– Что?! – воскликнул Муньос. – Как это нет!

Капитан мигом выскочил из кабинета на крыльцо комендантского дома. Увиденное им зрелище заставило Муньоса нахмуриться и молча наблюдать, как солдатам, пришедшим с плантаций, караульные развязывали руки. Лейтенанта Лопеса и вправду среди солдат не было. Лишь его помощник, сержант Альварес, увидев коменданта, направился к нему.

– Что произошло, Альварес?

– На нас напали индейцы из засады.

– Индейцы? Какие?

– Да… Во главе с той самой белой девкой из племени макома, куда мы в прошлый раз ходили на охоту за ними.

– А где сам Лопес? Он жив?

– Был жив, сеньор. Макома взяли его и вакера в плен. А эта девка – их вождь.

– Белая женщина – вождь индейцев, – продолжал удивляться Муньос. – Такого что-то не припомню.

– Но это так, сеньор. Я сам слышал, как она говорила о том. Они освободили всех работников, забрали оружие и верховую лошадь лейтенанта Лопеса.

– И никого из вас индейцы не убили?

– Нет, сеньор. Эта девка запретила.

– Довольно странное поведение. Обычно они убивают наших столько, сколько отправили на тот совет из них мы. А в прошлый раз мы убили несколько диких.

– У нас потери были тоже, – напомнил сержант.

– Да, но это ничего не объясняет. Надо немедленно что-то предпринять… Надо   послать отряд солдат  и освободить Лопеса.

– Этого не нужно делать, сеньор капитан.

– Как так? – удивился Муньос. – Почему?

– Эта девка сказала нам, что если мы попытаемся искать их и освободить Лопеса, то мы никогда его не увидим.

– Вот как! Она уже диктует нам условия. Почему?

– Мне кажется, сеньор капитан, что она просто допросит лейтенанта, а потом отпустит, как отпустила нас.

– Возможно, – вынужден был согласиться Муньос. –  Что же нам делать?

– Надо подождать, сеньор капитан.

– Хорошо. Будем ждать, но если Лопес утром не явится, то я пошлю разведчиков к макома и свяжусь с вождями племён, которые враждуют с ними. А вы будьте готовы к этому.

– Слушаюсь, сеньор капитан, – ответил сержант Альварес, и можно было не сомневаться в его готовности служить Испании и коменданту Муньосу.

Глава одиннадцатая

Дорогу от Тотьмы до Устюга Великого длиною в двести с лишним вёрст Иван Кусков одолел за неделю. А по зимнему бы пути на санях, да ежели ещё на перекладных с подорожной, то  в три или  четыре дня можно было управиться.

Но не было у него ни подорожной грамоты, ни лошадей своих, а был он просто вольным человеком с походной котомкой за плечами, в которой нёс  только самое необходимое  по вся дни в дороге.

Сговорился Иван идти в Устюг с давним своим знакомцем Евдокимом Токаревым – приказчиком Тотемского купца Тимофея Кузьмина, который вёз на Прокопьевскую ярмарку целую подводу кожевенного товару.

С ним и держался Иван  все эти дни дороги.

Ехали они не одни, а целым обозом. Везли тотьмичи на ярмарку товар разный: верёвки бечевые для тяги по воде речных судов, толстые якорные канаты, вожжи, дратву, пряжу. Иные загрузили свои телеги мешками с шерстью, хмелем, солью и прочим ходовым на ярмарке товаром.

Через Камчуг и Брусенец, через Бобровский ям, что в ста верстах от Устюга, где Сухона течёт меж высоких, как горы, берегов, через дремучие леса и ясные поляны, солнечным июльским утром пришёл в Великий Устюг тотемский обоз к самому началу ярмарки, когда торговые гости из ближних и дальних губерний всё ещё съезжались в город, являли в таможне свой товар, платили за него пошлину, а также деньги за лавку или торговое место в своём ряду, в каком их товару быть положено.

Тотьмичи тоже встали в очередь к таможенникам явить свой товар, а Иван Кусков, попрощавшись с Евдокимом и его товарищами, пошёл, как наказывал ему отец Галактион, искать его сродника в здешний Успенский храм на Соборном дворище.

