— Это было позавчера, — сказала Лесли.

— За это время я поумнела и повзрослела. — Синтия вздохнула и оглянулась на класс. — В этом виноваты этидетишки.Если бы у нас в классе были хотя бы относительно нормальные парни, никому не пришлось бы влюбляться в учителя. Кстати… Что это за парень, который заезжал за тобой вчера в лимузине, Гвенни? У тебя с ним что-то есть?

Шарлотта фыркнула, явно веселясь, что тут же привлекло внимание Синтии.

— Ну хватит уже загадочности, Шарлотта. У кого-то из вас что-то с ним происходит?

За это время мистер Уитмен дошел до своего пульта и призвал нас, заняться Шекспиром и его сонетами. В виде исключения, на этот раз я ему была благодарна. Лучше Шекспир, чем Гидеон! Разговоры в классе прекратились, вместо них слышны были вздохи и шорох бумаги. Но я еще успела услышать, как Шарлотта сказала: «Только не у Гвенни».

Лесли сочувственно глянула на меня.

— Она даже не догадывается, — прошептала она. — Ее можно только пожалеть.

— Ага, — шепнула я в ответ, но на самом деле я жалела только себя. Вторая половина дня в обществе Шарлотты будет тем еще удовольствием.

На этот раз лимузин стоял не прямо перед воротами, а на улице чуть поодаль. Рыжеволосый мистер Марли нервно вышагивал рядом и занервничал еще больше, когда увидел нас.

— А, это вы, — бросила Шарлотта подчеркнуто недовольно, и мистер Марли покраснел.

Шарлотта посмотрела внутрь лимузина, но там никого не было. Кроме водителя и… Ксемериуса. Шарлотта выглядела разочарованной, что мне добавило настроения.

— Ты небось скучала по мне? — Ксемериус довольно развалился на сидении, когда машина тронулась с места. Мистер Марли сел впереди, а Шарлотта, сидя рядом со мной, не отрываясь смотрела в окно.

— Это хорошо, сказал Ксемериус, не дожидаясь ответа. — Но ты должна понимать, что у меня есть и другие обязательства, кроме как приглядывать за тобой.

Я закатила глаза, и Ксемериус залился смехом.

Я действительно по нему скучала. Занятия тянулись, как жвачка, и когда миссис Каунтер завела бесконечный рассказ о полезных ископаемых на Балтике, я затосковала по Ксемериусу и его фразочкам. Кроме того, я бы хотела познакомить его с Лесли, насколько это вообще было возможно. Лесли пришла в восторг от моих описаний Ксемериуса, несмотря на то, что мои рисовальные попытки вряд ли льстили бедному демону. («А что это за прищепки?» — захотела узнать Лесли, показывая на нарисованные мной рожки).

— Наконец-то, невидимый друг, который может принести пользу, — восхищенно сказала она. — Представь себе: в отличие от Джеймса, который бестолково стоит в своей нише и только и умеет, что ворчать по поводу твоих плохих манер, этот горгулья-демон может шпионить для тебя и выяснить, что делается за закрытыми дверями.

Об этом я еще не думала. Но действительно — сегодня утром эта история с рюде… риде… с устаревшим словом для дамской сумочки… Ксемериус мне очень помог.

— Ксемериус может стать твоим козырем в рукаве, — сказала Лесли. — Не то что этот вечно обиженный бездельник Джеймс.

К сожалению, насчет Джеймса она была права. Джеймс был… а правда, чем он был? Если бы он гремел цепями или раскачивал люстры, можно было бы его официально объявить школьным призраком. Джеймсу Аугусту Перегрину Пимплботтому было приблизительно двадцать лет, он носил напудренный парик и сюртук в цветочках, и он умер 229 лет тому назад. Здание школы было когда-то его родительским домом, и, как многие призраки, он не хотел верить в то, что умер. Он принимал столетия своей призрачной жизни за странный сон, от которого он надеялся очнуться. Лесли думала, что он проспал решающий этап со светом в конце туннеля.

— Джеймс тоже приносит пользу, — возразила я. В конце концов, я только вчера решила, что Джеймс, как человек из восемнадцатого столетия, может мне помочь, например, научиться фехтованию. Я уже радовалась, представляя грандиозное представление, когда я, наученная Джеймсом, управляюсь со шпагой не хуже Гидеона. К сожалению, это оказалось громадной ошибкой.

