Неожиданно Морган почувствовал, что поводья ослабли, и послушно остановился. Он никак не мог взять в толк, почему всадница не дает ему никаких указаний, а только беспомощно плачет, неподвижно замерев в седле и размазывая слезы по щекам замшевыми перчатками для верховой езды. На взгляд славного жеребца, холодной воды с неба и так лилось предостаточно.

Даже самой себе Эллен не хотела признаться, как глубоко затронула ее случайная и короткая интрижка с заезжим немцем.

Объективно ведь нет никаких причин для страданий, убеждала себя бедняжка ночью, ворочаясь на удобном матраце, набитом буковой стружкой, и отчаянно пытаясь заснуть. Утром-то все равно вставать, хочешь, не хочешь! Все это глупости, надо просто взять себя в руки, думала она днем, упорно отгоняя непрошеные воспоминания, подкрадывающиеся незаметно и неуместно: во время веселой болтовни, в разгар работы или — о, всегда! — перед сном.

Девушка еще больше похудела, побледнела. Глаза ее подозрительно блестели.

Если бы ее сейчас увидел, скажем, Эдвард, то дал бы высший балл: нельзя было не признать, что Эллен Дэвис добилась невозможного: стала выглядеть как своя собственная тень. При этом чувствовала она себя прекрасно, просто лихорадочное напряжение сил и мыслей, ни на секунду не оставляющее бедняжку последние два месяца, сделало свое дело.

Человек наблюдательный мог бы сказать, что Эллен влюблена. Но кто же будет требовать наблюдательности от разудалых охотников в зеленых вощеных куртках, к тому же все время пребывающих навеселе.

Всезнайка Пэд, даже если и думал что-то на сей счет, предпочитал своего мнения не высказывать. Сама же неутешная страдалица быстренько уверила себя в том, что мучается исключительно от оскорбленной гордости, а значит, хватит! Сколько можно! И нечего об этом говорить, вспоминать, вообще раздумывать.

Как бы не так! Зеленоглазый немец прочно обосновался в девичьих мыслях и упорно не желал исчезать. Тилль мерещился ей в прозрачном осеннем воздухе. Его голосом шептала рыжая осенняя листва, мерно, неостановимо осыпающаяся со жмущихся от предчувствия близкой зимы деревьев. Темная вода ручья, покрывшаяся инеем утренняя трава, холодная голубизна небес — все это был Тилль, его руки, его губы, его глаза. И Эллен думала о нем беспрестанно.

Она видела своего недоступного возлюбленного в беспокойных и сумбурных снах, в то таинственное ночное время, когда над туманными вересковыми пустошами поднималась огромная бледная луна.

— Хоть бы что-то хорошее хоть раз приснилось, — сердито жаловалась она здорово подросшей и поумневшей Лулу. — А то весь сон улыбался и смотрел на меня как дурак! Ну и что ты скажешь?

Лулу индифферентно молчала, аккуратно сложив лапки. Она-то все знала и понимала, но предпочитала помалкивать. Кошки не болтливы. Дождавшись, пока хозяйка снова заснет, она вылезала на причудливо изломанную черепичную крышу и белела там маленьким комочком, пристально глядя неподвижными глазами на тревожно сияющий, окруженный светлым мерцающим ореолом лик луны.

— Развалится!

— Ничего не развалится!

— Вот увидишь!

— Прекрати каркать, тащи лучше!

— Да вот же уже… Осторожно!

— Ну вот, развалилось… А все ты виновата! Говоришь всегда под руку.

Пэд отер с лица трудовой пот и раздраженно пнул бесформенную груду, бывшую только что аккуратно уложенной одеждой. Пользуясь тем, что по утрам «Лисья нора» пустовала, предприимчивая помощница хозяина решила освободить от скопившегося хлама комнаты второго этажа.

— Нет, ну ты только посмотри, — пробурчал бедняга, извлекая из вороха тряпок весьма поношенный суконный сюртук, затейливо обшитый потускневшим шелковым галуном. — Его же еще при королеве Виктории кто-то носил. Надо было сразу все отправить старьевщику и не мучиться. Далось тебе это барахло! Ведь неплохо обходились и без капитальных разборок. И вообще, подобные вещи следует производить весной!

— Весной надо веселиться и гулять, — последовал резонный ответ.

— А весной перенесли бы разборки на осень, и вся недолга, — тут же нашелся Пэд.

