Оба сошли вниз. Интерес механиков уже пропал, и посреди двора одиноко стояла машина, которая несколько минут назад возбуждала такую шумную весёлость.
Как ни странно, вид этой машины произвёл на инженера Вильгу совсем иное впечатление: выражение его поблёкшего длинного лица неожиданно изменилось, и если на таком лице вообще могло отразиться душевное состояние, которое называют воодушевлением, то это случилось именно сейчас. Коричневый румянец выступил на скулах, вспыхнули большие оттопыренные уши, правое веко задрожало.
— Чья это машина?! — впервые за много лет голос Вильги повысился до восклицания.
— Моя, — пан с зонтиком обратил к Вильге своё сухое лицо и бросил на него взгляд, в котором были и лёгкое удивление, и удовлетворённость.
— Пан, — проговорил Вильга. — Пан…
Он не мог выдавить из себя ни слова: от волнения у него перехватило горло.
Машина, вызвавшая такой восторг у Вильги и такую весёлость у его людей, действительно оправдывала столь противоречивые чувства: это был старинный автомобиль со спицами в колёсиках, так называемый «кабриолет-лодочка», той модели, которая была в моде сразу же после первой мировой войны. У людей со склонностью к бессмысленному смеху он и в самом деле мог вызвать беспричинную весёлость, но у тех, кому было что вспомнить, эта машина пробуждала сладкие сентиментальные чувства.
Среди последних совершенно неожиданно оказался инженер Альберт Вильга: несколько минут он, как околдованный, всматривался в кабриолет, потом схватил своего скромного посетителя за плечо и потащил его наверх, тщательно закрыв за собой дверь конторы.
— Садитесь, пан, — промолвил он, справившись наконец с волнением. — Прошу вас минуту подождать. — Он раздвинул занавеску из красного сукна и открыл спрятанную за ней дверь, которую тут же старательно запер.
«Неужели там есть ещё какое-то помещение? — подумал пан с зонтиком. — Интересно. Ведь эта пристройка опирается на стену сгоревшей фабрики, вход на которую был со стороны Гжибовской. Сейчас, сейчас! Если комната, где я сижу, находится в задней части пристройки, значит, в её наружной стене должен быть какой-то ход. Следовательно, там, на территории разрушенной фабрики, есть ещё помещение, принадлежащее инженеру Альберту Вильге. Возможно, даже квартира? Интересно…»
Вошёл Вильга с бутылкой французского коньяка и двумя рюмками. Он молча поставил рюмку перед своим гостем, налил в обе рюмки топазово-золотистую жидкость, сел за письменный стол и заговорил:
— Выслушайте меня, пожалуйста, пан. Я не выношу дешёвой банальности и принёс этот коньяк не для того, чтобы, как говорится, обмыть дело. Я достал его, желая вместе с вами отметить великую минуту.
— Понимаю, — ответил пан с жёлтым лицом. Его чёрные глаза светились умом. — Я угадываю в вас человека, который знает, чего хочет, а хочет он вещей великих и необычайных.
— Так оно и есть, — кивнул Вильга, поднимая рюмку. Глаза его необычно оживились. — Так и есть, — повторил он. — Думаю, вы, пан, поймёте меня, если я скажу без лишних слов: моя жизнь прошла среди машин. Если я и люблю что-нибудь, то только силуэты машин, гудение мотора, запахи горючего и смазки, прикосновение слегка вибрирующего эбонитового руля… Не знаю, понимаете ли вы меня, пан?
— Да, прекрасно понимаю, — мягко отозвался собеседник, рассматривая кубки, награды, плакаты и эмблемы, которые висели и лежали повсюду. В его взгляде было столько понимания, что Вильга ещё выше поднял рюмку с коньяком.
— Не знаю, кто вы такой, пан, и как вас зовут, — начал он снова, и какой-то необычный пафос зазвучал в его голосе, — но, несмотря на это, а, может быть, именно поэтому, я открою вам свои самые заветные мечты. Сейчас, правда, не то время, но меня не оставляет мысль об одном частном учреждении.
— Что, что? — не на шутку заинтересовался пан с зонтиком.
