Определенную поддержку новейшие норманисты имеют среди некоторых ученых Запада и, в первую очередь, в научных кругах, а также в некоторых государственных структурах Скандинавских стран. Не случайно в Швеции стоит памятник, посвященный «шведскому» Рюрику, - основателю русской правящей династии. Не случайно труды норманистов активно поддерживаются зарубежными грантами.

Наиболее яростным и наиболее невежественным защитником норманистских концепций выступает специалист по истории Швеции Е. А. Мельникова. Не знаю, как по части истории Швеции, но в области истории Древней Руси наша историография со времени отпетых норманистов XIX в. не знала ничего подобного. Мы снова возвращаемся в эпоху норманистских мифов, затасканных клише прошлого, отсутствия научных аргументов и амбициозной наглости. Именно Е. А. Мельниковой принадлежит такая галиматья, как утверждение, будто древний летописец «противопоставлял «русь» и «варягов» как разновременные волны скандинавских мигрантов», что все заметные исторические фигуры Древней Руси IX-X вв. - это скандинавы. Именно этот автор тиражирует сегодня давно забытые формалистические рассуждения об общности шведского понятия «руотси» (гребцы) и этнонима Русь; причем утверждает, что вначале пресловутые «руотси» имели «профессиональное» значение, а уж потом «развились» «в политоним (Русь, Русская земля) и этноним (русский)». Именно Е.А.Мельникова договорилась до того, что скандинавы позднее (поначалу в небольшом числе) осели на юге в Поднепровье, и вот они-то и сделали своей целью захват Константинополя. Пересказывать все эти перлы не имеет смысла. Наиболее концентрированно они выражены в ее статье, опубликованной в журнале «Родина»[5]. В качестве одного из наиболее весомых аргументов у этого и других авторов-норманистов выдвигается факт находок «скандинавских» вещей в восточнославянских землях и в первую очередь в их северо-западной части, что на деле свидетельствует, в первую очередь, о широких контактах восточного славянства с окружающим миром, их широких торговых связях и не более того. С таким же успехом можно принимать многочисленное и разнообразное появление иностранных товаров в российских землях, в первую очередь, в российских городах, в разные периоды отечественной истории за непререкаемое свидетельство доминирования, скажем, французов, англичан, немцев и т. д. среди российского населения.

Под стать этим домыслам находятся и рассуждения некоторых других авторов о том, что слово «Русь» происходит от германского корня, что древнерусское государство - это «держава скандинавских конунгов».

Применительно к посольству Руси в Константинополь и во Франкскую империю в 838-839 гг. создаются какие-то ходульные фантасмагории вроде того, что это было посольство некоего каганата Русь (поскольку посольство представляло своего государя как кагана), где послы были шведами (франки определили их как свеонов). Итак, каганат с послами шведами. Между тем речь идет о том, что освобожденная от ига хазар южная Русь присвоила своему вождю титул кагана, как свидетельствующий о ее свободе и суверенитете от Хазарского каганата. Этот титул на Руси бытует и в дальнейшем как подтверждение мощи и международного престижа древнерусского государства, о чем неоднократно говорилось в научной литературе. Что касается «свеонов», то ведь это характеристика франков, и не более того, хотя в составе посольства государства «Русь» могли быть и бывалые выходцы с берегов Балтики - кстати, те же варяги[6].

Замечу, что объективная научная истина не имеет никакого отношения к патриотическим или антипатриотическим настроениям того или иного автора. Так русское сердце равнодушно относится к фактам происхождения первых князей Северо-Восточной Руси от половчанок, к бракам московских князей с ордынскими княжнами или к тому, что первой русской императрицей была литовская крестьянка Екатерина I - она же Марта Скавронская. Точно так же исследователей мало трогают факты полунемецкого происхождения Петра III или чисто немецкого - Екатерины II. Хотя, конечно же, происхождение первых лиц государства как в этих случаях, так и в случае, скажем, с Александром I имело большое значение для внутри- и внешнеполитических судеб страны. Однако к этому времени государственная российская машина либо далеко продвинулась в своем оформлении, либо уже окончательно сложилась, и здесь разного рода «норманистские» домыслы были бы просто неуместны и даже смешны. Другое дело, когда на полотно российской истории наносились первые династические узоры, когда определялись дальнейшие цивилизационные, в том числе и государственные приоритеты России. Это и заставляет «норманистов» биться до конца. Между тем с XVIII в., со времен Татищева и Ломоносова и до наших дней существует и в этом вопросе, в вопросе этнического происхождения Рюрика и его соратников обширная научная историческая, археологическая, лингвистическая литература, защищающая позиции южнобалтийского, славянского происхождения варягов в IX - первой половине X вв., то есть позиции, которые были выдвинуты еще нашим знаменитым летописцем.

В основе этой концепции сегодня лежит, во-первых, анализ политических и этнических тенденций в славянском восточноевропейском мире, во-вторых, впечатляющие и неопровержимые данные русских летописей и других отечественных источников.

Российские и зарубежные ученые многократно отмечали широкое доминирование славянского этнического элемента на обширных пространствах Восточной Европы от южного берега Балтики до Подунавья, Карпат и Балканского полуострова. Восточной границей распространения славянства в I тысячелетии н.э. стало междуречье Волги-Оки-Клязьмы. На этих пространствах сравнительно рано, намного раньше, чем в Скандинавии, возникли первые государственные образования. И здесь на первый план выходит великолепное исследование А. Гильфердинга «История балтийских славян» (М., 1855), которое полностью замалчивается норманистами и которого они боятся, как черт ладана. А. Гильфердинг показал ареал расселения многочисленных племен южнобалтийских славян, выявил, что их государственные образования располагались в Поморье от низовьев Вислы до низовьев Одера. Это были вагры (которые, по мнению ряда ученых, и дали начало русскому понятию «варяги»), ране (или руяне, жившие на острове Ран-Рюген), лютичи, ободриты, брежане, бодричи, рароги (рарог - славянское «сокол», вероятней всего, и могло стать именем варяжского вождя Рюрика), полабцы, глиняне и др. На западе южнобалтийские славяне граничили с германцами и данами, на юго-востоке - с сербо-лужичанами, чехами, на юго-востоке с ляхами. Таким образом, южнобалтийское славянство представляло собой северную часть славянского мира, раскинувшегося от Балкан до Балтики и от границ с германцами до междуречья Оки-Волги-Клязьмы.

Именно отсюда, как и из районов Повисленья, а также из Подунавья и Прикарпатья тремя основными потоками расселялись славяне на Восток: с южных берегов Балтики в район Приильменья, из Подунавья и Карпат, а также из Повисленья в районы Среднего Поднепровья[7].

Важную цивилизационную роль играли на южном берегу Балтики государственные конгломераты, созданные южнобалтийскими поморскими славянами - лютичами, ободритами, ваграми, ранами, которые имели сложившуюся государственную, княжескую власть, дружинный строй, высокоразвитое для того времени хозяйство, стройные религиозные представления. Эти княжества-государства поморских славян существовали не одно столетие, пока они не подверглись в конце I тысячелетия и в начале II-го мощному натиску со стороны немецких завоевателей. А. Гильфердинг подчеркнул, что как и другие ранние балтийские государственные образования, южнобалтийские славяне отличались воинственностью, предприимчивостью, смелостью (скажем, этноним вагры происходил от индоевропейского «вагора» - храбрый, удалой). Их походы были проникнуты «дружинным духом», а главным средством передвижения являлись огромные боевые ладьи, могущие нести десятки людей и даже боевых коней.