стоянии, как мы видели выше, в то самое время, как мы сознаем (cogitamus), воображать себя в фикции сознающими или же не сознающими, точно так же, познав сущность тела, мы не можем воображать [тело] мухи бесконечным, или, усвоив себе сущность души, * — иметь фикцию, что душа обладает квадратной формой; хотя словами мы можем изрекать все, что угодно[154]. Но, как мы сказали, чем меньше люди знают Природу [т. е. Сущность всех сущностей, Субстанцию], тем легче они могут создавать себе многие фикции, как-то: фикции говорящих деревьев; людей, мгновенно превращающихся в камни или в источники; появление призраков в зеркалах; создание чего-то из ничего; превращение богов в животных и людей, и бесконечно многое другое того же рода.
е) Ограничение фикции есть результат истинного познания, а не фикции же.
Возможно, что кто-нибудь предположит, что создание фикций ограничивается фикциями же, а не ясным
* Часто случается, что человек воспроизводит в своей памяти это слово — душа, и вместе с тем представляет себе некоторый телесный образ. Между тем, как только и то и другое предстанет перед ним одновременно, он легко допускает, что он имеет представление телесной души и создает себе фикцию телесной души, так как он не отличает названия вещи от самой вещи. Я требую здесь, чтобы читатели не торопились опровергать сказанное — чего, как я надеюсь, они не сделают, если насколько возможно внимательнее вникнут в примеры и в то, что будет следовать.
пониманием (интеллектом), т. е. что если я создал себе фикцию чего-нибудь и как бы добровольно пожелал признать ее данной в сущности вещей, то это поведет к тому, что после мы уже не в состоянии будем то же самое сознавать иным способом[155]. Например, раз я создал фикцию (чтобы говорить языком этих людей)[156] [мы сказали бы — истинную идею] такой-то, а не другой сущности (природы) тела, и пожелал добровольно убедить себя в том, что она в этом виде реально существует)[157], то для меня больше уже недопустимо иметь, например, фикцию тела мухи, как чего-то бесконечного; или, раз я создал себе фикцию [мы сказали бы— понял (intellexi)] сущности души, то я не смогу приписать ей квадратную форму и т. д. Однако, подвер-
гнем это исследованию. [1] Прежде всего, или эти люди отрицают или допускают, что мы вообще можем ясно понимать (intelligere) что бы то ни было. Если они допускают это, то то самое, что они говорят по поводу создания фикций, может быть сказано и по поводу понимания (intellectio). Если же они отрицают это, то посмотрим мы, которые знаем, что мы нечто знаем[158], что же они собственно высказывают. Они говорят следующее, — что душа может чувствовать и многими способами перципировать, но не самое себя и не вещи, которые существуют, но только то, чего не существует ни в себе и ни где бы то ни было[159]. То есть, что душа может одна, сама из себя (sua vi) творить ощущения (sensationes) или идеи, которые не суть ощущения или идеи вещей; таким образом, они будут душу рассматривать отчасти как Бога[160]. [2] Далее они говорят, что мы сами или наша душа обладает такой свободой, что будет в состоянии ограничивать нас самих или себя и даже свою собственную
свободу[161]; действительно, раз душа создала себе фикцию чего-нибудь и дала на это свое утверждение, она не может [по мнению этих людей] сознавать это что-нибудь (cogitare) или фиктивно воображать его себе (fingere) другим способом, и даже вынуждается этой [своей собственной] фикцией к тому, чтобы и все другое сознавалось так, чтобы не приходить в противоречие с первой фикцией; так эти люди вынуждены будут принять и здесь, во имя своей фикции, те абсурды, которые я сейчас перечисляю, и для опровержения которых мы не станем утомлять себя какими-либо демонстрациями *.
f) Пути к освобождению познания.
Предоставляя, однако, указанных лиц их фантазированиям, попытаемся из тех речей, которые мы
* Однако может показаться, что я делаю свое заключение на основании [случайного] опыта (experientia), и кто-нибудь скажет, что это ничто, так как не хватает доказательства; в таком случае, если кто желает иметь его, вот оно: так как в природе [вещей] не может быть дано ничего, что противоречило бы ее законам, но все происходит путем ее определенных законов так, что по определенным же законам дает в ненарушимом сцеплении свои определенные следствия, то отсюда вытекает, что душа в тех случаях, когда она истинно конципирует нечто [данное formaliter], перейдет объективно (objective) к образованию соответствующих же [т. е. истинных] следствий. См. ниже, где я говорю о ложной идее. [См. в моей статье разъяснения по поводу Prop. 7, II части «Этики», с. 383 (69) сл.].
