Я тоже воздержалась от комментариев. Ясек старательно заплетал бахрому, окаймлявшую «педагогическую пустыню».

— Очень меня огорчает, что и папа оказался не на высоте, — сказал наконец Ясек, спрятав голову между коленями. — Когда он преподавал в строительном техникуме и кто-нибудь из студентов пытался ему подсунуть чужой проект, он, глазом не моргнув, ставил бедолаге пару. Что же это за мир такой, если все в нем имеет две стороны?

Ясек сказал «мир», но я поняла, что он думал: «люди». Или, может быть, еще определеннее: «родители». Ему, наверно, оттого так грустно, что они тоже «не вытягивают на пятерку», что левый глаз у них видит одно, а правый другое, потому что на себя они смотрят по-одному, а на всех остальных — по-другому. Хотя, в общем, они хорошие люди. Но значит ли это, что на вещи надо смотреть именно так?

— Понимаешь, Ясек, идеальных людей не существует! И, видимо, поэтому важнее всего в жизни стремиться к…

— К чему? — буркнул Ясек, не поднимая головы.

— Ну… к самому-самому.

— Ничего себе! Но ведь каждый это «самое-самое» представляет по-своему, — скептически заметил он.

— Нет, Ясек. Зло — оно одно, так же, как и добро, — сказала я убежденно, потому что уже давно составила по этому вопросу определенное мнение.

Ясек сидел неподвижно. Похоже было, мои «философские» рассуждения заставили его призадуматься. Но вдруг он вскочил на ноги и сообщил:

— Пойду в кино. Мне просто необходимо проветриться. Процесс мышления чертовски изнурителен.

И убежал — только его и видели. Раньше я тоже любила ходить в кино. Когда-то я не пропускала ни одного нового фильма, потом стала разборчивее, а теперь, кажется, уже сто лет ничего не видела. Впрочем, с тех пор как я начала присматриваться к домашним, меня в кино особенно и не тянет. У меня появился собственный волшебный фонарь! И программа, не могу пожаловаться, однообразием не страдает.

Около четырех пришла мама. Когда наша мама возвращается с работы, запах фенола, которым пропитан весь дом, становится еще сильнее. Мама не любит говорить о своей работе в отличие от папы, который готов часами рассказывать про очередной проект или про то, как ему пришла в голову блестящая идея насчет планировки кухни в типовой трехкомнатной квартире. Мама терпеть не может, когда папе в голову приходят «блестящие идеи», она предпочитает, чтобы его проекты рождались в упорном и кропотливом труде.

— За такие проекты я спокойна, — говорит она. — А те, которые неожиданно приходят в голову, мне не внушают доверия.

Дело в том, что мама живет в постоянном страхе: ей кажется, будто в один прекрасный день какой-нибудь из спроектированных папой домов рухнет. Собственно говоря, маму можно понять. Она раз и навсегда потеряла веру в папины математические способности однажды воскресным утром, когда папа, расплачиваясь с молочницей за творог и яйца, умножил шестнадцать на семь таким способом, что у него получилось сто семьдесят девять.

— Я же спал, — объяснял он потом расстроенной маме. — А она позвонила, подняла меня с постели и потребовала, чтобы я сложил яйца с творогом. Когда для меня яйца плюс творог в воскресенье утром означают ленивые вареники, и больше ничего!

Но это не успокоило маму. Я знаю, что, проходя мимо папиных домов, она всякий раз с опаской на них поглядывает.

— Мне все кажется, — призналась она как-то, — что папины дома раскачиваются. Ничего не могу с собой поделать — я отчетливо вижу, как стены вздрагивают и шевелятся.

Но пока, вопреки маминым опасениям, дома стоят.

Сегодня мама притащила полную сумку продуктов и по дороге на кухню заглянула ко мне.

— Что слышно? — спросила она с порога.

— Да ничего. Все в порядке. Агата получила пятерку по физике. Ясек ходил в кино, но уже вернулся.

— А кто у них сейчас?

— Никого у нас нет! — воскликнула Агата, врываясь ко мне в комнату. — Мы с Ясеком делаем уроки.

— Делаете уроки? Под такой рев?

— Какой же это рев? Это лучший английский джаз, — оскорбилась Агата.

