Кроме побегов и отказа от повинностей, крестьяне и холопы прибегали и к таким формам классовой борьбы, которые квалифицировались феодалами как «душегубство», «татьба», «разбой». Это были стихийные выступления зависимого населения против господствующего класса (убийства землевладельцев и холоповладельцев и их слуг), покушения на феодальную собственность, поджоги феодальных владений и т. д.

До нас дошел ряд сведений об убийстве холопами своих владельцев. В Новгородской летописи под 1316 г. говорится о том, что Данила Писцов «убьен бысть на рли от своего холопа»[909].

В 1382 г. митрополичий сын боярский Федор Тимофеевич Валуев «убиен бысть от своего раба лукаваго»[910]. В начале XV в. одна землевладелица Федосья Филиппова говорила митрополиту Фотию: «Муж мой, господине, Филипп мертв напрасною смертию, холопи его убили»[911]. Холопами был убит Федор Шолохов Чертов[912].

Некоторое отражение классовый антагонизм между господами и холопами нашел в повести о «благочестивом рабе», известной в списке XV в. Жена вельможи, которую недавно купленный раб уличил в измене мужу, возненавидела его и решила уничтожить. В этих целях она ложно обвинила раба в покушении на жизнь ее мужа. В повести приведены слова неверной жены, обращенные к своему супругу: «сий новокупленый раб несть добр, о главе твоей мыслит», лучше «его убити, нежели он тебе, моего живота, убьеть»[913]. Ясно, что в повести выявились напряженные отношения холопов к их господам, приводившие к случаям, когда первые предавали последних смерти.

Различные формы принимали разбои. Иногда «разбойники» (беглые холопы, крестьяне) нападали на землевладельцев и отнимали у них крепостные документы. Так, в жалованной грамоте великого князя тверского Михаила Борисовича Ефиму Добрыне 1461–1486 гг. говорится, что перешедшие к нему от отца купчие и меновные грамоты «поймал разбойник»[914].

Вооруженные отряды «разбойников» совершали нападения на монастыри. Около 1352 г. на Онежском озере (на острове Муромском) обосновался монах Лазарь, прибывший из Новгорода. Местное население отнеслось к нему весьма недоверчиво: на Лазаря неоднократно нападали и избивали его, пытались выгнать или убить, поджигали его дом. В житийной литературе от лица самого Лазаря так изображаются его столкновения с окрестными жителями: «…Многи скорби, и биения, и раны претерпех от сих зверообразных мужей. Многажды бивше, и изгнаша мя от острова сего, и хижу мою огню предаша. И сотвориша селитбу близ меня с женами и детьми; и пакости много творяху и глаголаху: калугере! Останися места сего, и хотяху мя сыроядцы убити и тело мое в ядь себе сотворите». Несмотря на протест населения, Лазарь остался на острове, построил там церковь, а через некоторое время «лопяне отъидоша от места сего в пределы окияна-моря»[915].

Во второй половине XIV в. (в княжение московского великого князя Ивана Ивановича) на реке Махрище поселился инок Стефан. Очень скоро у него начались столкновения с окрестными жителями — братьями Юрковскими, которые хотели его убить. По словам жития, они «часто прихождаху в монастырь, поносяше святому, и которующе, и смертью препяше, аще не отъидет от монастыря». Зная о том, что московский великий князь Дмитрий Иванович покровительствует Стефану, братья Юрковские были уверены, что последний завладеет их землями: «и (тии) мняху себе, яко имать владети селом и нивами». Поэтому они «устремляются на святаго, дышуще убийством». Стефан был вынужден, спасаясь от этих преследований, удалиться на реку Сухону[916].

