— Что ты такое говоришь?

— На нее напали.

Сириль почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Кровь отхлынула от ее лица, и она закричала в трубку:

— Она ранена?

— Да.

— Что с чей произошло?

— Она… Как бы это сказать… Ее ослепили.

— Ты имеешь в виду слезоточивый газ?

— Нет… Если бы ты знала… Ей… Это так ужасно!

— Говори наконец!

— Ей выкололи глаза.

Сириль сжала телефон в руке, будто пыталась раздавить его.

— Что?

— Но с ней все в порядке. Врачи уверяют, что зрение можно вернуть с помощью пересадки роговицы.

Сириль открыла рот, не в состоянии произнести ни звука. Через несколько секунд она снова обрела дар речи.

— Глаза… Е…ать!

Впервые в жизни она произнесла нечто подобное вслух. В ее горле образовался комок, и она в ужасе застыла, прижав руку к губам.

— Господи, какой кошмар… Но кто?

Сириль медленно повернулась. Ее взгляд остановился на молодом человеке со светлыми волосами, сидевшем за столиком в двадцати метрах от нее. Она пробормотала:

— Это он, Бенуа.

— Кто он?

— Это он сделал.

— Кто?

— Жюльен Дома.

Голос Бенуа стал еще глуше.

— Да, я знаю. Она призналась, что они были любовниками. Мерзавец!

Сириль приободрилась.

— Он здесь.

— Кто?

— Жюльен Дома. Он нашел меня. Он здесь.

— Как? Что он там делает? — закричал Бенуа.

— Мари-Жанна сказала ему, как меня найти.

— Но это невозможно!

— Он здесь.

— Сириль, ты в опасности! Сейчас же отправляйся в полицию, пусть его арестуют.

— Под каким предлогом?

Молчание Бенуа было слишком красноречивым. Он не мог ничего предложить ей. Нет, он ничего не мог сделать. Вдали от Франции Жюльен Дома был свободным как ветер.

— Отведи его в больницу, а я, используя свои связи во Франции, свяжусь с полицией. Я прилечу первым же рейсом. Жди меня, я буду завтра вечером.

Сириль быстро думала. Она не представляла себе, как ей удастся, не обладая достаточной физической силой и без оружия, задержать такого крепкого мужчину, как Жюльен. Он как раз обернулся, пристально посмотрел на нее и, похоже, понял, о чем она говорит. Она должна была заканчивать разговор.

Прижав телефон к уху, чтобы Бенуа расслышал ее, Сириль сказала:

— Хорошо. Я постараюсь задержать его. Встретимся завтра вечером в Бангкоке. В «Хилтоне».

* * *

«Мари-Жанна, это Сириль. Я только что разговаривала по телефону с Бенуа, и он сообщил мне о случившемся. Я потрясена, но могу тебя заверить, что все будет хорошо. Мы тебя вылечим. И… Жюльен будет осужден и наказан. Обещаю. Я люблю тебя, как свою дочь. Целую. Позвони, когда сможешь».

Сириль повесила трубку, чувствуя комок в горле, и облокотилась о раковину в туалете «Бара Ват». Открыв холодную воду, она умылась, прогоняя слезы, и вытерла лицо бумажными салфетками.

Выйдя из туалета, она скрыла глаза за солнцезащитными очками. Жюльен Дома, напротив, снял их. Только несколько раз за свою жизнь она чувствовала себя настолько плохо.

До этого она пыталась решить проблемы, которые касались лично ее. Но теперь была Мари-Жанна… Девушка находилась в больнице, и вместо ее роскошных голубых глаз зияли две дыры. Ее единственным преступлением являлось то, что она влюбилась в больного человека. Сириль выругалась. Она была виновата вдвойне. Она стала причиной безумства этого молодого человека. И она же не смогла защитить от него свою племянницу. Она ведь чувствовала, что что-то не так, но не могла уловить, что именно. Она была виновата, как никогда.

Был полдень. Сириль медленно села за столик. Она заметила, что Жюльен заказал два стакана чего-то, напоминающего гранатовый сироп. Она должна была выдержать взгляд его серых глаз. Ее руки дрожали, лицо было бледным, она еле сдерживалась, чтобы не разрыдаться. Этот сумасшедший осмелился тронуть ее дорогую племянницу. Она чувствовала, как по ее жилам течет обжигающая ненависть, — такого она не ощущала еще никогда. Сверхчеловеческим усилием она заставила себя разжать кулаки.

