Теперь в пределах Московского княжества осталось только два удела: Серпуховско-Боровский (где княжил Василий Ярославич) и Верейско-Белозерский (находившийся во владении Михаила Андреевича).

В 1454 г., после взятия Можайска, Василий II заключил с князем Василием Ярославичем договор, по которому последний признал принадлежность великому князю наряду с прочими его владениями и «вотчины» Ивана Андреевича можайского[2376]. Для того чтобы закрепить свой союз с серпуховско-боровским князем, Василий II передал ему Бежецкий Верх и Звенигород. Но, проводя политику подчинения удельных князей своей власти, московский великий князь через некоторое время отобрал у Василия Ярославича названные города, а в 1456 г. последний был арестован, сослан в заточение в Углич, и его удел ликвидирован. Сын серпуховско-боровского князя от первой жены Иван и вторая жена Василия Ярославича убежали в Литву. Арест серпуховско-боровского князя был произведен в Москве, куда его, по-видимому, специально вызвал великий князь[2377]. Можно думать, что решение о ссылке Василия Ярославича в заточение было принято московским правительством в связи с организованным в 1456 г. походом на Новгород, когда оно стремилось предотвратить возможность открытого проявления оппозиции в уделах.

В 1462 г., уже незадолго до смерти Василия II, серпуховские дети боярские и дворяне сделали попытку освободить Василия Ярославича из Углича. Летописи называют трех лиц, стоявших во главе заговора: Владимира Давыдова, Парфена Бреина, Луку Посевьева. Заговорщики предполагали неожиданно («изгоном») напасть на Углич, «выняти… ис поиманиа» заточенного там удельного князя и бежать вместе с ним в Литву. Владимир Давыдов поддерживал связь с находившимися в Литве князьями Иваном Андреевичем можайским и Иваном Васильевичем — сыном Василия Ярославича. В марте 1462 г. Владимир Давыдов привез на Русь из Литвы список договора князей Ивана Андреевича и Ивана Васильевича, в котором говорилось о том, что они будут стремиться вернуть свои «вотчины» в пределах Русской земли и оказывать друг другу в этом деле помощь[2378]. Отсюда можно сделать вывод, что Василий Ярославич со своими сообщниками должны были соединиться в Литве с русскими князьями-эмигрантами и затем совместно с ними выступить против Василия II.

Летописи подчеркивают, что число заговорщиков было значительно. На основании летописи Авраамки можно заключить, что выступление серпуховского дворянства было связано с московско-новгородскими осложнениями. Уже с середины XV в. повелось, что оппозиция московскому великому князю, шедшая из Новгорода, находила сочувственные отклики в других частях Руси. О намерении серпуховских служилых людей стало известно московскому правительству. Они были захвачены и подвергнуты публичной мучительной казни, подробно описанной в летописных сводах. Заговорщиков били кнутом, волочили по льду, привязав к конским хвостам, отсекали им руки и ноги, отрезали носы. Некоторым отрубили головы, некоторых повесили.

Детальность летописного изображения сцены казней говорит о том, что они произвели большое впечатление на население. Ермолинская летопись указывает, что очевидцы расправы с заговорщиками были в ужасе. «Множество же народа видяще сиа, от боляр и от купець великих, и от священников, и от простых людей, во мнозе быша ужасе и удивлении…» Подчеркивая, что подобных казней раньше на Руси не бывало («яко николиже таковая ни слышаша, ниже видеша в русских князех бываемо»), Ермолинская летопись осуждает великого князя Василия II за применение таких суровых мер воздействия к населению («…недостойно бяше православному великому оспадарю, по всей подсолнечной сущю, и такими казньми казнити и кровь проливати во святыи великии пост»)[2379]. Если принять во внимание, что Ермолинская летопись вышла из кругов крупного московского купечества, то станет ясно, что в вышеприведенных словах слышится голос горожан, осуждающих репрессии великокняжеской власти. Становление крепостнического государства было связано с укреплением централизованного аппарата власти, с усилением карательных мер, и это вызывало протест представителей городского населения.

Участь серпуховских служилых людей вызывала сочувствие и у тех бояр северо-западных и западных русских областей, которые враждебно относились к централизаторской политике великокняжеской власти. Настроения этой части боярства нашли отражение в летописи Авраамки. В ней в весьма благожелательных к Василию Ярославичу тонах рассказывается, как он, преследуемый Василием II, страдал «в узех злех в темници», и находился «в велице беде… и в печали», и как его решили спасти «друголюбная съеветникы», которые «крови своя излияша за друголюбие…»[2380]

К концу жизни Василия II в пределах Московского княжества оставался лишь один удел — Верейско-Белозерский, в котором правил князь Михаил Андреевич, покорный великому князю московскому. После смерти Василия II его сын и преемник Иван III заключил с Михаилом Андреевичем подряд один за другим два договора[2381]. По первому договору Иван III утвердил за Михаилом Андреевичем его «вотчину» — Верею и Белоозеро — и дополнительно к этим владениям передал ему Вышгород. По второму докончанию число удельных владений верейско-белозерского князя было сокращено: Вышгорода великий князь его лишил.

По разделу территории Русского государства, произведенному Василием II перед смертью между его сыновьями, образовались новые уделы князей: Юрия Васильевича (Дмитров, Можайск, Медынь, Серпухов и пр.); Андрея Большого Васильевича (Углич, Бежецкий Верх, Звенигород и пр.); Бориса Васильевича (Ржева, Волоколамск, Руза и пр.); Андрея Меньшого (Вологда с Кубеной и Заозерьем и пр.)[2382]. Снова завязывается борьба великокняжеской власти с удельно-княжескими притязаниями, но ее разгар приходится на 70–80-е годы XV в.

Помимо перестройки удельной системы внутри Московского княжества, великокняжеская власть стремилась к подчинению себе тех княжеств, которые еще сохраняли самостоятельность. В значительной мере великокняжеской власти удалось это в отношении Рязанского княжества. В 1456 г. умер великий рязанский князь Иван Федорович. Летописи говорят, что перед смертью он «княжение… свое рязанское и сына своего Василия приказал» великому князю Василию II. Эта формула, очевидно, означала, что Рязанское княжество по существу переходило на положение, близкое к тому, в котором находились московские уделы. Иван III взял восьмилетнего рязанского князя и его сестру в Москву, а в рязанские города и волости послал своих наместников[2383]. Московские наместники управляли Рязанским княжеством в течение восьми лет. А в 1464 г., по свидетельству летописей, московский великий князь Иван III отправил подросшего рязанского князя Василия Ивановича «на Рязань на его отчину, на великое княжение». Василий Иванович рязанский женился на сестре Ивана III — Анне[2384].

К сожалению, летописные известия о рязанских событиях за 50–60-е годы XV в. слишком скупы, чтобы на их основании делать выводы о том, как происходил в это время процесс включения Рязанского княжества в состав единого формирующегося Русского централизованного государства. Неизвестно, сопровождался ли указанный процесс какими-либо социальными движениями в рязанских городах и селах. Нет сведений о том, как реагировали представители разных слоев рязанского общества на приезд московских наместников. Может быть, восстановление в Рязани в 1464 г., после того как в течение 8 лет там правили наместники московских князей, местного князя-вотчича было уступкой со стороны московской великокняжеской власти рязанскому боярству или даже более широким кругам местных феодалов. Во всяком случае было бы поспешно и неосторожно на основании молчания источников заключать, что присоединение Рязанского княжества к Московскому происходило мирно и безболезненно.