— Мое шестое чувство подсказывает, что вы снова целовались, — заметил Ксемериус. — Мое шестое чувство и моя проницательность.

— Глупости, — ответила я и услышала, как Ксемериус зашелся кудахтающим смехом.

— Поверь мне, я в этом мире с 11-го века и точно знаю, как выглядит девушка, вернувшаяся с сеновала.

— Сеновала! — возмущенно повторила я.

— Ты со мной разговариваешь? — спросил Гидеон.

— А с кем еще? — сказала я. — Который час, собственно? Кстати, о сене. У меня волчий аппетит.

— Почти полвосьмого.

Гидеон отпустил меня. Несколько раз пикнуло, и я врезалась плечом в стену.

— Эй!

Ксемериус снова закудахтал.

— Это настоящий кавалер!

— Извини. У этого чертова мобильника нет внизу приема. Тридцать четыре пропущенных звонка, супер! Это может быть только… о нет!.. моя мать! — Гидеон тяжело вздохнул. — Она оставила одиннадцать голосовых сообщений.

Я пробиралась ощупью вдоль стены.

— Или сними мне эту дурацкую повязку или веди меня дальше!

— Ладно-ладно.

Я снова почувствовала его руку.

— Ну не знаю, что можно подумать о мужчине, который завязывает глаза своей подружке, чтобы спокойно проверить свой мобильник, — сказал Ксемериус.

Я тоже этого не знала.

— Случилось что-то плохое?

Снова вздох.

— Я предполагаю, что да. Обычно мы не разговариваем так часто. Черт, приема так и нет.

— Осторожно, ступенька, — предупредил Ксемериус.

— Может, кто-то заболел, — сказала я. — Или ты забыл что-то важное. Моя мама оставила мне кучу сообщений, чтобы напомнить, что я забыла поздравить дядю Гарри с днем рождения. Ух!

Если бы Ксемериус меня не предупредил, я бы со всей силы налетела на перила животом. Гидеон ничего не заметил. Я наощупь, насколько это было возможно, поднималась по винтовой лестнице.

— Нет, такого быть не может. Я никогда не забываю дни рождения. — Он звучал измученно. — Это, наверное, что-то с Рафаэлем.

— С твоим младшим братом?

— Он постоянно делает что-то опасное. Водит машину без прав, прыгает с утесов, лезет на скалу без страховки. Неясно, кому он что-то хочет доказать. В прошлом году после полета на параглайдинге он три недели пролежал в больнице с черепно-мозговой травмой. Можно было надеяться, что он сделал выводы, но нет, на день рождения он попросил умесьескоростную лодку. А этот идиот выполняет любые его капризы. — Оказавшись наверху, Гидеон ускорил шаг, и я несколько раз споткнулась. — О, наконец! Сюда!

Похоже, он слушал на ходу автоответчик. Но я ничего не могла расслышать.

— Вот черт! — несколько раз тихонько чертыхнулся Гидеон. Он снова отпустил меня, и я осторожно продвигалась вперед.

— Если не хочешь наткнуться на стену, поверни здесь налево, — информировал меня Ксемериус. — О, он сообразил, что у тебя нет встроенного радара.

— Окей, — пробормотал Гидеон. Его руки коротко коснулись моего лица, потом затылка. — Прости пожалуйста, Гвендолин. — В его голосе слышалась тревога, но я не думала, что он тревожится обо мне. — Ты найдешь сама дорогу назад?

Он развязал шарф, и я несколько раз моргнула. Мы стояли перед ателье мадам Россини.

Гидеон легко погладил меня по щеке и криво улыбнулся.

— Ты же знаешь дорогу, правда? Машина уже ждет тебя. Увидимся завтра.

И прежде чем я успела ответить, он уже отвернулся.

— И вот его нет, — сказал Ксемериус. — Не очень-то вежливо.

— Что случилось? — крикнула я вслед Гидеону.

— Мой брат сбежал из дома, — ответил он, не оборачиваясь и не замедляя ход. — Угадай с трех раз, куда он отправился.

Но тут он исчез за поворотом, так что я даже один раз не могла угадать.

— Ну допустим, на Фиджи, — буркнула я.

— Мне кажется, ты напрасно ходила с ним на сеновал, — сказал Ксемериус. — Теперь он думает, что тебя легко заполучить, и больше не будет стараться.

— Ах, закрой рот, Ксемериус. Разговоры о сеновале нервируют меня. Мы всего лишь немного поцеловались.

