Их заковали в цепи и заключили в монастырских кельях. Царица Мария Ильинична, защищавшая Морозову, умерла в 1669 г., а Алексей Михайлович боярыню не любил. Когда в 1672 г. патриарх Питирим обратился к царю с просьбой отпустить Морозову, царь отказал. В 1674 г. узниц вновь пытались заставить отречься от старой веры. Их подвешивали на дыбе, били плетьми, но сломить не смогли. Царь приказал готовить костер для Морозовой, но вмешались бояре, не желавшие допустить позорной смерти боярыни. Женщин посадили в тюрьму в Рождественском монастыре в Боровске. К тому времени патриархом стал жестокий Иоаким. При нем пришел конец узницам: их заморили голодом. Женщины, изнемогая, просили стражей: «Помилуй мя, даждь ми колачика!»Те иногда давали тайком. Первой 11 сентября 1675 г. умерла княгиня Урусова, 1 ноября за ней последовала Морозова. Ещё через месяц скончалась Мария Данилова.

Ненадолго пережил узниц Алексей Михайлович: он умер 29 января 1676 г. Царём стал 16-летний Фёдор Алексеевич. У старообрядцев появилась надежда, что при юном царе им наступит послабление. Но облегчения не наступило: православная церковь и в немалой мере управление страной были в твердых руках патриарха Иоакима, считавшего, что раскольники являются врагами церкви и государства.

На соборе 1681—1682 гг. были приняты новые постановления против старообрядцев: им запрещалось собираться на молитвы в частных домах (церкви у старообрядцев давно отобрали). Фёдор Алексеевич в послании к собору спрашивал, как поступать с раскольниками, и получил ответ: «по государеву усмотрению». Вскоре в Пустозёрске начался сыск по делу о распространении узниками «злопакостных» писаний. «За великие на царский дом хулы» их приговорили к казни «без пролития крови», т.е. к сожжению. Кто принял решение о казни, остается неясным, но нет сомнений, что причиной послужила челобитная Аввакума царю Фёдору и другие писания, где он оскорблял его отца[256].

Челобитную Аввакум начинает скромно, даже униженно, но скоро впадает в тон обличителя. Особенно достается Никону: «А что, государь-царь, как бы ты мне дал волю, я бы их, что Илия пророк, всех перепластал во един час... Перво бы Никона, собаку, и рассекли начетверо, а потом бы никониян». Больше всего должны были возмутить Фёдора слова, что его отец сидит в Аду: «Бог судит между мною и царем Алексеем. В муках он сидит, слышал я от Спаса; то ему за свою правду». Такого тогда не прощали. Вряд ли умилился и патриарх Иоаким, обвиненный в «простоте», т.е. в глупости. Одним словом, протопоп подготовил себе и товарищам мученическую смерть. 14 апреля 1682 г. Аввакума, Фёдора Иванова, Лазаря и Епифания извлекли из ям, отвели на площадь и ввели в дровяной сруб. Народ, сняв шапки, затих. Подожгли дрова; Аввакум, сложив двуперстный крест, на прощание крикнул: «Будете этим крестом молиться — во век не погибнете, а оставите его — городок ваш погибнет, песком занесёт. А погибнет городок, настанет и свету конец». У староверов Аввакум стал святым мучеником, лик его писали на иконах, но все же большинство староверов не согласилось с его учением о трисущности Троицы и допустимостью самосожжения.

Пря о вере. Люди XVII в. видели в совпадениях знаковый смысл. Через две недели после сожжения пустозерских старцев скончался Фёдор Алексеевич, повторив быструю смерть отца, случившуюся после взятия Соловецкого монастыря и казни Морозовой. Сторонники старой веры ещё раз убедились, что на их стороне Бог. Между тем в Кремле шла борьба за власть между роднёй жён Алексея Михайловича — Нарышкиными и Милославскими. Сначала возобладали Нарышкины, и патриарх с боярами приговорили царём Петра, а не слабоумного Ивана. Но Милославские, возглавляемые царевной Софьей, взбунтовали стрельцов. 26 мая Ивана провозгласили царем вместе с Петром. 29 мая 1682 г. стрельцы заставили патриарха с боярами вручить «дел правление» царевне Софье Алексеевне «для того что они, великие государи в юных летах».

