Изменить стиль страницы

Иностранцы о строительстве Петербурга. Большинство приезжих иностранцев уважали Петра, но записывали то, что слышали, а слышали они ужасные вещи. Датский посланник Юст Юль в 1710 г. отмечает в записках, что при сооружении Петропавловской крепости «от работ, холода и голода погибло, как говорят, 60 000 человек». Геркенс, посетивший Петербург в 1710—1711 гг., пишет, что Петербургскую крепость построили быстро: «Но поскольку люди не были привычны к такой работе, жили в скверных условиях и на худом содержании, то многие, — говорят, даже свыше ста тысяч человек — при этом погибли и умерли».

Согласно ганноверцу Христиану Веберу, проведшему пять лет при царском дворе (1714—1719), потери русских при строительстве были намного больше: «Это как бы бездна, в которой изнемогает и гибнет бесчисленное множество Русских подданных. Люди, знающие основательно это дело, уверяют, что при возведении крепости в Таганроге... погибло более 300 000 крестьян, и ещё более на Петербургских и Кроншлотских работах, частию от голода, а частию вследствие болезней, развившихся от болотистой почвы». Секретарь прусского посольства при царском дворе Иоганн Фоккеродт, заступивший должность в 1718 г., писал о 200 тысячах погибших при возведении Петербургской крепости. Обри де ла Мотрэ был скромнее, в 1726 г. он записал, что в городе на Неве погибло более чем 80 тыс. работников. Зато англичанин Ф. Дэшвуд в 1733 г. нашел, что при основании Петербурга и Кроншлота погибло 300 тыс. человек.

На фоне таких потерь блекнет сообщение пленного шведского офицера Ларса Эренмальма, писавшего, что при строительстве Петербургской крепости за 1703 —1704 гг. «было погублено свыше 50—60 тысяч человек». Уроженец Выборга, Эренмальм не пишет о нездоровом климате Петербурга, хотя отмечает частые наводнения. Не пишет он о гибели пленных шведов, мостивших Невский проспект. Открытый враг России заметно уступает её друзьям в оценке потерь строителей. Всё же большинство иностранцев указывает 100 тыс. погибших и более. Эта оценка получила признание в просвещённых кругах Европы и России.

Поэты о Петербурге на костях. Адам Мицкевич писал о создателе Петербурга:

Вогнать велел он в недра плавунов
Сто тысяч бревен —
целый лес дубовый, —
Втоптал тела ста тысяч мужиков,
И стала кровь столицы той основой.

Польскому классику вторит классик украинский. Шевченко волновали лишь украинские казаки, зато, человек простой, он не лезет за словом в карман, проклиная Петра:

О боже наш милосердний!
О царю поганий,
Царю проклятий, лукавий,
Аспиде неситий!
Що ти зробив з козаками?
Болота засипав
Благородними костями;
Поставив столицю
На ix трупах катованих!

Русские писатели и поэты — «совесть нации» (но не Пушкин!), легко согласились с обвинениями в адрес крупнейшего деятеля отечественной истории и признали его преступником перед русским и прочими народами. В 1847 г. Михаил Дмитриев написал стихотворение «Подводный город», где старик-рыбак рассказывает мальчику, как море за грехи затопило богатый город:

Богатырь его построил,
Топь костьми он забутил,
Только с Богом как ни спорил,
Бог его перемудрил!

В начале XX в. Дмитрий Мережковский представлял себе, что Петербург — это «исполинская могила, наполненная человеческими костями. И кажется иногда в желтом тумане, что мертвецы встают и говорят нам, живым: "Вы нынче умрёте!"». Этот пафос снижают стихи Саши Чёрного, где ошалевший от российской жизни обыватель ругает основателя Города:

Пётр Великий, Пётр Великий!
Ты один виновней всех:
Для чего на север дикий
Понесло тебя на грех?
Восемь месяцев зима, вместо фиников — морошка.
Холод, слизь, дожди и тьма — так и тянет из окошка
Брякнуть вниз о мостовую одичалой головой...
Негодую, негодую... Что же дальше, боже мой?!

