Ясек вздохнул и вытер носовым платком вспотевший лоб.

— А сегодня Генек опять нес какую-то белиберду у доски, хотя урок выучил. Но девчонки хихикали, как нанятые, — у Генека, видите ли, рубашка вылезла из брюк и торчала сзади, точно беленький хвостик. Эти смешки сбили Крулика с толку, наверно, он подумал, что сказал что-то несусветное. Бедняге и на ум не пришло, что все дело в рубашке!

Как раз в ту минуту, когда картошка начала прилипать ко дну кастрюли, хлопнула входная дверь. Это вернулась с работы мама. Немного погодя примчалась запыхавшаяся Агата.

— Я забыла про картошку! Ну конечно! Еще секунда, и от нее бы ничего не осталось! С Ясеком вечно так! Даже не поинтересуется, стоит что-нибудь на плите или нет! Куда ему, он выше земных дел!

— Кончай вопить, сестрица! — угрожающе зашипел Ясек.

— И не подумаю даже!

Однако она замолчала, потому что раздался звонок. Пришел дядя Томек и сразу вслед за ним пани Капустинская. Она заглянула ко мне в комнату.

— Ну, ну… — пробормотала она. — Значит, сегодня у нас праздник…

И пошла помогать маме на кухне. Агата накрыла на стол. Последним появился папа. Приближалась минута, которой я ждала с таким нетерпением. И вдруг мне стало страшно, словно впереди было долгое путешествие. Хотя на самом деле мне предстояло сделать лишь один шаг. От силы два.

Чай пили у меня в комнате. Дядя Томек начал было рассказывать, как провел отпуск, но сам то и дело поглядывал на часы и заговорщически мне подмигивал. Наконец ровно в пять пришел доктор.

Присев на край кровати, он задал мне несколько вопросов, а потом сказал:

— Что ж, пожалуй, попробуем…

Я посмотрела на маму. Глаза у нее смеялись и сияли. Я с облегчением вздохнула — кажется, обойдется без слез.

Сначала я села. Впрочем, в этом не было ничего особенного, доктор разрешил мне садиться уже несколько дней назад. Потом я спустила ноги на пол. И вот теперь я должна сделать свой первый шаг…

— Смело, но осторожно… — услышала я шепот доктора.

И я смело, но осторожно начала подыматься, опираясь на папино плечо. И наконец… Ох! Агата и Ясек! Мама, и папа, и дядя Томек! Я никогда не забуду ваши лица — улыбающиеся и неподвижные, как на картинке из волшебного фонаря! И никогда не забуду громкое всхлипывание, донесшееся со стороны двери. Но это была не мама. Это плакала пани Капустинская, стоя на пороге и закрывая лицо голубым передником.