Пан Анатоль отвернулся, чтобы скрыть отвращение, вытащил из-за стойки бутылку пива и поставил перед клиентом. У того было костлявое лицо с длинным носом, обтянутое жёлтой лоснящейся кожей.

— О нет, — заявил клиент, — это слишком крепкое, пан шеф. Прошу низкопроцентное пиво, а не двойное.

Пан Анатоль поднял глаза к небу, казалось, через минуту он застонет. Сейчас бармен отдал бы половину месячной зарплаты за удовольствие стукнуть этого клиента по длинному носу, схватить за отвороты тщательно вычищенной старомодной тужурки, сорвать с целлулоидного воротничка чёрный галстук и крикнуть:

— Вон отсюда, старое барахло, — к счётам, нарукавникам и конторскому чаю!

Он был настолько возмущён, что даже не заметил: клиент совсем не обращал на него внимания, хотя и не переставал усмехаться. Чёрные быстрые глаза его были словно прикованы к Гальскому и Марте.

Оркестр заиграл снова, и танцевальная дорожка заполнилась движущейся человеческой массой. Марта и Гальский втиснулись между танцующими. О танце не могло быть и речи, в лучшем случае парам удавалось ритмично покачиваться на месте, среди смеющихся потных лиц, перекрученных галстуков и распавшихся причёсок.

…Когда Марта и Гальский двинулись с места, на краю танцевальной дорожки появился Зенон.

— Как поживаешь, Майка? — спросил он. — Развлекаешься, да?

Его тёмные глаза слегка затуманились, красивый рот непроизвольно скривился в гримасу. Он был слегка навеселе.

Марта покраснела, но сразу же взяла себя в руки.

— Да, — ответила она. — Сегодня был вечер развлечений. А ты что тут делаешь, Зенон? Может, отмечали какую-нибудь победу?

— Ты идёшь сейчас домой? — тихо спросил Зенон. — Если да, я тебя провожу.

— Позволь, — проговорила Марта, беря под руку Гальского, — пан доктор Гальский, о котором я тебе рассказывала. А это… — она с минуту колебалась, — мой жених.

Гальский почувствовал, как холодная игла больно вонзилась где-то возле сердца. Он слегка побледнел. «Это неправда, — быстро подумал молодой врач, — это не может быть правдой».

— Очень приятно познакомиться, — улыбаясь, сказал он вслух.

Зенон подал Гальскому руку, в тёмных глазах его была враждебность.

— Ты идёшь домой? — снова спросил он Марту. — Я тебя провожу.

— Идём в гардероб, — предложила Марта, — тут мы стоим в проходе.

Все трое вышли в вестибюль, и Олимпия Шувар проводила их быстрым взглядом.

— Знаешь, — заявила в гардеробе Марта Гальскому, — мы лучше уже пойдём.

— Прекрасно, — ответил он, — я только расплачусь.

— Не беспокойтесь, пан доктор, — нахмурился Зенон, — я сам провожу панну Маевскую.

Гальский лучезарно улыбнулся.

— Я не привык оставлять женщину одну в половине второго ночи, — мягко ответил он.

На крепкой смуглой шее Зенона начала набрякать выпуклая вена.

«Очевидно, мне придётся самому себе оказывать скорую помощь… Что поделаешь, бывает и такое», — с флегматичным юмором подумал доктор Гальский, спокойно глядя на хоккеиста, который был на полголовы выше его.

— Витольд, — обратилась к нему Марта, — ты можешь безбоязненно доверить меня Зенону.

— Если ты этого хочешь, — холодно, но вежливо ответил Гальский. — В таком случае благодарю за прекрасный вечер.

— До свидания, — сказала Марта, — позвонишь мне, хорошо? Пойдём, — повернулась она к Зенону.

В её голове и взгляде было что-то особенное, и от внезапной радости у Гальского перехватило дыхание. «Бедный красивый парень, — подумал он с неожиданным сочувствием, — ты проиграл партию… Эта девушка уже не твоя».

Марта и Зенон вышли. Радость угасла так же мгновенно, как и появилась. Гальский вернулся в зал и сел на своё место.

«Ничего не поможет, — трезво размышлял он, — я ведь и так догадывался, что у неё кто-то есть. Такая девушка не может быть одна. Но жених! Выходит, она лгала».

— Прошу немного подвинуться, — неожиданно услышал он рядом низкий приятный женский голос. Гальский порывисто повернулся. В соседнем кресле сидела Олимпия Шувар.