На нашем первом (и, как можно себе представить, последнем) занятии на первой переменке в пустом классе Лесли каталась по полу от смеха. Конечно, она не могла видеть Джеймса и его движения, которые я считала высокопрофессиональными, как не могла слышать и комментарии: «Только отбивать, мисс Гвендолин, только отбивать! Терц! Прима! Терц! Квинта!» Она видела только меня, отчаянно размахивающую указкой миссис Каунтер, отбивая невидимую шпагу и проходя через нее, как через воздух. Бесполезно. И смешно.

Когда Лесли вдоволь насмеялась, она решила, что Джеймс должен научить меня чему-то другому, и, как ни странно, Джеймс был с ней на этот раз согласен. Фехтование на шпагах и вообще бои всех видов были делом мужчин, сказал он, а самое опасное, что девушке можно брать в руки, это иголки для вышивания.

— Мир стал бы намного лучше, если бы мужчины тоже придерживались этого правила, — сказала Лесли. — Но до тех пор, пока они этого не делают, женщины должны быть в готовности. — И Джеймс почти упал в обморок, когда увидел, как Лесли из школьной сумки достала двадцатисантиметровый нож. — Он поможет тебе защититься, если какой-нибудь негодяй из прошлого будет к тебе приставать.

— Он выглядит как…

— … японский кухонный нож. Режет овощи и сырую рыбу, как масло.

У меня по спине пробежала волна дрожи.

— Это только для чрезвычайной ситуации, — добавила Лесли. — Просто, чтобы ты себя уверенней чувствовала. Это лучшее оружие, которое я на скорую руку сумела раздобыть.

В настоящее время нож лежал в переделанном под ножны футляре для очков, взятом у мамы Лесли, у меня в сумке, вместе с рулончиком клейкой ленты, которая, если верить Лесли, мне еще очень пригодится.

Водитель резко повернул, и Ксемериус, не удержавшись, скользнул по гладкой коже сиденья и врезался в Шарлотту. Он быстро оправился.

— Твердая, как колонна в церкви, — прокомментировал он и потряс крыльями, рассматривая ее сбоку. — Она что, целый день теперь будет висеть у нас на хвосте?

— К сожалению, да, — сказала я.

— К сожалению — что? — спросила Шарлотта.

— К сожалению, я опять сегодня не пообедала, — сказал я.

— Сама виновата, — ответила Шарлотта. — Но, честно говоря, тебе не помешает похудеть на пару кило. Тебе же придется втискиваться в те платья, которые мадам Россини сшила для меня.

На короткое мгновение она сжала губы, и я почувствовала что-то похожее на сочувствие. Наверное, она действительно очень радовалась тому, что будет носить платья, сшитые мадам Россини, а тут явилась я и все испортила. Конечно, не специально, но все-таки.

— Платье, в котором я была с визитом у графа Сен-Жермена, висит у меня в шкафу дома, — сказала я. — Если хочешь, я тебе его отдам. Ты бы могла его надеть на следующую костюмированную вечеринку у Синтии. Могу спорить, все упадут, увидев тебя в нем.

— Это не твое платье, — грубо отрезала Шарлотта. — Оно — собственность Хранителей, ты не можешь принимать такие решения. Этому платью нечего делать в твоем шкафу.

Она снова смотрела в окно.

— Бэ-бэ-бэ! — передразнил Ксемериус.

Шарлотта не обладала способностью помогать людям любить себя, она это никогда не умела. И все-таки на меня давила эта ледяная атмосфера. Я начала новую попытку:

— Шарлотта?..

— Мы почти приехали, — перебила она меня. — Я вся в нетерпении. Интересно, встретим ли мы кого-нибудь из Внутреннего круга? — Ее мрачное лицо неожиданно просветлело. — Я имею в виду, еще кого-нибудь, кроме тех, кого мы уже знаем. Это ужасно волнительно. В ближайшие дни весь Темпл будет полон живыми легендами. Знаменитые политики, Нобелевские лауреаты, заслуженные ученые — все они посетят эти священные залы, но мир об этом не узнает. Коппе Йотланд будет здесь… о, и Джонатан Ривз-Хэвиленд… я бы хотела пожать ему руку.

Шарлотта звучала восторженно, по крайней мере, для ее возможностей.

Я же, наоборот, понятия не имела, о ком она говорит. Я вопросительно глянула на Ксемериуса, но он только пожал плечами.