— Это еще не причина превращаться в помидор, душечка!

Я схватилась за горящие щеки и разозлилась по-настоящему.

— Пошли! Я хочу есть. Сегодня есть хотя бы шанс, что мне достанется ужин. И, может, по дороге нам удастся украдкой глянуть на этих таинственных членов Внутреннего круга.

— Только не это! Я подслушивал их разговоры всю вторую половину дня! — сказал Ксемериус.

— О, здорово! Рассказывай.

— Ску-ко-та! Я думал, они станут пить кровь из черепов или рисовать таинственные руны на плечах. Но не-е-е-ет! Они просто разговаривали — в костюмах и при галстуках!

— И о чем они говорили?

— Ну-ка, интересно, вспомню ли я? — Он откашлялся. — В основном, речь шла о том, можно ли нарушить Золотые правила, чтобы перехитрить Черный турмалин и Сапфир. Одни считали это супер-идеей, нееее, ни в коем случае, говорили другие; тогда первые опять говорили: неееет, иначе мы не сумеем спасти мир, вы — трусы; а тогда другие говорили: нееее, это неправильно и опасно для континуума и морали; а те тогда — пусть, наплевать, если мы сумеем спасти мир; потом елейными голосками все вместе несли чушь — мне кажется, в этом месте я заснул. Но в конце концов они договорились, что Бриллиант, к сожалению, склонен к самовольным поступкам, а Рубин, кажется, обычная простофиля и не подходит для выполнения важных заданий — «Операция Опал» и «Операция Нефрит», потому что просто глупа для этого. Ты что-то понимаешь?

— Э-э-э…

— Конечно, я вступался за тебя, но они меня не слушали, — сказал Ксемериус. — Они говорили, что тебя нужно держать как можно дальше от любой информации. Что ты, получив недостаточное воспитание, будучи наивной и неосведомленной, уже сейчас — фактор риска, и что ты не умеешь хранить тайны. Во всяком случае, за твоей подружкой Лесли они собираются следить.

— Вот черт!

— Хорошая новость — это то, что виноватой они считают твою маму. Женщины всегда во всем виноваты — единогласно решилигоспода-делающие-тайну-из-всего.А потом они снова завелись о доказательствах, счетах за платья, письмах, здравом смысле, и после долгих разговоров пришли к выводу, что Пол и Люси прыгнули с хронографом в 1912 год, где они сейчас и живут. Хотя слово «сейчас» не очень подходит в этом случае. — Ксемериус почесал голову. — Неважно. Во всяком случае, оба прячутся там, в этом они уверены, и при следующей возможности наш необыкновенный герой должен их отыскать, взять у них кровь и заодно отобрать хронограф, а потом все началось сначала… бла-бла-бла… Золотые правила, пустые разговоры…

— Очень интересно, — сказала я.

— Ты думаешь? Если и интересно, то только потому, что я умею подать эту скукоту так забавно.

Я открыла дверь в следующий коридор и хотела уже ответить Ксемериусу, как услышала голос:

— У тебя все тот же гонор, что и раньше!

Это была моя мама! Действительно, повернув за угол, я увидела ее. Она стояла перед Фальком де Вилльером, сжав кулаки.

— А ты все так же упряма и непримирима! — сказал Фальк. — То, что ты позволила себе — по какой бы ни было причине — в отношение конспирации рождения Гвендолин, значительно помешало Делу!

— Делу!Ваше Дело всегда было вам важнее живых людей, участвующих в нем, — вскрикнула мама.

Я тихонько прикрыла дверь и медленно пошла дальше.

Ксемериус передвигался на руках вдоль стены.

— Ба, она выглядит очень разозленной!

Так оно и было. Мамины глаза сверкали, щеки горели, а голос был непривычно высоким.

— Мы договорились, что Гвендолин не будут ни во что вмешивать. Что она не будет подвергаться опасности! А сейчас вы собираетесь преподнести ее графу на подносе. Она же абсолютно… беспомощна!

— И в этом виновата только ты! — холодно ответил Фальк де Вилльер.

Мама закусила губу.

— Ты несешь ответственность как Великий Магистр ложи!

— Если бы ты изначально выложила все карты на стол, Гвендолин не была бы сейчас такой неподготовленной. И чтоб ты знала: своей историей — черта с два ты хотела безоблачное детство для своей дочери! — ты можешь, возможно, мистера Джорджа обмануть, но не меня. Я все еще с большим интересом жду, что нам расскажет акушерка.