- Спаси, Господи, Алексей Петрович. Век не забуду доброту твою. Всё сделаю, чтобы долг свой тебе выплатить.  А деньги, какие, даст Бог, зарабатывать буду, то высылать тебе в Тотьму стану непременно и без обмана. А залогом братья мои будут.

     - Я тебе, Иван, и так верю. Приходи  ты ко мне сюда завтра после обедни и мы все дела обговорим, а вексель ты новый напишешь на оставшуюся сумму. Сделаем его не только бессрочным, но и  переводным: мало ли со мной что может случиться, не дай Бог, то платить будешь, кому  я сам укажу.

     - Благодарствую, Алексей Петрович, от всей души,- поднялся с кресла и поклонился  поясно Иван.

     - Отблагодаришь, когда служить начнёшь. А деньги, которые за трубу   выручишь, то поделите меж собой. Тебе  в дальней дороге  без них никак нельзя… В городовом магистрате паспорт  для отлучки в сибирские города испроси года на два, а лучше на три.   Да долго-то с отъездом не тяни. Вот скоро ярмарка в Устюге и туда из сибирских городов торговые люди обязательно приедут. С ними сговорись и отправляйся. А можешь  зимой по санному пути.

     - Нет, Алексей Петрович. Зимы ждать не буду. Пойду нынче. Собраться недолго. Как говорится, только подпоясаться. Я и так туда собирался. Тебе же ещё раз  моя благодарность.

     - Ты лучше Бога благодари…И вот тебе ещё один мой совет. Сходи в Суморин монастырь  помолись там у раки преподобного Феодосия. Он по молитвам многих исцеляет ,  все, молящиеся у мощей его, получают просимое… По себе знаю. Так что  тебе стоит сделать сие перед таким дальним твоим путём

     - Схожу непременно, Алексей Петрович. Спаси, Господи. Пока жив, буду  молиться за тебя.

      Ивaн  Кусков земно поклонился  Нератову и вышел из кабинета.

Глава  седьмая

Перебравшись на новое место, макома устроили свои шалаши у самой кромки лесных зарослей на берегу всё той же реки, но так, чтобы открытое пространство с редкими здесь холмами было видно на все стороны. В лесу же в случае опасности скрыться можно будет скорее и надёжнее.

Переселив племя индейцев в безопасное, как ей казалось, место, Алёна вновь задумалась: а что же делать дальше? Она часто ловила себя на мысли, что стала постоянно думать о судьбе этих людей, малых и больших, больных и старых, доверивших ей свою жизнь. Да к тому же в мыслях своих Алёна ежедень обращалась к родным для неё аляскинским берегам, к острову Ситхе, к Ново-Архангельску, где на маленькой улке нижней крепости стоял дом отца её Сысоя Слободчикова, известного по всему побережью американскому морехода и зверобоя. Как-то там теперь без неё отец и матушка? Как младшие брат и сестрица? А что стало с её любимым и суженым Ванечкой? Жив ли? Ждёт ли? Ищет ли её? Или уже надежду оставил? Ведь разлучились они с Ваней на самом венчании, так неожиданно прерванном набегом  аляскинских  индейцев-колошей на русскую крепость.

Но в душе своей сама Алёна надежды не теряла ни на один день и верила, что  на далёкой Аляске тоже о ней думают, ждут.  Знала она, что на всё воля Божия, на которую только и стоит положиться. Потому-то и молилась Алёна утром и вечером перед сохранившимся на груди её нательным крестиком и медным образком Божией Матери Путеводительницы.

А что делать дальше ей теперь в племени макома, Алёна и впрямь не знала, и ничего путнего на ум не приходило. Правда, думая о батюшке своём Сысое, Алёна вспоминала, как он советовал ей: ежели что-то долго не получается в деле каком-то, то нужно остаться одному, уйти в лес или на берег моря и там вдали от суеты людской побыть какое-то время наедине со своими мыслями. Тогда  решение непременно придёт. Во всяком случае, у него так случалось. А что если  ей сделать сейчас так же… И Алёна решительно вышла из своей хижины, прихватив лежащее на звериной полсти конское седло.

Манефа, сидевшая у входа, что-то крикнула индейскому мальчику, который невдалеке на лугу пас коня своего вождя. Он тотчас же подвёл его к Алёне.

– Спасибо, Вук, – с улыбкой сказала Алёна и погладила черноволосую голову маленького индейца. – Тебе нравится этот конь?

