— Ну и как там? — поинтересовался Бешенный, когда они вышли на поляну, где устроили привал диверсанты.

Василий огляделся.

— А где этот длинный… Гвоздь?

— На посту, — проворчал Сема, он сидел на корточках и ковырялся ножом в пустой банке тушенки.

— Лады, — Василий присел, вытянул ноги. Все ждали, пауза затягивалась. Он — командир, значит, он должен был сейчас собравшись придумать некий гениальный план, как они впятером проникнут в усадьбу, перебьют всех немцев и с честью, без потерь выполнят задание. Только в голове у Василия не было никакого плана, не то что гениального, а самого, что ни на есть захудаленького. Он надеялся придумать что-то пока спускался с холма, но… ничего ему в голову так и не пришло. Надеясь оттянуть время признания в собственной некомпетентности, он повернулся к Кашеву. — А у вас, какое мнение?

Тот только плечами пожал.

— А что тут думать. Усадьба выглядит неприступной крепостью. Единственное, что нам известно: охраняют ее не только простые солдаты, но и СС… Наши предшественники погибли, так и не сумев ничего предпринять.

«„Наши предшественники?“ А что были и такие?» Тут же в голове Василия завертелся целый водоворот догадок и предположений. Нет не зря Шлиман послал его сюда, не зря он вновь использовал его в слепую. Теперь Василий точно знал, что с особняком что-то не так. Вот только что именно?

— По предшественников вы мне потом отдельно расскажите… Кроме того, каждый из вас должен помнить, что раз партия считает, что мы справимся нашими малыми силами, то мы должны справиться, иначе не оправдаем высокого доверия, которое нам оказали.

— Нам бы лучше не доверие, а пару гвардейских рот, тогда бы мы…

— Что «бы мы»? — отмахнулся Василий. — С парой рот каждый повоюет, а вот впятером… Ладно… К особняку в открытую не сунутся. Это и ежу понятно. Следовательно, надо что-то придумать…

— Да что тут можно придумать!

— Что-то да можно, — возразил Василий, — но для этого нужно разузнать побольше. Нужен язык.

— Подкрадемся ночью и снимем часового? — предложил Кашев.

Василий с удивлением посмотрел на него.

— Ладно, а потом на каждом заборе и дереве в лесу напишем: «Вот и мы, советские диверсанты, пришли по ваш особнячок. Что вы там от нас прячете?» Нет. Язык нужен, в этом сомнения нет, но только поймать мы его должны по пути или из усадьбы или в усадьбу. А так как дорога тут одна, то я предлагаю засесть у ближайшей развилки и посмотреть, кто тут туда-сюда шастает.

— А чем это отличается от похищения часового? Часовой-то точно знает, что в усадьбе происходит. А тот, кто туда сюда шныряет может простым курьером оказаться. Может, его в усадьбу дальше ворот и не пускают.

— Может… — согласился Василий. — Только если часового брать, то понятно будет, что мы на усадьбу метим, а если кого из проезжающих, то во-первых такого человека не сразу хватятся, а потом бабушка надвое сказала, где он исчез. Время-то военное. Может его где-то разбомбило, может где застрял или на партизан напоролся.

— Да какие тут партизаны! — возразил цыган. — Это же вам не Белоруссия.

— Вот ты можешь поручиться, что в округе нет партизан?

Цыган задумался, а потом с сомнением покачал головой.

— Ты не можешь… ну а немцы, тем более… Значит так и поступим. Посмотрим карту… Вот она дорога от усадьбы… Вот тут развилка… Сюда и будем выдвигаться.

Легковой автомобиль не проехал и полкилометра от развилки, как пришлось остановиться. Дорога была перегорожена упавшим деревом. Не такое уж и большое препятствие. Тут же из машины выскочил водитель и один из охранников, чтобы оценить, насколько серьезна преграда, но не успели они сделать и десяти шагов, как очередь из автомата срезала обоих. Без единого стона оба рухнули в пыль, так и не достав оружие. Вторая очередь ударила по колесам автомобиля.

Немцы, оставшиеся в машине, занервничали. Выскочили. Тут же пули срезали того, что помоложе, а второй, что постарше замер, прижавшись спиной к дверце, прижимая к груди кожаный портфель. Его благородное, чуть вытянутое лицо, побелело от страха, губы и без того тонкие и бесцветные превратились с серые полоски сморщенной кожи.