— Подожди. Мы все это пересмотрим, и что-то можно будет для оформления зала использовать, — возразила Эллен, охваченная приступом практицизма. — Вот это вполне подойдет. Смотри-ка, натуральный бархат, зеленый, просто совсем древний, ни капли синтетики, но это даже к лучшему. — И она торжествующе потрясла беретом, кокетливо украшенным битыми молью фазаньими перьями.

— Повесим на вешалку, точно! Или сами будем носить. Нам сразу очень много денег подавать начнут. Правда, все больше медяками…

— Я же говорила, что не надо сразу все выбрасывать. Ой!.. Фу-у…

— Да, а вот это точно на помойку, расползается в руках. Смотри, тут даже червяки завелись — жуткое дело! Подумать только, что иной раз хранится в твоем собственном доме! Да эти твари могли бы со временем откормиться, вырасти и ночью пожрать нас в собственных постелях. Я оттащу на задний двор. Эх, жалко, что Джейкоб трусливо покинул поле битвы! Он мог бы оказать неоценимую помощь по части перетаскивания тяжелых и бесполезных предметов.

Конюх Джейкоб, единственный, не считая Эллен, помощник владельца почтенного заведения, заметив всплеск хозяйственной активности и предугадав его размеры, не растерялся и укатил в город лечить зубы. При этом он так картинно охал и держался за щеку, что Эллен была абсолютно уверена, что лечение будет состоять из бутылки виски и целительного общества друзей. В любом случае в ближайшую неделю помощи от него ожидать не приходилось.

Вот так всегда бывает, когда замыслишь доброе, но трудоемкое дело. Не успеешь оглянуться, и ты уже стоишь в полном одиночестве с лопатой в руках. А предполагаемые друзья и помощники засели в надежных укрытиях с запасами воды и пищи — терпеливо ожидать результата.

— Плохой из тебя угнетатель, — ехидно заметила девушка, с искренней жалостью глядя, как Пэд мучается с тачкой, пытаясь одним махом вывезти всю кучу хлама на задний двор. — Тебе бы у моей мамы поучиться. Я, прежде чем сбежать из дома, все комнаты до блеска вылизала. Просто по привычке, понимаешь?

— Понимаю, отчего же не понять? Но я же не гад все-таки. Все из меня веревки вьют. Ну вот, скажи на милость, зачем тебе эти чудовищные сапоги? Они, должно быть, принадлежали еще Оливеру Кромвелю… А вот это? Я даже не знаю, как это называется!

— Это старинная керосиновая лампа, — невозмутимо ответствовала Эллен, пытаясь стереть с таинственного предмета толстый слой пыли куском ветоши. — Смотри, у нее даже фарфоровый абажур цел. Прелесть что такое! Я ее отмою, мы поставим сию красоту на стойку и станем зажигать по вечерам. Будет очень красиво. Чарующе, — добавила она, стойко выдерживая подозрительный взгляд молодого человека.

— Давай уж сразу откроем торговлю подержанными вещами. Чарующими. Как тебе такая идея? «Дэвис, Маккени и К"» — принимаем кости и тряпки на вес…

— А что, по-моему, прекрасно. Ты будешь получать огромный доход!.. Как думаешь, — хозяйственная девица помахала в воздухе сероватого оттенка байковой тряпочкой, украшенной мелкими синими цветочками, — что это такое, а?

— Ночной колпак!

— Надо же, угадал… — разочарованно протянула Эллен.

— Еще бы! Мой папа до сих пор в таком спит.

Совместными усилиями они доволокли-таки тачку до места назначения и вывалили содержимое прямо на посыпанную гравием землю. Эллен с упоением зарылась в кучу ветхих, но таких интересных вещей, а Пэд с негодованием обозвал ее тряпичницей и отправился чистить Моргана.

В итоге грандиозных археологических раскопок, затеянных неугомонной парочкой, большинство еще на что-то пригодных старых вещей, отчищенных и приведенных в порядок, перекочевало в помещение паба, совершенно преобразив его интерьер.

Из побитого молью сюртука, зеленого берета и продранных в семи местах кожаных сапог с отворотами, натянутых на манекен, получился отличный веселый охотник. Эллен выставила его перед входной дверью с фонарем в руке — зазывать гостей. Семейство слегка запылившихся фаянсовых гномов отмыли до блеска и расставили в укромных уголках по всему дому — маленькие смешные существа здорово оживили атмосферу.