— Мысль об одном частном учреждении, — серьёзно повторил Вильга. — Видите ли, пан, у меня нет ни жены, ни детей, ни даже дальней родни. Но у меня есть некоторые средства, и потому я бы хотел сделать что-нибудь такое, чтобы оставить по себе память. Итак, я собираюсь основать частный автомобильный музей, чтобы почтить саму идею автомобилизма, и это я напишу в своём завещании. — Тут Вильга кашлянул, тронутый собственными словами. — Вы, пан, наверное, заметили моё волнение при виде вашей машины. Теперь вам будет понятно, почему я так разволновался? Ваша машина — идеальный экспонат номер один. И я предлагаю вам такую вещь: вы получите от меня хорошую современную машину в обмен на ваш кабриолет. Вам не придётся постоянно заботиться о ремонте, запасных частях, непрерывной починке. Ну как? Согласны?
На лице пана с зонтиком отразилась меткая меланхолия.
— Это не так-то просто, — вежливо, но решительно возразил он, — я очень люблю свою машину.
— Прекрасно вас понимаю, — шепнул Вильга, — и не настаиваю. Но надеюсь, что когда вы хорошо продумаете мотивы, которыми я руководствуюсь, то в конце концов дадите своё согласие.
— Возможно, — дружелюбно кивнул пан с зонтиком, — и поэтому мы будем поддерживать постоянный контакт. Да?
— Конечно, — поспешно сказал Вильга. — А что там у вас требует ремонта?
— Кажется, что-то с коробкой скоростей… — неуверенно ответил его собеседник.
— Всё отремонтируем, — сердечно заверил его Вильга. — Будьте спокойны.
В эту минуту в дверь постучали, и вошёл почтальон. Обычный варшавский почтальон в расстёгнутом тёмно-синем мундире с почтовым гербом, в шапке, сдвинутой на затылок, и с большой брезентово-кожаной сумкой. У него были длинные усы неопределённого цвета и светло-бежевые сандалии, которые совсем не шли к мундиру, но зато позволяли ему ежедневно проходить много километров по ступенькам. Почтальон вынул из сумки газетную бандероль и протянул Вильге:
— Подписка, уважаемый пан директор, новый номер «Сцепления».
Вильга взял газету, вынул из кармана пять злотых и протянул почтальону, потом неожиданно обратился к нему:
— Как вас зовут, добрый человек?
Почтальон явно был поражён.
— Пайонк, — ответил он машинально. — Пайонк Антоний.
— Вот рюмка коньяку, — с каким-то болезненным возбуждением предложил Вильга. — Выпейте, Пайонк; вам, наверное, не часто случается пить такой коньяк, а?
— Точно! — согласился Пайонк. — Люди сейчас как-то меньше держат дома водку. Получит первую зарплату, выпьет себе и всё. Ваше здоровье, пан директор!
Он выпил, обтёр рукавом губы и добавил:
— Хорошая водка, мягкая. На каких-то травах, что ли?
Вильга посмотрел на него со снисходительным презрением.
— Коньяк, — ответил он, — «Мартель». Три звёздочки. Так просто не достанете. Ну спасибо.
Почтальон взял шапку и вышел. Через минуту поднялся и пан с зонтиком.
— Значит, пан инженер, я зайду через несколько дней. Хорошо?
— Всегда рад вас видеть, — ответил Вильга.
Пан с зонтиком с достоинством поклонился и вышел.
— Пацюк! — крикнул Вильга.
Зашёл Пацюк с сигаретой в уголке рта, вытирая руки тряпкой.
— А ну, беги посмотри, что там с коробкой скоростей в том экспонате внизу, — распорядился Вильга.
Пацюк вышел, но через десять минут вернулся и сообщил:
— Коробка старая, изношенная, но ещё поработает. Столько лет старик на машине ковылял и ещё поковыляет.
Лицо Вильги снова стало безразличным и бесцветным.
— А поэтому, — приказал он, — насыпь в неё песка или чего-нибудь там ещё, чтобы она раз и навсегда перестала работать, понял?
4
……………………………………………………
……………………………………………………
Прошёл не один час, пока наконец Меринос потребовал счёт. Официант, почтительно поклонившись, подал ему на тарелочке листок бумаги. Меринос взглянул на него, вынул несколько банкнотов и заплатил, не проверяя. Потом встал, старательно свернул «Экспресс вечорни» и положил в карман. За ним двинулся Вильга, потом Метеор с Зильберштейном и Крушина. В главном зале к ним обратились все взгляды: эти пятеро привлекали к себе всеобщее внимание. Отовсюду доносился шёпот: