Смех гостей еще звучал в ушах старого Юзефа, когда на пороге его подвальной каморки появился радостно взволнованный Казимир.

— Поздравьте меня, крестный. Я нашел работу…

Старый Юзеф медленно обернулся и посмотрел на него такими скорбными глазами, что радость Казимира сразу угасла.

— Что с вами, крестный? Не заболели ли вы?

— Пан Войцек из Америки вернулся, — тяжело вздохнул Юзеф. — Письмо от Ванды привез. На вот, почитай…

В раскрытое окно ворвались звуки задорной польки. Юзеф прикрыл окно, взял подсвечник с горящей свечой и поближе поднес к Казимиру. Тот развернул листок измятой бумаги.

«О, Езус-Мария! — прочел вслух Казимир. — На беду свою, мы поверили, что есть счастье-доля в Америке, пусть она огнем горит, а тех вербовщиков — пусть их пан-бог покарает! Легко камень в море кинуть, да пойди достань. Наняли нас всей семьей железную дорогу прокладывать через леса и болота… Да беда не по лесу ходит, а по людям… Свела Яна в могилу желтая лихорадка…»

— Матка боска! — перекрестился Юзеф.

«…А я с детками малыми осталась, как птица без крыльев и гнездышка. И родной земли, наверное, ни я, ни дети мои не увидим…»

Словно две большие капли ночной росы, на лице старика блестели слезы. Казимир, не умея ни успокоить, ни утешить, нахмурившись, молчал.

В дверь что-то зацарапало, послышался жалобный визг. Юзеф поставил подсвечник, открыл дверь и впустил шпица.

— Снежок, голубчик, — Юзеф погладил собачонку.

— Что у него на хвосте? — спросил Казимир.

— Панычи развлекались, — вздохнул Юзеф, отвязывая полусгоревшую вертушку от хвоста измученной собаки.

Солнце еще не взошло, а Ромке словно кто-то на ухо крикнул: «Пора!»

Поеживаясь от холода, он быстро вскочил и затормошил крепко спящего Гриця.

— Разве светает? — сонно пробормотал тот, не открывая глаз.

— Берн мешок, а я — лопату. Пошли…

— Есть хочу, — пожаловался Гриць. — В животе бурчит.

— Спички у тебя? — шепотом спросил Ромка.

— Ага, вот они.

— Накопаем картошки, испечем. Пошли…

В предрассветном тумане мальчики украдкой проскользнули мимо дремавшего сторожа у ворот товарного склада. За ними бежал Жучок.

И вот Ромка и Гриць — у песчаного обрыва, где одиноко стоит молодая березка.

— Начнем копать там, — Ромка указал на корневище сломанного грозой дуба.

Искатели клада молча принялись за работу. Ромка орудовал лопатой в яме, а Гриць наверху отгребал руками землю.

Вдруг Гриць молитвенно сложил руки, возвел глаза к небу:

— Боженька, милый! Помоги нам найти клад! Помоги, а? Мы тебе… Мы с Ромкой пойдем в церковь и поставим много свечей… Ей-богу!

— Грицю, с кем ты там разговариваешь? — крикнул из ямы Ромка.

— С паном-богом.

— Чего-чего? — не расслышал Ромка.

— С боженькой я говорю…

— А он что?

— Молчит… Наверное потому, что мы грешные…

— То правда, — согласился Ромка, утирая рукой пот и размазывая грязь по лицу. — В сады чужие лазим, картошку воруем… — И вдруг, закипев гневом, погрозил кулаком: — А папу Зозуле ей-богу когда-нибудь каменюкой голову провалю!

— Тихо ты, не гневи бога! — испуганно замахал руками Гриць.

Ромка снова принялся копать. Вдруг лопата ударилась обо что-то твердое. Скрежет услышал и Гриць, припавший к краю ямы.

— Нашел! — радостно воскликнул Ромка.

Он упал на колени и поспешно начал разрывать землю руками.

— Осторожно! — дрожа от волнения, крикнул Гриць и прыгнул к Ромке.

Теперь они трудились вдвоем, едва умещаясь в яме, толкая друг друга.

— Ага! — Ромка, взволнованный, схватил лопату. — Да не мешай же ты, Грицю, вылазь из ямы, быстро!

Гриць поспешно выполнил приказ друга. Лежа на животе, он следил за работой Ромки.

Постепенно на дне ямы вырисовался какой-то темный предмет. Когда стало возможным ухватить его руками, Гриць не вытерпел и снова прыгнул в яму.

