? — из вежливости поинтересовался Серега, мысленно потирая руки: «Во пруха — стопроцентный очкарик попался, без подвязок серьезных, да и без мозгов, похоже, тоже».

— Технических. Я придумал новую форму патрубков… для… ну, это не важно… главное — их химический состав… О чем это я? Извини. Ах, вот что хотел сказать. Мы сделали одной западной фирме… м-м-м… заказ по этой части — проектная документация и все такое, а они нам предложили рассчитаться итальянской плиткой.

— Кафелем?

— Да, облицовочной плиткой. Понимаешь? И мой компаньон согласился. Месяц, — он нетвердо поднял руку и со значением отогнул указательный палец, — целый месяц прошел. Ни одного квадрата этой плитки не продали. Некому заниматься, а так как я ищу… Я тебя понимаю, — заметив посерьезневшее лицо визави, быстро начал пояснять Конрад Карлович, — я попал, буду платить…

— Ну, это само собой, — твердо вставил Рембо.

— Конечно. Я не отказываюсь, но ты меня по-человечески тоже пойми. Мы мучаемся с этой облицовочной дрянью… Кстати, сюда я специально из-за нее приехал. Покупателя поискать. Готов отдать ее за восемьдесят, даже за семьдесят процентов стоимости. Не реализуется — хоть тресни, — он уныло махнул официанту, показывая на свою рюмку, — а все деньги мои вбиты в эту плитку чертову…

— Так-так, — задумчиво протянул Савельев.

— Именно так. Прозит, — Михельсон поднял очередную порцию коньяка.

Серега, лишь пригубивший первую (при серьезных переговорах спиртное не пить — правило железное), даже порозовел от напряжения. У него как раз было несколько заказов на облицовку бассейнов в домах нуворишей.

— И много у тебя ее? — он постарался придать голосу оттенок безразличия, хотя, увидев, как из рюмки очкарика половина коньяка проследовала внутрь, а вторая осталась на рубашке, руках и рукавах пьющего, понял, что играть в конспирацию не обязательно, даже вредно. Глаза собеседника остекленели — можно было просто не успеть закончить так интересно начатый разговор.

— Квадратов сколько? — громче и настойчивее повторил вопрос.

— Квадратов? — не совсем понимая, откуда до него доносится голос, повел в его сторону глазами кандидат наук. — А, это ты о плитке. Шесть тысяч, с копейками.

— Н-да, немало, — Серега начал лихорадочно считать: «Средняя цена итальянского кафеля никак не меньше пятнадцати долларов за квадратный метр. На шесть тысяч это получится… Девяносто штук зеленью. Нехило! Под семьдесят процентов это… ха-ха, — он презрительно взглянул на совсем осоловевшего Конрада Карловича, — под семьдесят? Отдашь, родной, процентов за шестьдесят от реальной стоимости. В блудняк с машиной ты же влетел, бизнесмен хренов. Сидел бы, чертил свои изохоры, изобары… Очкарик, а туда же, к деньгам полез… Надо сразу глянуть, что за товар. Качество, документы. Эх, какая темка сладкая вырисовывается…»

Заметив, что хозяин плитки близок к невменяемости, Серега совсем отбросил приличия:

— Эй, ученый, а где плитка-то? А?

— Плитка? — Конрад Карлович наградил его мутным взглядом.

— Облицовочная, итальянская, твоя, — Серега уже замахнулся для того, чтобы отпустить ученому пощечину, но в последнее мгновение передумал. — Где она находится?

— Как где? На складе. Дома.

— А дом твой где?

— Двести десять километров. Три часа езды.

— Это как ты ездишь — три часа, — Серега встал и бросил на стол деньги за выпитую Михельсоном бутылку коньяка, — поехали, посмотрим. Попробуем выручить тебя, страдалец.

— У-у-у-у… надо выручить… плитка… оно конечно, — забормотал кандидат наук, тщетно пытаясь покинуть заведение самостоятельно.

— Давай помогу, несчастье технических наук, — Серега с готовностью подставил свое плечо и обхватил Конрада Карловича за талию.

Загрузив горе-ученого на заднее сиденье своего «Мерседеса», где тот от пережитого стресса и лекарства от него же в виде коньяка моментально уснул, Рембо загнал машину Михельсона на ближайшую автостоянку.

Уже через полтора часа Серега ехал по улицам родного города владельца «Тойоты». Последний таращился по сторонам, силясь определиться с обстановкой. Серега взглянул в зеркало заднего вида и раздельно произнес:

— Меня зовут Савельев Сергей Петрович. Ты мне разбил машину. У тебя нет наличных денег, поэтому я взялся помочь с реализацией твоей плитки.