Изменить стиль страницы

Но внезапно ей напомнили, что помимо болезней есть и другие опасности. Во время визита в Кобург в 1860 году принц едва не погиб, перевернувшись в карете. Он отделался лишь несколькими порезами и ушибами, но Викторию это сильно обеспокоило, хотя она и скрывала свои чувства. «Вот когда королева до конца ощутила, — записала она впоследствии, — что всегда должна выглядеть спокойной и не может позволить себе предположить, что могло бы случиться, или даже признаться себе в существующей опасности, ибо ее голова просто пошла бы кругом!» Выше ее волнений была только благодарность Господу. Она ощутила, что не сможет успокоиться, «пока не выразит как-нибудь свои чувства», и она решает сделать пожертвование в казну Кобурга. «Сумма в 1000 или даже в 2000 фунтов, переданная единовременно или ежегодными порциями, будет, по мнению Королевы, не слишком обременительной». Выделенная в конце концов сумма оказалась меньшей, и была вложена в трест, названный «Виктория-Стифт», в честь бургомистра и главного священника Кобурга, которому было поручено распределять ежегодные доходы между некоторым количеством юношей и девушек примерного поведения из семей скромного достатка.

Вскоре после этого королева впервые в жизни столкнулась с близкой личной потерей. В начале 1861 года герцогиня Кентская серьезно заболела и в марте умерла. Виктория была подавлена. С нездоровым рвением заполняла она страницы дневника подробнейшими описаниями последних часов матери, ее смерти и ее бездыханного тела, обильно разбавленными страстными апострофами и взволнованными излияниями эмоций. В сегодняшней печали были полностью забыты былые разногласия. Это было ужасное и таинственное проявление Смерти — Смерти близкой и настоящей, — полностью захватившей воображение королевы. Все ее жизнерадостное существо сжалось в агонии при виде печального триумфа этой жуткой силы. Ее собственная мать, с которой она жила так близко и так долго, что та практически стала частью ее существования, превратилась в ничто прямо на ее глазах! Она пыталась забыть, но не могла. Скорбь становилась все глубже и безутешнее. Казалось, что в каком-то таинственном и неосознанном откровении перед ней раскрылось, что этот ужасный Властелин заготовил еще одну страшную стрелу.

И действительно, не успел закончиться год, как на нее обрушился куда более жестокий удар. Холодным и сырым ноябрьским днем Альберт, уже давно страдающий бессонницей, отправился проверять новое здание Военной академии в Сандхерсте. По возвращении мужа стало ясно, что переутомление и скверная погода серьезно сказались на его здоровье. Начался ревматизм, бессонница не отступала, и он жаловался на сильное недомогание. Тремя днями позже неотложные дела вынудили его посетить Кембридж. Поведение принца Уэльского, помещенного сюда в прошлом году, потребовало родительского визита и наставления. Расстроенный отец, страдая душой и телом, поспешил исполнить свой долг и на обратном пути в Виндзор сильно простудился. В течение следующей недели он постепенно слабел, состояние его ухудшалось. И все же, подавленный и обессиленный, он продолжал работать. Так уж случилось, что именно в этот момент возник серьезный дипломатический кризис. В Америке вспыхнула гражданская война, и, похоже, Англия, из-за серьезных разногласий с Северными Штатами, была на грани вовлечения в этот конфликт. Королеве передали гневную депешу, составленную лордом Джоном Расселом; и принц понял, что, если отправить ее в таком виде, война станет практически неизбежной. В семь часов утра 1 декабря он поднялся с постели и трясущейся рукой написал ряд предложений по изменению черновика, в которых рекомендовал смягчить тон и оставить открытыми пути к мирному разрешению вопроса. Правительство приняло эти изменения, и войну удалось предотвратить. Это был последний меморандум принца.

Он всегда утверждал, что спокойно относится к смерти. «Я не цепляюсь за жизнь, — сказал он однажды Виктории. — Ты ее ценишь, но мне это ни к чему». И затем добавил: «Я уверен, что если серьезно заболею, то умру сразу, я не собираюсь бороться за жизнь. Я не держусь за нее».