вели с ними, почерпнуть нечто истинное для нашей задачи, а именно: дух, когда он направляет свое внимание на фиктивную [в смысле существования] вещь и притом ложную в ее сущности, для того, чтобы взвесить и понять ее, а также должным порядком вывести из нее те выводы, которые должны быть выведены, легко раскроет в ней ложность; если же фиктивная [по отношению к ее существованию] вещь в своей сущности (sua natura) истинна, то, вникая в нее, чтобы понять ее, и начиная должным порядком делать из нее те выводы, которые из нее следуют, дух пойдет благополучно далее, без всякого перерыва (sine ulla interruptione); так, мы видели, только что проявил себя интеллект, от ложной фикции немедленно перейдя к обнаружению ее абсурдности и других абсурдностей, из нее вытекающих. Следовательно, никоим образом не следует опасаться, что мы будем иметь дело с фикциями, если только [и] мы перципируем вещь ясно и отчетливо (si clare et distincte percipiamus)[162]. Таким образом, если мы, может быть, скажем, что люди превращаются мгновенно в животных, то это будет сказано весьма обще (valde generaliter), так что в сознании не будет дано никакого концепта, т. е. идеи или связи субъекта и предиката друг с другом; на самом деле, если бы таковая имела место, то дух
в то же время видел бы условия и причины, через которые и благодаря которым эта связь могла бы быть данной. Кроме того, здесь [в подобной фикции] не принимается во внимание сущность субъекта и предиката[163]. Далее, если только первая идея не будет фиктивной и из нее будут выведены все прочие идеи, то постепенно опрометчивость, ведущая к фикциям, исчезнет[164]. Затем [II] раз Фиктивная идея не может быть ясной и отчетливой идеей, но всегда есть смутная идея (confusa) причем смутность (confusio) является результатом того, что дух усваивает себе сложную, т. е. состоящую из многих вещей, вещь, только отчасти (ex parte), не отличая известное от неизвестного, и, кроме того, направляя свое внимание на все то многое, что заключается в этой одной вещи, разом, без всякого различения[165], то отсюда
следует: во-первых, что идея некоторой вполне простой вещи (rei simplicissimae) не может быть иной, как только ясной и отчетливой. На самом деле, такая вещь не может быть усвоена частично, но по отношению к ней должно быть усвоено или все, или ничего[166]. Следует, во-вторых, что если вещь, состоящая из многих вещей, будет разложена в сознании на простейшие части, и каждая будет принята во внимание в отдельности, то вся смутность исчезнет[167]. Следует, в-третьих, что фикция не может быть простой, но образуется из сочетания различных смутных идей, относящихся к различным вещам и деятельностям, данным в Природе, или, лучше сказать, возникает из того,
154
См. о «словах», как особой группе содержаний имагинативного познания, с. 150 сл.
155
Другими словами, такая точка зрения сводится к тому, что вообще мы имеем дело только с фикциями, из которых первые ограничивают все последующие.
156
Говорить языком этих людей — значит называть фиктивным то, что может быть или ясно и отчетливо понято или вовсе не может быть понято. См. с. 113.
157
Выражение «realiter existere» не должно быть смешиваемо с выражением «realitas», а также не должно противополагаться или отожествляться с выражением данности «formaliter» по отношению к сущностям. Вообще говоря, то, что существует «realiter», в то же время может быть дано в своей сущности «formaliter» для нашего познания (которое, поскольку оно истинно, заключает в себе ту же сущность «objective»); но не обратно: данное «formaliter» не обязательно «существует realiter», например, идеи ex pura mente, или, как их называет Спиноза, entia rationis. См. прим. 24, 98 и др.
158
Мы знаем, что мы обладаем не только фикциями и другими не истинными содержаниями имагинативного познания, но и идеями ясного и отчетливого понимания.
159
Нами было предположено, что эти люди допускают возможность только имагинативного познания, но отрицают данность ясного и отчетливого понимания.
160
То есть они будут рассматривать душу как нечто имеющее в себе причину для всех своих следствий, как «causa sui» в понимании Спинозы, как субстанцию, абсолютно независимую ни от чего, кроме как от самой себя. См. прим. 45.
161
Поскольку по их мнению первые созданные ими фикции уже не допускают замещения их другими, т. е. поскольку фикции ограничиваются для них фикциями же.
162
Здесь идет речь о «перцепциях» ясного и отчетливого понимания; необходимо всегда помнить, что эти «перцепции» специфически отличны от содержаний восприятий органов чувств и вообще от «перцепции» имагинативного познания. Ср. прим. 14 на с. 71.
163
Если бы была принята во внимание сущность человека, с одной стороны, и сущность животного — с другой, то указанная фикция не могла бы иметь места.
164
Т. е. если бы мы, например, могли иметь в основе наших исследований истинную идею о сущности человека, то, делая из нее выводы, мы легко увидали бы, что эта сущность не допускает никаких Овидиевых превращений.
165
Спиноза противопоставляет содержаниям истинного познания, интеллекта, путем которого вещи познаются «clare et distincte» ясно и отчетливо, — содержания имагинативного познания, которые перципируются «confuse et generaliter» смутно и обще, причем перцепция generaliter неизбежно влечет за собой то, что перципированное оказывается перципировано в то же время и confuse; в результате получаются смутные абстракции, общие понятия или universalia, которые не допустимы в истинном исследовании. Ср. Введение, с. 41 сл. и с. 106, 134, 157 идр.
166
«Вполне простые» вещи или вполне простые идеи этих вещей (которые всегда истинны) не следует понимать как вещи или идеи с простейшим содержанием, наоборот, содержание «простейшей вещи», можно сказать, для Спинозы бесконечно богато содержанием, и идея о простейшей вещи может и должна лежать в основе законных дедукций, развертывающих ее содержание в системы истинных выводов. Обозначением «res (или idea) simplicissima» Спиноза отмечает независимость вещи, или идеи вещи, и необходимость понимать ее без отношения к остальным вещам (или идеям). Этими словами подчеркивается также ее недробимость; в простейшей вещи (или идее вещи) нет частей; она едина и единственна. См. ниже о вечных и неизменных единичных вещах. Ср. также прим. 89.
167
Например, «сложная» фикция человека, превращенного в животное, исчезла бы, если бы оказалось возможным сущность человека отличить от сущности животного, и постигнуть интеллектом каждую саму по себе.