Саша Чёрный не верил в кровавую мистику Петербурга: он видел страшное не в прошлом, а в повседневном, и обращал его в фарс. Другие верили в Петербург на костях, в их числе Алексей Толстой в «Дне Петра» (1918) — верил, пока его не перековал Сталин.

Историки XIX в. о гибели строителей Петербурга. Карамзин считал Петербург «блестящей ошибкой» Петра. Под ошибкой он понимал «основание новой столицы на северном крае государства, среди зыбей болотных, в местах, осужденных природою на бесплодие и недостаток». По его мнению, Пётр «мог заложить на берегах Невы купеческий город для ввоза и вывоза товаров; но мысль утвердить там пребывание наших государей была, есть и будет вредною». Историк вопрошает: «Сколько людей погибло, сколько миллионов и трудов употреблено для приведения в действо сего намерения? Можно сказать, что Петербург основан на слезах и трупах. Карамзину никто из историков не возразил, даже большой почитатель Петра Соловьёв. Нашлись и другие критики строительства Петербурга. Так Костомаров, сострадавший украинцам, в сочинении "Закон Божий (Книга бытия украинского народа)" (1845) писал в шевченковском стиле, что царь Пётр "положил сотни тысяч казаков в канавах и на их костях построил себе столицу".

Чрезвычайно резко выступил Ключевский: по его словам, «едва ли найдется в военной истории побоище, которое вывело бы из строя больше бойцов, чем сколько легло рабочих в Петербурге и Кронштадте. Пётр называл новую столицу своим "парадизом"; но она стала великим кладбищем для народа». Расчётов погибших Ключевский не делал. Между тем он не мог не знать труд П.Н. Петрова «История Санкт-Петербурга с основания города...» (1884), где приведены данные о числе строителей и распорядке их работ. Петров обратил внимание, что в списках из года в год встречаются «с одной и той же местности все те же имена»[220]. Автор подверг критике свидетельство Ф.-Х. Вебера о сотнях тысяч погибших:

«Разработав в первый раз, уцелевшие подлинные дела о земском наряде работников в Петербург, [мы] увидели невозможность допустить сказку Вебера, хотя 150 лет и неопроверпгутую. Мы увидели по спискам канцелярии строений, из года в год, имянные перечни одних и тех же работников, из одних и тех же мест, что доказывало жизнь и деятельность их, а не умирание»[221].

Петров был возмущён «басней» о гибели под открытым небом зимой 1710/11 г. десятков тысяч рабочих. Он писал:

«Поводом басни о вымирании на морозе работников, неимевших жилищ, был, однако, для Вебера факт подлиннаго призыва, в его время, на два зимния месяца плотников и землекопов для рытья Зимнедворцового канала и устройства набережной с забитием свай. Неверны тут только два обстоятельства: особенной смертности не было между рабочими и, зимою помещены они были в деревянных палатках с печами; чередуясь посменно на работах»[222].

Историки XX в. о потерях при строительстве Петербурга. Находкам Петрова долго не придавали значения. И.Н. Божерянов в книге, посвященной 200-летию основания Петербурга (1903), согласился со свидетельством иностранцев о гибели 100 тыс. строителей. П.Н. Столпянский (1923) также считал, что на стройках Петербурга была высокая смертность, но указывал меньшее число погибших: «Шестьдесят тысяч крестьян, рабочих и солдат легло костьми в первой половине XVIII в. при постройке крепости, она покоится на костях 60 тысяч русских людей». Первым историком, заявившим, что иностранцы на порядок завысили число погибших, был С.П. Луппов. В книге «История строительства Петербурга...» (1957) он писал:

вернуться

220

Петров П.Л. История Санкт-Петербурга с основания города до введения в действие выборного городского управления по учреждениям и губерниям. 1703-1782. СПб.: Изд. Глазунова, 1884. С. 62.

вернуться

221

Там же. С. 6.

вернуться

222

Там же. С. 5.