Софья щедро наградила московских стрельцов, присвоила им звание «надворной пехоты», разрешила поставить в их честь столб на Красной площади. Главой Стрелецкого приказа она назначила князя Ивана Андреевича Хованского, увлекшего стрельцов на выступление против Нарышкиных. Казалось, стрельцам не на что жаловаться. Но Софья не учла их психологии. Стрельцы боялись новшеств и сочувствовали старой вере. Их пугало введение полков иноземного строя, делающих их ненужными, раздражали нерусские повадки знати, не нравился новый обряд церковной службы. Князь Хованский тоже был сторонником старой веры. В начале 1670-х гг. его били батогами за нежелание принять новый обряд. Стрельцы нашли поддержку у монахов староверов. Они подтолкнули стрельцов подать челобитсгую, чтобы «старую православную веру восстанови™, в коей Российские чудотворцы Богу угодили». Монахи и составили челобитную.

К стрельцам примкнули солдаты Бутырского полка, посадские и холопы. Сторонники старой веры решили добиваться устройства диспута. Провести его хотели на Лобном месте, «перед всем народом и были бы тут цари государи и благоверная царица Наталья Кирилловна, и патриарх со всем своим собором». Хованский передал челобитную староверов патриарху и царям. Девять стрелецких полков и московские пушкари высказались в пользу челобитной. Десять полков колебались. Все же стрельцы и посадские договорились потребовать диспут в начале июля. Князь собрал от них выборных и спросил: «Все ли вы полки за едино хощете стоять за старую христианскую веру?» Они отвечали дружно: «Мы государь, царский боярин, все полки и чернослободцы за едино рады стоять, за старую христианскую веру». 27 июня Хованский повел их к патриарху Иоакиму. Патриарх дал согласие встретиться для спора о вере 5 июля.

Пря о вере проходила в Грановитой палате. Там были патриарх, царевны Софья и Татьяна, царица Наталья, духовенство и бояре. Со стороны староверов прибыли духовные лица в сопровождении стрелецких выборных и охраны. Патриарх Иоаким укорил староверов в невежестве и отсутствии «грамматического разума». Глава староверов, отец Никита Добрынин (прозванный недругами Пустосвят), отвечал, что пришли они не о грамматике спорить, а о богослужении. Спор принял страстный характер, временами доходя до драки. Убежденность сторонников старого обряда была столь велика, что они подавляли противников. Чтобы не дать им воспользоваться успехом, царевна Софья прервала спор, с тем, чтобы его продолжили 7 июля. Староверы оставили палату торжествуя. «Победихом, победихом, — кричали они и скрещивали пальцы: — Тако слагайте персты, веруйте люди по-нашему. Тако веруйте. Мы всех архиереев переирахом и пострамиша. Нам-де государи приказали по-старому креститися». Они пели духовные песни и славили Господа.

Новая пря не состоялась. Софья Алексеевна знала, что половина стрелецких полков в Москве на её стороне или колеблется, а в остальных офицеры нестойки. Знала она, что армия вне Москвы лояльна правительству. И она перешла к действиям — пряником и кнутом. Сначала шел пряник. Она пригласила стрелецких офицеров — полковников, полуполковников, капитанов[257] и раздавала им чины, награды и деньги, много денег. Деньги и водка достались и рядовым стрельцам, и даже посадским. Затем настал черед кнута. Спор о вере разрешили арестом вождей староверов. На рассвете 11 июля на Красной площади отец Никита был «главосечен и в блато ввержен, и псам брошен на съядение». Остальных участников прений били кнутом и сослали в дальние монастыри. Ответа Хованского не последовало: недаром его прозвали Тараруем (пустомелей). Князь затеял женитьбу на старости лет.

Следующим шагом Софьи стал отъезд из Москвы (13 июля); теперь она оказалась вне досягаемости стрельцов. Тем временем в Москве многие приходы перешли на богослужение по старому уставу. В августе в Коломенское выехало все царское семейство; в сентябре цари перебрались под защиту стен Троице-Сергиева монастыря. Разрыва не было, но Софья начала собирать дворянское ополчение. В сентябре она издала указ направить стрелецкие полки на службу к западной границе. Хованский отказался выполнить указ. Тогда Софья решила выманить его из Москвы. Под предлогом участия во встрече сына украинского гетмана Самойловича Хованского вызвали из Москвы. Князь вместе с сыновьями и стрелецкими выборными выехал в ставку Софьи. По дороге их схватили солдаты Софьи. Боярская дума загодя приговорила Ивана Хованского и сына Андрея к смерти по подметному доносу, что они хотят «царский корень известь» и убить патриарха с боярами. 17 сентября 1682 г. им отсекли головы.