— Золотоволосый юноша, — проговорила она с ироничным вызовом, — остался один. Нехорошая девушка ушла без слов.

Она явно насмехалась над ним и была очень хороша в эту минуту.

— Мы откуда-то знаем друг друга, — спокойно сказал Гальский. — Кажется, виделись в трамвае или троллейбусе.

— Именно так, — согласилась Олимпия. — Пригласите меня, пожалуйста, танцевать.

Оркестр всё время играл одно и то же танго. Когда Гальский и Олимпия Шувар выходили на танцевальную дорожку, Филипп Меринос почувствовал, что это танго его раздражает.

— Я хочу поговорить с вами, — шепнула Олимпия Гальскому, когда они начали танцевать.

«Какая изумительная женщина», — подсознательно подумал доктор.

— К вашим услугам, пани, — ответил он с не свойственной ему шаблонной галантностью.

— Скажите, вы по-настоящему мужественны? — серьёзно спросила Олимпия.

— Это зависит от обстоятельств.

— Обстоятельства крайне неблагоприятны, но если вы человек мужественный, — расплатитесь сейчас, выйдите и подождите меня на углу Фоксаль и Нови Свят.

— Хорошо, — ответил Гальский.

Он проводил Олимпию до столика и поблагодарил, запомнив вежливую улыбку пана со смуглым лицом и пытливый взгляд молодого человека с боксёрским сломанным носом.

Гальский поднялся наверх, в бар, и расплатился.

— Маленькая просьба, — внезапно услышал он голос сбоку, — к нему обращался невысокий старый господин с костлявым жёлтым лицом, в старомодном воротничке и тужурке. — Могу я попросить у пана огня?

— Пожалуйста, — ответил Гальский. — Можете оставить себе спички.

— А вы уже уходите отсюда, верно?

— Ничего, у меня есть запасная коробка, — вежливо улыбнулся Гальский и покинул «Камеральную».

Через несколько минут Олимпия заявила, что идёт в туалет. Ещё через пару минут Генек склонился к Мериносу и что-то шепнул ему на ухо. Филипп Меринос ласково улыбнулся, его красивые тёмные глаза зловеще забегали. Он сказал спокойным медовым голосом:

— Приятный парень этот доктор, жалко будет, если с ним что-то случится.

— Что-нибудь, пан председатель? — безразлично спросил Роберт Крушина. — И это обязательно?

— Видимо, так, ничего не поделаешь, — добродушно усмехнулся Меринос.

— Это ничего… — бросила Рома Леопард. — Не люблю блондинов.

— Счёт! — крикнул Меринос. Чувствовалось, что он нервничает. Генек мгновенно появился со счётом. Меринос быстро его проверил.

— А это что? — указал он на какой-то пункт в счёте, доставая туго набитый банкнотами кошелёк.

— Это… лучок… — заикаясь, проговорил Генек. Меринос резко засмеялся.

— Со мной такие номера? Генек, постучи себя по лбу. Как тебе не стыдно? С каких пор за лук к селёдке платят шестьдесят два злотых?

— Пан председатель… — Генек переступил с ноги на ногу. — Мне очень стыдно, но надо же жить… Только пана председателя никто не проведёт, — добавил он поспешно.

— Вот тебе сотня, — ответил Меринос. — За то, что ты об этом знаешь. А лучок вычеркни. Сейчас же!

Идя по улице Нови Свят и площади Трёх Крестов, Марта отвечала односложно. Потом они вообще не разговаривали.

Подойдя к воротам, она сразу же позвонила.

— Марта, — тихо позвал Зенон, когда девушка зашла за решётку ворот, — подожди минутку…

Он выглядел совсем трезвым. Марта утомлённым жестом сняла с головы берет.

— Что такое, Зен? — спросила она тихо.

— Значит, после сегодняшнего вечера всё ясно, правда? — спросил Зенон, пытаясь улыбнуться. — Завтра я приду с официальным визитом к твоей маме. Как только получу диплом, мы сразу поженимся…

Марта молчала.

— Так неожиданно, — промолвил Зенон, словно обращаясь к самому себе. — Ты же никогда не хотела об этом говорить, запрещала мне. А сегодня так внезапно, так открыто представила меня в качестве своего жениха… Понимаю, — нежно улыбнулся он, — сегодня ты, наконец, поняла. Как я благодарен этому доктору! Завтра же извинюсь перед ним за то, что был с ним невежлив, хорошо? Дашь мне номер его телефона.