Фиолетовые пламенистые круги, бурлящие вокруг тяжёлой головы, которая, казалось, вот-вот треснет от боли, понемногу расплывались. Перед заплывшими глазами дрожала серая мгла, во рту был горько-солёный привкус крови. Серая мгла колебалась и превращалась в клочья, уступая место темноте. В этой темноте постепенно вырисовывались, сначала невыразительные, потом всё более чёткие формы и контуры. Якуб Вирус неловко поднёс дрожащие ладони к голове, разбитый рот его нестерпимо щемил. Он откинулся назад и понял, что сидит на стуле. К нему стало возвращаться сознание.

Кубусь с трудом протёр глаза и стал осматриваться, тихо стоная при малейшем движении. Он находился в большом, слабо освещённом подвале, который заканчивался в глубине дощатой перегородкой, сквозь щели которой полосами пробивался свет. Куба с усилием окидывал взглядом подвал, в голове у него прояснялось.

«Телефон? — подумал он вдруг с пробудившейся любознательностью. — Откуда здесь новенький телефонный аппарат — на деревянном ящике, возле старой железной кровати?»

Кубусь с удивлением отметил, что сидит в углу, за столиком, на котором стоят бутылка водки, рюмка и лежат сигареты.

«Это тут! — неожиданно сверкнуло у него в мозгу. — Я у Кудлатого! Первая часть моего задания выполнена! — понял он с неожиданным удовлетворением. — Вторая будет намного сложнее. Только одно: выбраться отсюда. А тогда уже буду писать и писать».

Что-то похожее на ироничную усмешку скривило его изуродованные губы.

«Что обо мне подумает моя девушка?», — внезапно вспомнил Кубусь, и эта мысль погасила в нём слабый огонёк радости. Тут он увидел две фигуры в плащах и шляпах, стоявшие в противоположном, совсем тёмном углу подвала.

— Ну как? Лучше? — ласковым голосом спросил тот, что повыше. Он сделал несколько шагов и опустился на железную кровать; громко зашуршал соломенный матрас, пронзительно заскрипели ржавые пружины.

Напрягая зрение, Кубусь посмотрел туда, откуда слышался голос, но не увидел ничего, кроме фалд элегантного плаща над тщательно отутюженной складкой брюк. Лицо пряталось в темноте, выглядывали только ноги в дорогих ботинках, неестественно большие и выразительные, как на сюрреалистических фотографиях.

— Лучше, — с усилием выговорил Кубусь, и это первое произнесённое им слово вернуло ему немного уверенности. — Могу я узнать, каким будет следующий номер программы, гражданин Кудлатый? — нахально атаковал он неизвестного.

Фигура в тёмном углу тревожно вздрогнула.

То, что произошло в следующее мгновение, заставило Кубуся забыть о боли и борьбе, о напряжении мысли и о какой-либо осторожности. Волосы на его разбитой голове стали дыбом: из-за дощатой перегородки донёсся то ли вой, то ли пение или какое-то безумное бормотание, которое перешло в глухой воющий зов. Сердце, казалось, прыгнуло в горло Кубуся и затрепетало там, перехватывая дыхание; он почувствовал, что снова погружается в беспамятство.

— Очень хорошо, — спокойно похвалил неизвестный на кровати, — очень хорошо. Достойная похвалы, разумная тактика. Так называемая атака на ура, да? Никакого притворства, никаких жалоб, никаких вопросов — за что, почему и для чего?

В эту минуту Кубусь впервые уловил в полумраке взгляд: тёмный, блестящий, жестокий взгляд умных быстрых глаз.

«Знает всё! — мелькнуло в голове. — Обо всём догадывается…»

— Милый мальчик, — продолжал голос с кровати, — это ошибка. Я не тот, за кого ты меня принимаешь. Но обещаю тебе: ты ещё сегодня познакомишься с паном Кудлатым.

И снова, словно в ответ на эти слова, послышалось то жуткое пение и бормотание, звучное, пронзительное, яростное. И оно не прекратилось, как в первый раз, а перешло в приглушённое, хриплое, стонущее бормотание.

«Ой, хоть бы скорее конец! — мучительно думал Кубусь. — Я не могу защищаться, не могу думать, пока это там бормочет…»

Он почувствовал, как липкий, противный пот заливает его тело, сердце, мозг, нервы. Человек в углу дышал учащённо, со свистом, тяжело опираясь о стену.

