— Пен-си-он-еры, — передразнила её Зинаида Васильевна. — Ты слушай, что мать говорит. Я то его гоп-компанию получше тебя знаю. Видала их… на машинах всяких приезжали. Прямо лакированных. И этот… Симаков, чёрт непутёвый. Тоже всё о чём-то с ним шушукались. Вот и дошушукались! Дела, говорил, делаю. Детям наследство будет… Деловой, тоже мне! Куда он теперь сбежал? От них ведь прячется, не иначе. Вот дед делов понаделал, разгребай теперь.

— У него же денег никогда не было, — удивлённо произнесла Катя. — Нам сроду рубля лишнего не давал. Не говоря уж о кроне.

— А мне давал?! — возмущённо крикнула Зинаида Васильевна. — Тоже прятал ведь. А теперь сам вон…

— Баба! — раздался из спальни голос Андрюши. — А что, мама приехала? Да?

— Ну вот, — вздохнула Нина. — Разбудили мы его с тобой, мать.

Зинаида Васильевна встала и, шаркая по полу старыми вязаными тапочками, пошла в спальню.

— 35 —

— Не подводит. Точно по расписанию.

Он поправил камеру и настроил изображение для дистанционной видеосъёмки.

Потом включил портативную рацию.

— Объект вижу. Приближается. Входит в акваторию порта.

Он немного приблизил изображение.

— Через несколько минут будет швартоваться…

— Есть сообщение с борта, — отозвалась рация. — К закладке готовы. Держи нос в кадре.

— Понял.

Он немного подвинул камеру.

Паром сбавлял ход и белые буруны у носа судна, так хорошо заметные на серо-стальной воде, стали заметно меньше.

Брызги сыпались на влажно блестевший корпус судна и в кадре прыгали блики даже от слабого, туманного утреннего света.

— Чуть ниже яркость, контраст выше, — шептал он сам себе, пытаясь удержать чёткое изображение в кадре.

И невольно замер на мгновение, чёрной рамкой видоискателя поймав надпись

BALTIA

на борту судна.

— «Балтия», — произнёс он.

Словно первое слово в грозном колдовском заклинании.

— Ну, давай… Заходи.

Надвинул капюшон, защищаясь от задувающего с моря ветра.

Глянул мельком на часы.

— Заходи, «Балтия».

— 36 —

— Слишком много следов оставляем…

Михайлов прочертил на бумаге линию.

— Вот так вот мы теперь видны. Не тропинка даже…

И он прочертил вторую линию параллельно первой.

— …Вот такая дорожка к нам тянется.

— Тоже мне, Малевич! — Лебедев отмахнулся и демонстративно отвернулся от стола. — Даже обсуждать не хочу. Следы мы убираем, чтоб ты знал! Так что…

Он встал и обошёл стол, подойдя к Михайлову.

— Ну-ка, дай ручку, авангардист хренов!

И размашистыми штрихами перечеркнул всю линию. От начала до конца.

И усмехнулся, довольный картинкой.

— Вот что мы теперь имеем.

Потом вернулся на место и сел.

— А теперь, — продолжил он. — Давай по пунктам.

— Давайте, — согласился Михайлов. — Давайте, Владимир Михайлович, по пунктам.

— Дачник отдыхает, — сказал Лебедев и загнул большой палец на левой руке. — Так?

— Так, — согласился Михайлов.

— Белый тоже, — и Лебедев загнул указательный.

Михайлов кивнул.

— С Маратом его ты сам разберись, — заметил Лебедев. — На него я палец тратить не буду… Кто ещё?

— Завхоз исчез, — напомнил Михайлов.

— И хрен с ним, — ответил Лебедев. — Сейчас он нам не помеха. По «Аргументу» он не работал. Название парома ему не сообщали.

— Был перехват, — возразил Михайлов.

— Если при перехвате упоминался паром, — жёстко сказал Лебедев, — я все пальцы загну, чтобы мозги тебе выбить. Упоминался?

— Никогда, — ответил Михайлов.

— То-то, — удовлетворённо заметил Лебедев. — Так, что ещё… Счетовод?

— Растворился в вечности, — сказал Михайлов и криво усмехнулся.

Лебедев загнул ещё средний палец, придавив его большим.