Он не ошибся. Еще в самом начале болезни он сказал другу, что уже не поднимется. Ему становилось все хуже и хуже. Тем не менее, если бы болезнь с самого начала правильно определили и должным образом лечили, его можно было бы спасти; но доктора ошиблись в диагнозе; и кстати, стоит упомянуть, что главным врачом был не кто иной, как сэр Джеймс Кларк. Когда же предложили обратиться за советом еще к кому-нибудь, сэр Джеймс презрительно отклонил идею: «Не вижу повода для беспокойства», — сказал он. Но странная болезнь прогрессировала. В конце концов после гневного письма Пальмерстона послали за доктором Ватсоном; доктор Ватсон сразу же понял, что пришел слишком поздно. У принца был брюшной тиф. «Я считаю, что до сих пор все делалось правильно», — заявил сэр Джеймс Кларк[32].

Неутихающие и острые страдания первых дней сменились хронической апатией и постоянно углубляющейся депрессией. Как-то раз слабеющий пациент попросил музыку — «хороший хорал где-нибудь в отдалении»; и в соседней комнате установили рояль, на котором принцесса Алиса играла гимны Лютера, после чего принц просил повторить «Поступь веков». Временами он бредил; временами в памяти всплывали давно ушедшие дни; он слышал голоса утренних птиц, снова мальчиком бродил по окрестностям Розенау. Или могла прийти Виктория и читать ему «Поверил Пик» Вальтера Скотта, и он делал вид, что внимательно слушает, затем она могла наклониться, и он, гладя ее по щеке, бормотал «liebes Frauchen»[33] и «gutes Weibchen»[34]. Ее горе и волнение были велики, но сильно испугана она не была. Поддерживаемая своей собственной пышущей энергией, она не могла поверить, что Альберт не справится с недугом. Она отказывалась принять столь ужасную возможность. Она отказалась встретиться с доктором Ватсоном. Зачем ей это? Разве сэр Джеймс Кларк не заверил ее, что все будет хорошо? Всего за два дня до конца, который теперь уже для всех был почти очевиден, она с чувством полной уверенности написала королю Бельгии: «Я не сидела с ним ночью, потому что это было ни к чему; ничто уже не вызывает беспокойства». Принцесса Алиса попыталась объяснить ей правду, но ее оптимизм нельзя было сломить. Утром 14 декабря Альберт, как она и ожидала, выглядел лучше; вероятно, кризис миновал. Но в течение дня началось серьезное обострение. И только теперь она, наконец, осознала, что стоит на краю разверзшейся пропасти. Созвали всю семью, и один за другим дети получали молчаливое прощение отца. «Это был жуткий момент, — записала Виктория в дневнике, — но, слава Богу, я смогла удержать себя в руках, и оставаться совершенно спокойной, и сидеть подле него». Он что-то бормотал, но она не могла разобрать; наверное, он говорил по-французски. Затем вдруг он начал приглаживать волосы, «как всегда делал во время одевания». «Es kleines Frauchen»[35] — прошептала она; и, похоже, он понял. Где-то ближе к вечеру Виктория вышла ненадолго в другую комнату, и тут же ее позвали обратно; с первого же взгляда стала заметна страшная перемена. Она склонилась на колени перед кроватью, он вздохнул глубоко, вздохнул мягко, и больше не дышал. Черты его мгновенно окаменели; она издала долгий пронзительный вопль, прорезавший замерший в ужасе замок, и поняла, что потеряла его навек.

Глава VII

ВДОВСТВО

I

Смерть принца-консорта стала поворотной точкой в судьбе королевы Виктории. Она ощущала, что ее настоящая жизнь ушла вместе с мужем и оставшиеся земные дни будут мрачным эпилогом завершившейся драмы. Не избежал этого впечатления и ее биограф. Для него последняя половина ее длинной карьеры тоже покрыта тьмой. Первые сорок два года жизни королевы освещены невероятным количеством достоверной информации. После смерти Альберта опустилась вуаль. Лишь изредка, в совершенно непредсказуемые моменты, на мгновение-другое занавес приподнимается, и тогда удается рассмотреть несколько основных линий, несколько заметных подробностей; остальное — лишь догадки и предположения. Хотя после тяжелой утраты королева прожила почти столько же, сколько и до нее, хроники этих лет не идут ни в какое сравнение с подробными описаниями ранней жизни. Поэтому, в нашем неведении, придется удовольствоваться кратким и конспективным изложением.

вернуться

32

Кларендон, II, 253-4: «Полной уверенности, конечно, нет; но страшно подумать, что такая жизнь могла быть принесена в жертву эгоистичной ревности сэра Дж. Кларка к любому представителю своей профессии». Из письма графа Кларендонского герцогине Манчестерской, 17 декабря 1861 года.

вернуться

33

Милая женушка (нем.).

вернуться

34

Хорошая женушка (нем.).

вернуться

35

Это твоя маленькая женушка (нем.).