– Мы до чертиков удивим Альфа, если он решит нас навестить, – хрипло прошептала Салли. – А мне плевать. Если посмеет встать на пути истинной любви, пусть пеняет на себя.

– Салли, – напряженным виноватым голосом проскрежетал Джеймс. – Я тебе не подхожу.

– Согласна. Слишком старый, слишком бедный и слишком мрачный. Не переживай по пустякам. Я скоро постарею, пожертвую все свои деньги на благотворительность и постараюсь стать такой же угрюмой, как ты.

– Салли…

Она прильнула к нему губами, и Джеймсу пришлось ответить на поцелуй. Выбора не было.

– Не спорь, Даймонд. Когда мы вернемся в Сан-Франциско и привезем с собой мою сестру, можешь дать мне отставку. Ну, или попытаться, – добавила она, словно честность вынудила. – А сейчас просто заткнись и поцелуй меня.

– Только не жди, что я снова займусь с тобой любовью, – предупредил Джеймс, обхватил полные груди и почувствовал, как набухли соски. – Это одна из проблем преклонного возраста.

Очередная ложь. Он был более чем готов снова предаться любви, и она, при всем своем ограниченном опыте, вероятно, прекрасно это понимала.

– Даймонд, тебе тридцать восемь, а не семьдесят пять, – отрезала Салли. – И если ты втемяшил себе в голову, что больше меня не хочешь, лучше прислушайся к своему телу. Кажется, у него другое мнение.

Джеймс неожиданно сдвинулся, уложил подстрекательницу на спину и с захватывающей быстротой вклинился между белеющих в темноте ног. Ее черные волосы разметались на полу, слабый свет луны сквозь маленькое оконце отражался в распахнутых глазах. Даймонд обхватил хрупкое лицо ладонями, удерживая на месте, и она терпеливо ждала. Ждала всего, что он готов отдать.

Насколько он помнил, ни одна женщина никогда не была с ним терпеливой. Они всегда чего-то требовали, вечно жаждали невозможного, причем немедленно.

Салли тоже многого хочет. Она заслуживает самого лучшего. Но готова довольствоваться тем, чем он в состоянии поделиться. Джеймс уже перестал воспринимать ее как ворчливую избалованную яппи. Она взбалмошная, легкомысленная, забавная и очаровательная. И он перед ней абсолютно беззащитен.

– Ты смерти моей хочешь, – сдавленно пророкотал Джеймс, а тело само по себе занимало удобную позицию.

Салли обхватила его ногами, заманив в колыбель своих бедер.

– Только не в ближайшие пятьдесят лет, – отмахнулась она, поощрительно поглаживая сильную спину.

И Джеймс сдался. Можно устоять перед ней. Можно устоять перед соблазном секса. Но ни за что не одолеть голодную тоску своего одинокого сердца.

– Я не верю в счастливые финалы, – прошептал он в припухшие губы.

– Куда ты денешься. Смирись с неизбежным.

И впилась в него поцелуем. На какое-то время все аргументы иссякли, тела в полном единении взяли верх над разумом.

* * *

Салли тихонько спала в объятьях любовника. Даймонд дремал, положив голову на мягкую грудь. Едва первый серый рассветный луч просочился сквозь маленькое оконце под потолком, как Салли зашевелилась, ощущая приятную боль во всем теле, посмотрела на забывшегося Даймонда и немедленно захотела разбудить его губами. Только склонилась над ним, как Джеймс тут же распахнул глаза, во взгляде сверкало недвусмысленное предупреждение.

– Не смей, – проскрежетал он.

– Почему?

– Потому что тебе прекрасно известно, что произойдет, если ты ко мне прикоснешься, а мы, черт возьми, должны одеться и постараться выбраться отсюда, пока Альф не вспомнил, что мы здесь.

– Думаешь, он про нас забыл?

– Нет, но надежда умирает последней.

Даймонд ловко натянул на себя одежду, игнорируя ее задумчивый взгляд. Через мгновение детектив оказался вне досягаемости, обследуя склад, который по-прежнему по большей части утопал в непроглядной тьме.

Салли тоже начала одеваться, менее изящно, менее быстро – тело ломило в самых неожиданных местах.

Джеймс осматривал дверь, но обернулся на ее невольный стон.

– Ты в порядке? – нахмурившись, спросил он.

– Мне больно.

