Однако археология, на которую норманисты хотели бы опереться для того чтобы доказать несомненность нашествия северных норманских дружин вовсе не поддерживает мысль о норманском завоевании.

На пути от Старой Ладоги по Волхову к Великому Новгороду и в самом Новгороде найдены лишь ничтожные следы скандинавской культуры; причем находки эти относятся не к IX веку, но к более поздним временам. Между тем в Новгороде княжил Рюрик и, по летописным известиям, было так много варягов, что их нравы сказывались в нравах и в быту новгородцев. У Белого озера, где сидел Синеус, не нашли никаких следов древней шведской культуры. В Изборске, городе Трувора, доныне слышен плеск «Славянских ключей», на «Славянском поле» спит древнее городище, а близ него, на погосте, чья-то древняя могила, с каменным крестом, слывет в народе Труворовой могилой, но древних шведских могил там нет нигде, и нет о них и помину. Дальше, к югу от Новгорода следы скандинавской культуры найдены лишь в Гнёздове у Смоленска, но древность ее определяется X веком. В Киевской области встречаются лишь единичные предметы шведского происхождения; здесь, как мы уже знаем, норманнов в большом числе до X века не было. Норманисты не только это признают, но вместе с Арне утверждают, что скандинавы открыли Днепровский путь веком позднее Волжского[194], т. е. не раньше X века. Если это так, то каким же образом шведы Приладожья могли к шестидесятому году IX-го века овладеть и Новгородом, и Киевом, основать новое государство, устроить его, подчинить себе соседние племена и осуществить победный поход на греков? Как могли они совершить все это таким образом, что ни они сами, ни их доблестные деяния не оставили никакого следа в земле, ими захваченной, так же, как ничего не изменили они в языке, нравах, вообще во всей культуре покоренной ими страны?

На родине норманнов и в других краях, от них недалеких, не заметили их подвигов. Западные летописцы молчат об их «завоеваниях» в нашей стране, молчат о них даже исландские саги. «Но общее молчание современных и к ним близких писателей, - говорит Эверс в заключении своей книги, направленной против норманской теории, - о замечательном, всенародном, историческом факте уже само по себе дает сильный повод к подозрению и даже совершенному отрицанию позднейших свидетельств. Всего менее, при подобном молчании, может устоять (норманская) гипотеза, построенная на недоразумениях и неправильных выводах, и не имеющая за собой ничего, кроме вполне заслуженной на ином поприще известности своих составителей»[195].

Ни перемещение «острова русов» с его хаканом в Новгородскую область, ни мнимые шведские колонии в северной полосе России не могут позволить шведам быть в IX веке там, где их не было до X века. Русь IX века остается ненорманской Русью, и, после неудачных попыток найти шведскую русь на севере, эта ранняя славянская Русь еще непреложнее закрепляется за югом России.

Если русы уже в IX веке или даже в конце VIII века были известны своим соседям, как большой народ, если уже тогда этот народ был деятельным и воинственным, то надо думать, что он существовал и раньше. Проблема Руси, очевидно, не может найти решение в пределах IX века. Наше имя настойчиво зовет нас в более удаленное прошлое, в сумрак давних, забытых времен.

Примечания:

165. Вестберг. К анализу восточных источников о Восточной Европе // Журн. мин. нар. проев. 1908. Февраль-март.

166. Ибн Даста. Из книги драгоценных сокровищ. У Гаркави. Сказания мусульманских писателей о славянах и русах (с половины VII века до конца X века по Р.Х.). 267 (1870).

167. На Черноморскую Русь указывает арабский писатель Масуди: «в верховьях хазарской реки есть устье, соединяющееся с рукавом моря Найтас (Черным морем), которое есть Русское море; никто, кроме них (русов) не плавает по нем и они живут на одном из его берегов». Ал-Масуди. «Золотые луга и рудники драгоценных камней» (I полов. X века). У Гаркави. Сказания мусульманских писателей о славянах и русах (с половины VII века до конца X века по P. X.). 130 (1870).

168. Вестберг. К анализу восточных источников о Восточной Европе // Журнал мин. народн. проев. 1908. Февраль, март.

169. Шахматов. Древнейшие судьбы русского племени (1919).