Иван нынче в Устюге не в первый раз. Когда-то, будучи ещё в отрочестве он  приезжал, вернее, приплывал сюда по Сухоне с отцом своим да старшим братом Митяем на их малом судёнышке-дощанике с каким-то мелочным товаром.

От той поездки остались в памяти яркие картины речной глади в разное время дня среди покрытых густым лесом берегов и незабываемое и теперь зрелище высоченных Опок – места, где Сухона несёт свои воды как бы в глубоком горном ущельи.

Да и город Устюг поразил его тогда величиной и многолюдием, своей набережной со множеством церквей и домов на ней, речных судов возле её причалов. На целых три версты растянулась та городская набережная и все, кто приплывал к Устюгу рекою, дивились  необычной и дивной красотой, какая являлась перед их глазами. Одних храмов, говорят, в городе было более тридцати.

Видно совсем не зря, а от чувства любви ещё в стародавние времена сложили устюжане про свой город то ли песню, то ли приговорку:

Подьте, подьте все окрестны горожане,

Холмогоры, Вятчане и вы, Вологжане!

Взгляните, завистники, на сей город глазами!

Подивитесь ему и признайтесь сами,

Что нет такой красоты у вас в градах ваших,

Как Устюг веселит сердца граждан наших!

Иван знал, что и в те далёкие  времена стоял град  Устюг на перекрёстке многих торговых дорог. Шли к нему сухим путём и  по рекам торговые люди из Москвы и Ярославля через Вологду, а потом по  Сухоне до слияния её с Юг-рекою, а от него Северной Двиной, родившейся от этого слияния, в Беломорье  до Архангельского города и далее в заморские страны.

Через Устюг шла дорога и в Сибирь, а к нему тянулись пути из Вятки, Казани, Костромы, Галича Мерьского,   многих волжских городов.

Говорят, что торговать в Устюг или меняться товарами приезжали купцы голландские, шведские, английские, норвежские. То место, где они жили, и сейчас зовётся немецкой слободой на Немчиновом ручье. Вот тогда-то, видно, и стали называть  сей город Устюг  Великим…

…Успенский храм Иван нашёл скоро. Он отличался от других на Соборном дворище своими золочёными крестами на всех пяти его главах,  огромностью и был, по рассказам отца Галактиона, одним из самых древних храмов города. В этом же соборе, только тогда деревянном, начинал свою святую жизнь преподобный Стефан Пермский.

Сейчас, когда в храм зашёл Иван Кусков, служили обедню, и он успел ещё помолиться да возблагодарить Господа за благополучный путь от Тотьмы до Устюга, приложиться к чудотворной иконе Божией Матери, увешанной драгоценными каменьями в благодарность Путеводительнице и Спасительнице грешных, болящих, недужных, путешествующих и попросить её молитвенной помощи в своем хождении в сибирскую сторону.

Отца Алексея показала Ивану Кускову одна пожилая прихожанка, когда молящиеся стали подходить ко кресту, который отец Алексей подносил каждому для лобзания. А когда на этом служба закончилась, и отец Алексей, разоблачившись  в алтаре, остался в простой чёрной рясе, Иван подошёл к батюшке под благословение и, представившись, подал ему перевязанную тонкой тесёмкой грамотку, которую дал для своего сродника отец Галактион.

Отец Алексей прочёл письмо и пригласил гостя идти за ним. Иван заметил, что отец Алексей был намного моложе отца Галактиона, но лицом своим очень походил на того: те же светлые волосы, такая же небольшая русая бородка и синие, не по возрасту мудрые глаза.

– Как там в Тотьме мой дядюшка отче Галактион поживает? – спросил отец Алексей, когда они вышли из собора и направились к низенькой избёнке с маленькими решетчатыми слюдяными оконцами, стоящей в ряд с такими же домишками напротив храма.

– А всё слава Богу, отец Алексей. Он лишь просил кланяться тебе и твоей матушке.

– Спаси Господи, брат Иван. В грамоте отца Галактиона писано о тебе только. А не собирался ли он к нам сюда побывать на родину свою?

– Того не ведаю, отец Алексей. Но слышал я от него много хороших слов о его родных здешних местах и о городе сем – Устюге Великом. А собирался он будто бы навестить могилки родителей своих, но когда – того не ведаю.