— Ну, и Меркушев напоследок, — и Лебедев загнул оставшиеся два. — Это если и его контакты посчитать… В общем, обрубили всё.

И он распрямил пальцы и показал Михайлову пятерню.

— Вот они, дорожки твои.

И положил руку на стол.

— Вот они где!

— Мы под наблюдением, — в раздумье произнёс Михайлов. — И на переговоры нам попку какого-то подставляют. Это хорошо?

— А и хрен с ним, — заявил Лебедев. — Мне не важно, что они говорят сейчас. Мне гораздо важней то, что они скажут потом.

— Потом? — Михайлов пожал плечами. — Может, и ничего не скажут.

— Посмотрим, — сказал Лебедев. — Как на грузе своём попадутся — запрыгают. Обязательно запрыгают, задёргаются. И к нам придут. Приползут! И тогда… Тогда разговор будет. По существу.

— Где гарантия, что они начнут вывоз?

— Гарантия?

Лебедев помедлил, обдумывая ответ.

— Ну, Лексеич, я тебе скажу так. Спугнуть мы их спугнули, это точно. И до товара их мы доберёмся в любом случае. Не сейчас, так потом. Товар-то палёный. С наших же военных складов. Прямым ходом они его на Запад не отправят. Значит, остаётся кривым. Держать же его здесь тоже опасно. Почему? Потому что мы здесь. Ходим как голодные коты возле крынки и спать им спокойно не даём. Говорить с нами по делу они тоже не рвутся. Стало быть, толкают на крайние меры и провоцируют на резкие движения. Вывод? Им надо выталкивать товар за кордон и как можно раньше.

— Паромом?

— А какая на хрен нам разница, Лексеич? Хоть аэропланом! Нам то главное слить информацию об их сделке с оружием и потом устроить большой шухер по всем правилам. И что после этого о них подумают их друзья на Западе? Часть товара у нас. Стало быть, весь груз они по любому не доставят. Следовательно, никогда не смогут доказать свою непричастность к гибели парома. Усекаешь? Паром на дне, часть оружия пропала. И кто они после этого для прогрессивного человечества? Часть Европы или засранцы, которые связались с мафией и погубили людей? Ну, давай твой ответ.

— Ответ простой, — сказал Михайлов. — Их партнёры на Западе перетрусят, побоятся расследования… Действительно, а вдруг там и впрямь что на борту парома было? И объявят место гибели морским захоронением. Местом вечного упокоения невинных душ, ворошить которое ни к в коем случае нельзя. И сами любопытных будут отгонять. А мы им в этом поможем. С нашей-то свободной прессой!

— Точно! — радостно воскликнул Лебедев. — Красивая комбинация? А ты, дурилка, всё линии рисуешь. Головой бы подумал, прежде чем бумагу портить.

— Стало быть, просигналим портовым? — спросил Михайлов.

— Уже, — ответил Лебедев.

— И когда?

— Сегодня утром…

Лебедев посмотрел на часы.

— На борту, Лексеич. Закладка уже на борту. Таймер активизируем через четыре дня. На выходе.

И добавил:

— Лучше крестик нарисуй. Тоже красиво…

— 37 —

Хенрик обошёл дом и заглянул в окно с тыльной стороны.

Всё то же самое.

В изрядно запылённом уже окне отражалось только его собственное лицо.

«А виски мне не очень ровно подстригли» отметил Хенрик и погладил свои аккуратно и коротко подстриженные волосы.

— Хозяин! — позвал Хенрик. — Гостей сегодня принимаете?

Тихо было в этом глухом краю.

Дом, выкрашенный когда-то жёлтой, а теперь уже грязно-бежевой краской, и впрямь стоял вдалеке от дорог.

Хенрик почти час плутал по лесу, припоминая но ходу описание дороги к хутору, которое пунктуальный Андрес вытянул-таки в своё время у свидетеля.

Рассказ Раудсеппа был довольно сбивчивый и путаный, потому и дорога к его жилищу оказалась нелёгкой.

Хутор, что приютился посреди большой и наполовину выкошенной лесной поляны, состоял из дома о четырёх окнах и двух дверях (обе, похоже, были заперты), двух сараев, одного коровника и какой-то небольшой пристройки, сколоченной из плохо обструганных тёмных досок, и довольно криво прилепленной к стене дома.