– Ничего удивительного. Ты просто не привыкла к такому бурному продолжительному сексу.

– Кто сказал?

– Я.

Повернулся спиной к двери, изрыгая привычные проклятья.

– Ручка с внутренней стороны отсутствует. Мы здесь в ловушке, пока Альф не придет за нами.

– Но ведь всегда можно…

– Забудь, – отрезал Даймонд, явно пребывая в сварливом настроении.

Салли натянула свитер через голову, предварительно вдоволь налюбовавшись любовными укусами на груди. Начала было подниматься за ноги, но тут же осела на пол, снова застонав.

– Никогда в жизни так не страдала, – заявила она. – Голова ноет от удара Альфа, спина – от ночи на полу, а ... в общем, все тело саднит. Угадай, что болит больше всего?

– Могу себе представить, – прекратив изыскания, протянул Даймонд, опускаясь на пол.

– Совсем не то, что ты подумал. Угадай, что болит больше всего? – настаивала Салли, схватившись за сердце нарочито трагическим жестом.

– Уверен, ты не замедлишь со мной поделиться, – безучастно ответил Джеймс.

– Так уж и быть. Вовсе не мое несчастное, удовлетворенное, пусть и в синяках тело. И даже не мое хрупкое сердце, со страхом ожидающее, что ты спляшешь на нем с притопами и прихлопами.

– Спляшу с притопами и прихлопами? – повторил Даймонд, на мгновение развеселившись и отбросив сдержанность.

– Не перебивай. Дело даже не в моем сердце, хотя оно разрывается на части. Так что, по-твоему, у меня болит больше всего?

– Что? – с величайшим терпением подыграл Джеймс.

– Желудок, – сообщила Салли, сумев полностью стереть с лица собеседника мрачную задумчивость.

– Желудок? – спросил он, не потрудившись скрыть недоверие.

– С прошлого вечера у меня маковой росинки во рту не было! – громко и беззастенчиво возопила несчастная. – Я умираю от голода, Даймонд!

Бессердечный негодяй с веселым хохотом прислонился к стене и вытянул перед собой длинные ноги.

– Тебе крупно повезло, детка. Нас заперли в нужном месте. Это не просто склад. Это продовольственный склад. Вокруг полно еды.

Игнорируя боль во всем теле, Салли вскочила и пристально вгляделась в ряды стеллажей, скрывающиеся в тени. Схватила что-то ближайшее – оказалось, пакетик кукурузных чипсов с сыром – нетерпеливо разодрала упаковку, усеяв крошками пол, и засунула в рот сразу несколько ломтиков. Бросив початый пакетик Даймонду, пустилась во все тяжкие, хватая все, что под руку подвернется, и запихивая в рот. Жевала изысканное печенье, курагу, полусладкий шоколад и пшеничные подушечки с малиновым вареньем и попутно учиняла как можно больший беспорядок, получая от разрушения небольшое мстительное удовлетворение.

– Вряд ли ты прихватил консервный нож, да? – повернулась она к Даймонду с банкой икры в руке.

Сокамерник по-прежнему сидел, прислонившись к стене, и невозмутимо поглощал чипсы.

– Нет.

– А швейцарский армейский нож?

– Я не бойскаут и не секретный агент Макгайер из телесериала. Со своей стороны, даже не мечтаю, что ты постараешься найти сигареты на этих полках?

– Нет там сигарет. Удивляюсь, как это ты еще весь не изнылся.

– Я давно перешел от стадии нытья к жажде кровавого убийства. К счастью для тебя, все свои проблемы я намерен вывалить на Альфа, пусть только появится.

Салли бросила икру обратно на полку, совершила еще одну ходку и раздобыла коробку сладких хлопьев. Вскрыла, села рядом с Даймондом и протянула ему.

Тот покачал головой и содрогнулся от отвращения, когда она засунула горсть этой гадости в рот.

– Я заработала зверский аппетит, – оправдываясь, выдавила обжора.

– Верю. Интересно, сколько обитателей курорта получают возможность есть икру вместе с переслащенными зерновыми, – размышлял детектив, хрустя чипсами.

– Должно быть, это личный тайник Барби. Даймонд, ты же не думаешь...

Не успела она закончить, как он закрыл ей рот рукой.

– Кто-то идет, – прошипел Джеймс ей на ухо. – Делай, как я скажу.