Преследованиям местных жителей подвергались и ученики и последователи Стефана Махрищского — Григорий и Кассиан. По словам жития, «коварный супостат диавол», всех «душ человеческих губитель», вложил «злую мысль» в окрестных крестьян, которые решили напасть на названных монахов, с тем «чтобы их имения разграбить и телеса убить и огнем сожещи». В результате Григорий и Кассиан были умерщвлены, а трупы их сожжены. На месте же их монастыря поселились «татие, и разбойщики, и душегубцы…» Они, по рассказу жития, творили «многыя злыя дела и пакости деяху, грабяху насильно, убиваху…». Далее, согласно данным жития, против тех, кто убил Григория и Кассиана, поднялись другие местные жители («…собрашася тутошних житель многолюдство, чтобы их за то дело убити…»), очевидно, представители зажиточных слоев населения, может быть, действовавшие в контакте с властями. Тогда виновники смерти Григория и Кассиана сожгли монастырь («и все манастырское строение зажгоша») и бежали в сельцо, где находилось их «пристанище», преследуемые «многонародным собранием»[917].

Интересный материал о классовой борьбе в феодальной деревне можно почерпнуть из житийных описаний тех чудес, которые якобы происходили над могилой Григория и Кассиана. Некто Гавриил, по прозвищу Ушак, по сведениям жития, был весьма обеспокоен тем, что весть о чудесах получает широкое распространение и это может привести к тому, что на месте погребения двух убитых монахов снова возникнет монастырь, который захватит все окрестные села («…Аще не престанут бывати чудеса от гроба святых и паче множатися, имать место оное распространитися, и состроится монастырь, и вселятся ту мниси, а аз [Гавриил Ушак] не токмо место оное себе наследую, но и села отцетитися имам»). Согласно рассказу жития, Гавриил Ушак договорился с игуменом Глушицкого монастыря Иоакимом и старцем того же монастыря Иринархом (также не желавшими, чтобы по соседству с ними возник новый монастырь) и вместе с ними разорил гробницу над могилой Григория и Кассиана и надругался над мощами («…Разориша гробницу, иже над мощами святыми, и святыя иконы, иже в ней, повергше на землю…»)[918].

В 70-х годах XIV в. Дмитрий Прилуцкий (родом из Переяславля) построил церковь на реке Леже. Крестьяне соседней волости Авнеги («люди неблагодарные от прилежащия веси…») «подняли ропот велий» и потребовали от Дмитрия, чтобы он ушел отсюда («глаголюще: отче, неугодно нам твое зде пребывание»). Требование это было вызвано опасением, что монахи станут собственниками ряда земель и обратят от себя в зависимость местных крестьян. «…Помыслиша бо в себе, яко аще сей великий старец близ нас жити будет, и по мале времени совладает нами и селы нашими». Дмитрий Прилуцкий, слышав «ненависть их и ропот», вынужден был уйти и направился к Вологде[919].

В житии Дионисия, основавшего в начале XV в. монастырь на реке Глушице, рассказывается, как «нецыи людие» похитили у него семь коней и убежали «в некую весь»[920]. На Сергия Нуромского (XV в.) два раза нападали разбойники, причем один раз избили его до полусмерти[921]. У Григория Пелынемского были ночью украдены все земледельческие орудия, поэтому утром братье основанного им монастыря не с чем было выйти на работу[922]. В житии Корнилия (родом из Ростова), поселившегося в 1497 г. в хижине в Комельском лесу, имеется рассказ о том, как он был ограблен разбойниками[923]. В житии Павла Обнорского (умер в 1429 г.) говорится о тех нападках, которым он подвергался со стороны «ненаказанных человек», стремившихся выгнать его из своей области («да отбегает от места того»)[924]. Жившего в Спасо-Каменном монастыре на Кубенском озере монаха Федора (умер в 1409 г.) местные жители («неразумнии невегласы человекы, еще чудское исчадие») прогнали, а келью его разрушили[925]. По рассказу жития основателей Соловецкого монастыря, Савватия и Зосимы, дьявол «наусти» на них «злых человек, да пакости деют обители и озлобляют начальника тоя и братью»[926].