Из кустов с одной стороны неторопливо вышли Василий и Гвоздь, с другой Кашев и Бешенный. Они подошли к машине и встали вокруг офицера. Бешенный наклонившись выудил из кобуры пленного вальтер, а Василий ткнув дулом револьвера в живот фрица приказал:

— Хэндэхох, — он произнес это уверенно, одним словом, а потом рывком отобрал у фашиста портфель и, повернувшись к Кашеву, приказал. — Так быстренько убираемся. Если в усадьбе слышали выстрели то будут тут минут через двадцать. Так что поспешите, и чтоб никаких следов. А мы с тобой пока прогуляемся, — и взяв немца за рукав потянул за собой. — Да руки-то пока опусти, только не озоруй.

Они отошли к обочине, наблюдая как диверсанты быстро убрали дерево, тела с дороги, а потом откатив авто в придорожную канаву забросали заранее заготовленными ветками, так что и в близи было машину не разглядеть. Василию понравилось, как слаженно без лишних слов работала команда. И в самом деле профессионалы.

Не прошло и пяти минут, как на дороге не осталось никаких следов инцидента. Словно и не было никакого нападения.

— Замечательно, — подытожил Василий, а теперь возвращаемся в лагерь.

— Только позвольте сначала, — и Бешенный, выудив откуда-то обрез бечевки, быстро, умело замотал руки немца за спиной. — На вид-то они все тихони, а как потом такой вот в самый неподходящий момент драпанет.

Василий лишь кивнул. Он-то отлично видел, что немцу не до побега, но, как говориться: «береженного бог бережет».

В «лагерь» в ложбинку за холмом от усадьбы они пришли уже затемно. Костра решили не разводить, а вместо этого, отправив Бешенного в дозор, усадили немца на землю, сами расселись перед ним и взялись за расспросы. Так как Василий языком не владел, то беседовать с немцем приходилось через Кашева, что само по себе было неудобно. Однако иного выбора не было.

В первую очередь пленный наотрез отказался назвать свое имя, номер части, звание и должность. Видимо он ожидал, что это вызовет взрыв ненависти у его врагов, но ничего подобного не случилось. Выслушав отрицательный ответ Василий только плечами пожал.

— Твое имя звание и должность, не столь мне интересны, — начал Василий. — Хочешь говори, хочешь — нет… Это — твое право, все равно если мы захотим ты нам их сообщишь. Но сейчас меня интересует другое. Я хочу знать все, что тебе известно про усадьбу, ее обитателей, распорядок, который существует на ее территории и прочее.

— Почему я должен все это вам рассказывать?

— Потому что в противном случае ждет тебя смерть долгая и болезненная, — ухмыльнулся Сема. — Ты не молчи, командир, ты ему переведи, а то, боюсь, по-русски он плохо понимает.

— Отставить угрозы! — рявкнул Василий. — Этот немец хороший, сознательный, он сам нам все расскажет.

Пленный понимая что речь идет о нем, причем о его дальнейшей судьбе, всем телом, насколько можно, потянулся к Кашеву, словно прося его переводить, не держать в неведении. Но тот сидел молча и неподвижно, как истукан. Чем меньше будет знать пленник, тем сговорчивей будет.

— Итак, мы ждем… — протянул Василий и кивнул Кашеву, чтобы тот перевел.

Немец в ответ только головой покачал. Потом произнес несколько коротких рубленных фраз.

— Он утверждает, что усадьба — военный объект, а значит, он не может давать информацию о нем противнику.

Василий тяжело вздохнул. «Ну и что теперь делать? Как заставить этого ганса говорить? Пытать…» Он слышал, что, согласно рассказам, проделывали наши с языками. К слову сказать немцы от них не отставали, и неизвестно еще кто действовал жестче. Вот только участвовать во всем этом Василию не хотелось. Ладно, на то она и есть диверсионная группа.

— Значится так, — объявил Василий чуть посомневавшись. — Пойду, сменю Гвоздя, а вы пока пленного разговорите, и смотрите, чтобы не кричал. Усадьба рядом, за холмом, ночь тихая, так что действуйте аккуратно. Как заговорит, зовите.