— Скажите мне, пожалуйста, — отозвался голос с кровати, — кто выиграл сегодняшний этап? Вы ведь, пан, были днём в редакции, верно?

Это неожиданное вежливое обращение пробудило в Кубусе свойственную ему задорную иронию, до сих пор парализованную страхом.

— Понимаю вас, пан, — медленно проговорил он. — Знаю, что означает такое беспокойство настоящего спортивного болельщика. Не могу допустить, чтобы вы мучились дальше, и потому отказываюсь от своего инкогнито. Конечно, я знаю, что было на трассе. Поляки проиграли сегодняшний этап. Всё время проигрывают. Но я верю, что скоро они начнут побеждать. Навёрстывать упущенное.

— Очень похвальная уверенность. Патриотическая. Ну, увидим. Роберт, сигарету!

Роберт Крушина вынырнул из своего угла и подал неизвестному пачку сигарет. Огонёк поднесённой к сигарете спички на долю секунды осветил лицо под шляпой. Оно было совсем не знакомо Кубусю.

— Мой друг Крушина… — тяжело вздохнул Кубусь. — Неужели это он меня так отделал?

— Вы должны простить ему, — вежливо ответил неизвестный. — Он сделал это по моему поручению и скорее с тяжёлым сердцем, хотя вы, его больно обидели, отказавшись с ним встретиться. Такое обращение является результатом исключительно вашего упрямства, редактор Вирус. Я уже давно хотел с вами увидеться и потому попросил нашего общего друга, пана Крушину, устроить мне эту встречу. К сожалению, выяснилось, что у вас нет такого желания, что и привело к насилию.

Было очевидно, что неизвестный смакует свои слова, эту фальшивую вежливость и остроумие.

«Тут может крыться спасение, — подумал Кубусь, — нужно этим воспользоваться.»

— Итак, вы увиделись со мной, пан, правда? — спросил он, пытаясь усмехнуться. — Не достаточно ли на сегодня? Могу я уже идти домой?

— Ещё нет, — ответил голос с кровати. — Я хочу получше к вам присмотреться.

Неожиданно над головой Кубуся вспыхнул мощный свет, направленный перпендикулярно вниз. Какую-то минуту он сидел, как под «юпитером» на киносъёмке.

— Какая красота! Мощная вещь! Незабываем световые эффекты! Очень признателен вам, пан, за ослепительную иллюминацию… к сожалению, не знаю вашей фамилии? — непринуждённо поинтересовался Кубусь.

— К счастью, вы её уже и не узнаете, — ответил голос с кровати.

Неизвестный внимательно разглядывал опухшее лицо Кубуся, его спутавшиеся светлые волосы. Разодранная яркая «бабочка» и измятый пиджак дополняли картину поражения, и только упрямые карие глаза Кубуся говорили, что борьба ещё продолжается.

— Жаль такого талантливого юношу, как вы! — добавил неизвестный с неожиданным раздражением в голосе.

— Не понимаю, — сказал Кубусь. — Можно мне закурить?

— Пожалуйста, — ответил голос, — и прошу выпить рюмку водки. Она стоит перед вами. Это на вас хорошо подействует, — благожелательно добавил он.

Хриплое бормотание за дощатой перегородкой на миг перешло в оглушительный рёв. Неизвестный на кровати не обратил на это никакого внимания. Кубусь дрожащей рукой налил себе рюмку водки и выпил. Жгучая жидкость обожгла раны во рту, но принесла минутное облегчение.

«Видимо, это тут хороший тон — не обращать внимания на вой диких зверей или кровожадных сумасшедших», — подумал Кубусь, и дрожь пробежала у него по спине.

— Жаль, что вы, пан, тратите зря свой талант, — неожиданно заявил неизвестный. — Сколько вы зарабатываете в этом «Экспрессе»?

— Как когда, — уклончиво ответил Кубусь, закуривая сигарету; «юпитер» над головой жёг, дышал нестерпимым жаром. — Не могли бы вы, пан, погасить этот ночник? — небрежно спросил Кубусь. — Будет уютнее.

— Мог бы, — бросил неизвестный, не пошевелив пальцем. — Так сколько же вы зарабатываете в этой газетке за месяц?

— Иногда больше, иногда меньше, — улыбнулся Кубусь; это была бледная, вымученная улыбка; прожектор над головой, казалось, плавил ему мозги.

— А сколько вам даёт Новак?

— Новак? — искренне удивился Кубусь. — Кто это Новак?