– Да, – кивнул Вук.

– И ты хочешь иметь такого же?

– Да, хочу, – вновь кивнул мальчик и глаза его загорелись.

– Хорошо, Вук, – седлая коня, сказала Алёна. – Я тоже думаю об этом, но всему свой час. Настанет он и для тебя. А пока ухаживай за моим.

Она легко вскочила в седло, крикнула Манефе:

– Я скоро… Только прокачусь…

Воронок, как прозвала своего коня Алёна, широко скакал по гладкой безлесной равнине и Алёна, ладно сидевшая в седле, была явно довольна такой скачкой. Глаза её азартно блестели, а белые волосы развевались за плечами на свежем, бьющем в лицо, ветре.

Проскакав с версту, Алёна направила Воронка к подножью одного из пологих холмов и конь, почти не напрягаясь, послушно вынес её на  вершину.

Алёна заворожённо оглядывала открывшуюся перед ней картину: по одну руку почти бескрайняя, поросшая травой равнина, по другую текущая меж низких берегов река Шаста, в честь которой  она получила от индейцев своё новое имя, и лес, если обернуться назад, с еле заметными отсюда шалашами индейцев макома.

 Было видно, что Алёне по душе  этот простор,  все его виды, и воля.

Так, наслаждаясь покоем, вновь оглянувшись на своё поселение у дальней кромки леса, Алёна вдруг подумала, что вот здесь, на вершине этого берегового холма, неплохо было бы устроить сторожевой пост, а вон там, в глубине равнины, на дальнем возвышении ещё один. А на тех постах, почти за версту от  индейских хижин, будут находиться стражи и в случае опасности для племени: приближения отряда испанцев или иных каких недругов, они зажгут огонь из сухой травы и веток красной сосны-чаги. Дым от костров сразу увидят в поселении, где тоже на самом высоком дереве она велит устроить сторожевой пост. О таком деле её отец говаривал как-то после плавания на Гавайские острова, где подружился с тамошними индейцами.

От принятого решения на душе у Алёны стало спокойнее. Она, ещё немного полюбовавшись открывшимися перед ней видами, спустилась с холма и уже спокойно направила своего коня в сторону хижин макома. Вождь Шаста теперь знала, что надо делать…

…Манефа с Вуком сидели всё так же у входа в хижину, когда к ним подъехала Алёна. Она легко спрыгнула с коня и бросила повод подскочившему к ней маленькому индейцу.

– Держи, Вук, – сказала Алёна. – Прокатись  на Воронке, потом своди его на водопой.

Вук радостно и благодарно глянул сперва на Алёну, потом на Манефу. Взяв в руки повод, он подошел к Алёне и та помогла ему забраться в седло.

– А ты, – обернулась Алёна к своей подруге и помощнице, – собери сей же час ко мне старейшин с шаманом.  Совет с ними держать буду.

И Алёна скрылась за тростниковым пологом своей хижины.

Жилище вождя самое большое во всём поселении макома. Так заведено не сегодня и не вчера, а так было всегда, ибо большая хижина – место общего сбора старейшин, когда предстояло им судить и рядить о тех делах, которые касались всех людей племени макома…

…Вот и сейчас собрались они во главе с шаманом Вываком по зову вождя Шасты, расселись, как обычно, на земле, устланной звериными шкурами и тростниковыми подстилками. Старейшины внимательно глядели на Алёну, ожидая её слов.

– Я собрала всех, чтобы вместе с вами решить, как жить дальше племени макома.

– Так, так, так, – закивали головами старейшины, когда Манефа перевела им слова вождя.

– Здесь, на новом месте, нам будет намного спокойнее… И всё же я боюсь, что у испанцев появится вновь желание напасть на нас.

– Это может быть, вождь Шаста, – согласился Вывак. – Только мы не знаем, когда они могут напасть.

– Я об этом тоже помыслила.  Думу свою  выношу на ваш суд…  Надо на одном из  холмов на берегу реки установить сторожевой пост, да на таком же возвышении на равнине со стороны испанской ещё один. И пусть на этих постах будут наши люди, двое мужчин на каждом посту. Завидя отряд испанцев, они зажгут костры из травы и веток, заранее приготовленных. А здесь, у наших шалашей, мы на дереве тоже устроим сторожевую вышку. Так что в случае опасности  все успеем уйти отсюда в лес и далее через него на новое место… Вот так я думаю. Согласны ли вы? Говорите.