170. Готье. Железный век в Восточной Европе. 257 (1930).

171. Arne. La Suede et 1'Orient. 25 (1914).

172. Бранденбург. К вопросу о типах фибул, встреченных в древних могилах Европейской России. Труды VI Археологического съезда в Одессе, в 1885 г., ч. I 212 (1886).

173. Strzygowski. Altslavische Kunst. 260. .. (1929).

174. Ср. Strzygowski. Altslavische Kunst. 261 и др.

175. Толстой и Кондаков. Русские древности в памятниках искусства. «Les Antiquites de la Russie Meridionale». 511-512 (1892).

176. Афанасьев. Поэтические воззрения славян на природу. III. 283 (1869).

177. Готье. Железный век в Восточной Европе. 207.

178. Афанасьев. Поэтические воззрения славян на природу. I. 578; Буслаев. Исторические очерки русской народной словесности и искусства. I. 427.

179. Готье. Железный век в Восточной Европе. 102.

180. Бранденбург. Курганы южного Приладожья. 91. Материалы по археологии России, издаваемые имп. Археол. ком № 18. 1895.

181. Arm. La Suede et 1'Orient. 25.

182. Бранденбург. Курганы южного Приладожья. 87.

183. Worsaae. Zum Alterthumskunde des Nordens. 14.... и таблица VIII (1847)

184. Ibid. 42.

185. Бранденбург. Курганы южного Приладожья. 92.

186. Montelius. Les temps prehistoriques en Suede. 189 и примеч. (1895).

187. Ibid. 227.

188. Раскопки Репникова у Готье. Железный век в Восточной Европе. 253.

189. Бранденбург. Курганы южного Приладожья. 5.

190. Полное собрание русских летописей. I. 8. II. 235; У Готье. Железный век в Восточной Европе. 252.

191. Готье. Железный век в Восточной Европе. 252.

192. Worsaae. Zur Alterthumskunde des Nordens. 45.

193. Niederle. Manuel de lAntiquite Slave. I. L'Histoire. XIX (1923).

194. Arne. La Suede et 1'Orient. 90. 225; Шахматов. Древнейшие судьбы русского племени.

195. Ewers. Vorarbeit... Предварительные критические исследования для российской истории. 1826. Заключение 166-170.

Глава десятая. Ложное воззрение на древних славян

Изучая доказательства норманской гипотезы, читатель убеждается в том что ее утверждения отнюдь не исходят из существа исторических событий из всестороннего рассмотрения явлений прошлого[196]. Те факты и свидетельства на которые ссылаются норманисты, извлечены из неисчерпаемого жизненного многообразия протекших времен как необходимая защита учения, созданного помимо исторических фактов и утвердившегося на другом основании Замечательно то, что живучесть норманской теории не страдала от самой сокрушительной критики ее доказательств; так же мало пошатнула ее научная критика летописного текста, послужившего исходной точкой для ее положений Этот удивительный факт объясняется не достоинствами теории, но тем, что она черпала свою силу не столько в изучаемом реальном предмете, сколько в общем воззрении на восточных славян, предваряющем самоё изучение Согласно этому воззрению, у наших предков до IX века не было никакой культуры они пребывали в состоянии «дикости» или «младенчества». С таким убеждением естественно и легко связывалась мысль о пробуждающей и творческой роли германцев в культурном развитии восточного славянства. «Немцам по сию сторону Рейна, особенно франкам, с V века и еще более со времени Карла Великого, т. е. как раз до 1000 года, судьбою дана была миссия посеять в огромном северо-западном мире первые семена культуры»[197]; норманны восприняли эту культуру и понесли ее на восток. Эти заявления Шлёцера поддерживает и другой сторонник норманской теории - Куник: вопрос о происхождении призванных варягов с самого начала стал вопросом о происхождении той культуры, которую они должны были принести в «дикие страны» нашего Северного края и нашей Днепровской стороны[198]. «Люди жили там, - пишет в другом месте Шлёцер, - но в малом числе и были подобны диким зверям своих лесов»[199]. У них не было ни государства, ни общения с иноземными народами, ни прекрасного искусства... не было веры или только «глупая вера»[200]. До варягов они не имели истории.