— Ух, какой тяжелый! Там, видно, добра разного много, — лихорадочно дрожа, прошептал Ромка.

Мальчики присели на дно ямы. Уперлись ногами и спинами в стенку и изо всех сил потянули клад.

— Не поддается, холера! У черт! — выругался Ромка.

— Ты не ругайся, прогневишь бога… — рассердился Гриць.

— «Прогневишь»!

Ромка еще несколько раз копнул вокруг таинственного предмета, и на этот раз мальчики вытащили большой камень.

— Вот тебе и клад! — едва не плача, проговорил Ромка и только сейчас почувствовал, как болят поцарапанные грязные руки.

— Вот видишь, в камень обратился. Говорил я тебе, не гневи бога.

— А ну тебя, — сердито отмахнулся Ромка.

Утомленные друзья сидели на дне ямы и злились друг да друга.

— Айда в Кайзервальд [24]! — скомандовал Ромка.

Мальчики бросились в густую, плотную чащу молодого ельника.

— Там… вот… — едва слышно прошептал Гриць, прислушиваясь к людским голосам. — Может, жандармы? А если собак спустят?

— Что-то не слышно собак, — утирая вспотевший лоб, ответил Ромка и осторожно начал отходить назад.

Но, зацепившись ногой за обнаженный корень старого клена, упал.

Прошла минута, вторая — никто не появлялся. И только слышался чей-то тихий, но твердый голос. Мальчики прислушались.

— «…Между тучами и морем гордо реет Буревестник, черной молнии подобный… то крылом волны касаясь, то стрелой взмывая к тучам, он кричит, и тучи слышат радость в смелом крике птицы…» — услышали они.

— Ану пошли ближе, — отважился Ромка.

Мальчики начали тихонько пробираться в чащу, раздвинули ветки и неожиданно увидели пожилого рыжеусого человека. Он сидел под высокой ивой, залитой лучами утреннего солнца, пробивавшимися сквозь густую светло-зеленую листву. В руках он держал какой-то журнал и взволнованно читал, а вокруг него на небольшой тенистой полянке сгрудилось человек двадцать студентов и рабочих.

— «…В этом крике — жажда бури! Силу гнева, пламя страсти и уверенность в победе слышат тучи в этом крике…» — читал Франко.

Высокий белокурый студент пригнул к себе ветку ивы и медленно, сосредоточенно отрывал листья. Это был Ян Шецкий, которого мальчики не знали.

На разостланной газете лежали остатки хлеба, яичная скорлупа, луковица, колбаса. Тайное собрание, на случай налета полиции, должно было выглядеть как обычный воскресный пикник.

— Гляди, Ромка, а вон твой тато, — толкнул друга локтем Гриць.

— Тсс, — Ромка приложил палец к губам.

Студент Тарас Коваль не пришел на конспиративное собрание в лес. В эту самую минуту он подходил к дому, где жил Гнат Мартынчук. От внимательного взгляда студента не укрылось то, что против ворот на лестнице, приставленной к газовому фонарю, возился какой-то подозрительный человек в комбинезоне, то и дело внимательно вглядываясь в прохожих. Когда Тарас поравнялся с калиткой дома, он поймал на себе взгляд рабочего в комбинезоне.

Тарас спокойно вошел во двор и, захлопнув за собой калитку, припал глазами к щели. Теперь он ясно увидел, что рабочий на лестнице внимательно смотрит на ворота, за которыми притаился Тарас. Тогда Тарас, осмотревшись вокруг, отошел от калитки и быстро прошел мимо развешанного белья. Сквозь дыру в заборе выбрался на другую улицу и, обогнув маленький костел Ивана Крестителя, пошел вдоль невысокой стены, увитой плющом. Остановился, оглянулся, и, легко перемахнув через стену, очутился во дворе тарного склада, заваленного бочками и ящиками.

Отсюда Тарас снова мог видеть, что делалось на улице. Метрах в двух от него топтался на лестнице тот самый рабочий. Он явно следил за воротами напротив.

К фонарю приблизился хорошо одетый господин с усиками.

Рабочий быстро слез с лестницы, достал сигарету и обратился к прохожему.

— Пан позволит?

Прохожий не дал ему прикурить от своей сигареты, а достал из жилетного кармана зажигалку:

— Прошу, — тихо осведомился он. — Ну?

— Лишь один студент. Пока не вышел.