— Английский или не английский, это не имеет ровно никакого значения. Готовить уроки в таких условиях — бессмысленная трата времени!

— Представь себе, мама, с некоторых пор даже в коровниках стали устанавливать громкоговорители. Коровы под музыку дают значительно больше молока!

— Но от вас-то молока никто не требует! — вспылила мама. — Немедленно выключи радио!

— Хорошо, но наша производительность резко уменьшится, — мрачно пообещала Агата и с обиженным видом вышла из комнаты.

В этом я не могу с ней согласиться. Мне кажется, что даже могильная тишина не изменит производительности Ясека — уменьшаться ей некуда. Любой учебник действует на моего брата лучше сильного снотворного. Если когда-нибудь он попадет на операционный стол, достаточно будет вместо наркоза помахать у него перед носом учебником истории. Странно, как до сих пор врачи не додумались усыплять лентяев таким простым способом.

Только мама занялась обедом и запах жареного лука вызвал в моем воображении образ тефтелей с гречневой кашей, как в дверь позвонили. Агата выскочила в переднюю. Обычно она у нас открывает дверь. И вовсе не потому, что Ясеку лень двинуться с места, просто Агата страдает нечеловеческим любопытством: ей необходимо знать, кто и зачем приходит. На этот раз пришел дядя Томек. Едва отделавшись от Агаты, он попал в мамины объятия.

— Я думала, ты нас совсем забыл! — воскликнула мама. — Посиди немножко у Яны, пока я управлюсь с обедом.

— А зятя моего еще нет? — Дядя Томек только так называет папу.

— Нет. Он сегодня придет поздно. Как и следовало ожидать, конкурсный проект, который они начали делать все вместе, в конце концов полностью свалился на его голову.

Дядя принес мне букетик ландышей. Агата поставила цветы в воду и пристроилась на подлокотнике кресла.

— Лиля тоже придет? — спросила она, смахивая воображаемую соринку с рукава дядиного пиджака.

Агата обожает дядю Томека. Она относится к нему как к редкостному музейному экспонату. Сдувает пылинки, охорашивает, а потом усаживается напротив и готова часами так сидеть, не сводя с него глаз.

— Нет, Лиля не придет, — ответил дядя Томаш.

— Почему? Она совсем перестала у нас бывать! Я даже успела забыть, как пахнут ее духи. Когда ты ее приведешь?

Дядя вытащил из кармана пачку сигарет и спички и, прежде чем закурить, долго и сосредоточенно их рассматривал.

— Не знаю, Агата… — сказал он и вздохнул, чего Агата скорее всего не заметила, потому что продолжала тараторить свое.

— Обязательно в следующий раз приходи с Лилей! Мне мама подарила материал на платье, и я должна посоветоваться с ней насчет фасона.

— Постарайся лучше сама что-нибудь придумать, — грустно улыбнулся дядя и посмотрел на меня.

Только теперь я вдруг заметила темные круги у него под глазами. От этого его лицо приобрело какое-то новое выражение — незнакомое и печальное.

— В том-то и дело, что я сама не могу, — не унималась Агата. — А у Лили всегда бывают потрясающие идеи!

— Ты так думаешь?.. — с сомнением произнес дядя. — Боюсь, что не всегда.

Тут Агату осенило.

— Вы поссорились? — недоверчиво спросила она. — Не может быть!

— И тем не менее это так, — ответил дядя. — Тем не менее это так…

— Не огорчайся! — воскликнула Агата. — Помиритесь, и все будет, как прежде.

— Никогда уже не будет все, как прежде, Агата…

— Будет, вот увидишь! Думаешь, наши родители никогда не ссорятся? Еще как ссорятся! Да ты и сам слышал! Иногда мне кажется, что будь они у нас не так хорошо воспитаны, они бы швыряли друг в друга чем попало. Я бы, например, с удовольствием поглядела на такой скандальчик. Представляешь: мама берет блюдо — и бац в папу. Папа хватает пепельницу — и бух в маму! В кино не надо ходить!

— Не болтай чепуху, Агата.

— Я не болтаю, дядечка, я бы, честное слово, разочек, всего один разок, полюбовалась такой сценкой. Никогда еще не приходилось видеть… может быть, поэтому мне так интересно… А из-за Лили ты не расстраивайся, вы помиритесь, правда-правда!