«Ты заплатишь… заплатишь за то, что сделал с ней».

Постепенно она расслабилась. Начиналась игра…

— Простите, мне звонили их клиники. Я вынуждена заниматься очень деликатным случаем на расстоянии. — Она указала на кроваво-красный напиток. — Что это?

— Сок гибискуса.

— А! Ну что ж…

— Я подумал, что это поможет нам освежиться.

Голос Жюльена снова обрел спокойную уверенность, но Сириль уже погрузилась во враждебное молчание.

— Да, конечно, — раздраженно сказала она.

Сириль взяла в руки стакан и поднесла к губам. Напиток был сладким. Бодрящим. Официантка поставила на их столик тарелку с кусочками курицы и бумажные салфетки.

Сириль хотелось уйти. Этот тип болен. Ее решение было точным и окончательным: она должна отправить его в больницу. Она обхватила стакан в надежде, что холод хоть немного успокоит ее нервы.

Жюльен Дома хотел было погладить ее пальцы, но Сириль резко отдернула руку.

— Итак, они сделали с тобой то же самое…

— Что? — спросила Сириль.

— Они стерли и твою память.

Его голос дрогнул. Сириль подняла брови, пытаясь сохранить спокойный вид, и сделала еще глоток. Но Жюльен не дал себя одурачить.

— Я понял это, как только увидел тебя в кабинете. Понял, что ты все забыла. Твои глаза изменились. Раньше в них можно было увидеть мир, а сейчас — только пустоту.

Сириль схватила кусочек курицы и сунула его в рот. Она не была голодна, но ей требовалось время для размышлений. И для того, чтобы набраться смелости. Она мысленно произнесла заранее подготовленную фразу, прежде чем повторить ее вслух как можно более безразличным тоном:

— Вы правы, у меня амнезия. И мне нужно лечиться. Так же, как и вам.

Жюльен Дома, не спуская с нее глаз, откинулся на спинку стула.

— Почему это ты вдруг решила довериться мне?

Сириль откашлялась, вертя в руках палочку от курицы.

— Я говорю вам о своей амнезии, Жюльен, потому, что у вас то же самое. И я полагаю, что нашла решение.

— Да? И какое?

— Нам обоим нужно вернуться в Париж и отправиться в Центр. Я узнала, что интенсивная стимуляция коры головного мозга дает положительный результат.

— Почему бы нет…

— Но я могу вернуться только через три дня. Завтра я отправляюсь в Сураттхани и обратно. Это в восьми часах езды отсюда. А потом я должна присутствовать на конгрессе. Думаю, будет лучше, если вы отправитесь в Центр исследования мозга, не дожидаясь моего возвращения. Я знакома с начальником отделения. Это не вызовет никаких проблем. Вас будут квалифицированно лечить.

— Нет.

Жюльен озвучил свой отказ как нечто очевидное.

— Нет?

— Я не пойду в больницу и не хочу, чтобы меня лечил кто-то, кроме тебя.

Она помолчала. Наступила тишина.

— Центр исследования мозга — учреждение высочайшего уровня. Вас будут лечить не хуже, чем в Париже. А я вернусь через двадцать четыре часа.

— Нет. Я или остаюсь с тобой, или уезжаю.

Сириль смахнула каплю пота с виска. Ее пациент был опасен. Она умирала от страха, но в то же время остро осознавала, что не может оставить его на свободе. Он представлял собой угрозу для любого, кто будет ему возражать. Она взвешивала альтернативы, оценивала возможные решения. У Сириль не было желания строить из себя героиню, она не была особо отважной, но понимала, что не сможет жить дальше с мыслью о том, что позволила скрыться преступнику, способному в любой момент нанести удар. А если он нападет еще на кого-нибудь? Это будет еще одна ее ошибка. Ошибка, с которой ей предстоит жить дальше. Выпив еще сока, она собрала все свое мужество и сказала:

— Хорошо. Тогда я предлагаю вам сопровождать меня, но при одном условии.

— Каком?

Наклонившись, Сириль прошептала:

— Я назначу вам лечение. Вы будете принимать лекарство, когда я скажу.

— Зачем?

— У вас случаются приступы садизма, Жюльен. Это происходит потому, что вы не можете унять своего волнения. Я не хочу оказаться в ситуации, когда мне придется обороняться.