Когда сигара Морриса истлела почти наполовину, из-за суконного занавеса вдруг послышался девичий голос, звеневший на повышенных тонах, то ли оправдываясь, то ли протестуя — Моррис не смог этого разобрать, так как у его обладательницы явно был заложен нос. Спустя некоторое время она появилась в сопровождении индуса и за сляпанной кое-как ширмой прошествовала в дальний угол комнаты. На ней были неуклюжие сапоги вроде тех, что он видел на миссис Лоу, голова повязана платком, а в руках — сумка из кожзаменителя на молнии, и в гаком обличье она была не более соблазнительна, чем победительница социалистического соревнования из далекого сибирского села. Но индус, судя по всему, был абсолютно убежден, что репутация его спасена. Взяв в руки микрофон и вперившись взглядом в Морриса, который по-прежнему сидел в одиночестве, он завопил:

— Добрый вечер, леди и джентльмены! Наш первый номер в этот вечер — «Фифи, французская горничная»! Встречайте!

Индус нажал какие-то кнопки на магнитофоне, музыка загремела, и на сцене появилась блондинка в крошечном кружевном переднике поверх черного белья. Вступив в круг света, она замерла в игривой позе с метелкой из петушиных перьев.

— Черт меня побери! — громко произнес Моррис.

Мэри Мейкпис (а это была она) сделала шаг вперед, как козырьком, прикрыв рукой глаза от яркого света:

— Кто это? Знакомый голос!

— Ну и как, съездила в Стратфорд-он-Эйвон?

— Ой, профессор Цапп! Что вы здесь делаете?

— У меня к тебе тот же самый вопрос.

К ним заспешил индус.

— Прошу вас! Прошу вас! Клиентам не позволяется беседовать с артистками! Изволь продолжить выступление, Фифи!

— Ага, давай, Фифи, валяй! — сказал Моррис.

— Вы знаете, этот клиент — мой знакомый, — сказала Мэри Мейкпис. — Перед ним я ни за что не разденусь. А больше здесь никого нет. Это неприлично.

— Это и должно быть неприлично. В этом и заключается стриптиз, — сказал Моррис.

— Прошу тебя, Фифи! — умоляюще произнес индус. — Ты начинай, а там и другие клиенты подойдут!

— Нет, — сказала Мэри.

— Ты уволена, — сказал индус.

— О'кей, — сказала Мэри.

— Пойдем выпьем чего-нибудь, — сказал Моррис.

— Куда?

— Например, в «Хилтон».

— Уговорили, — сказала Мэри. — Я только пальто возьму.

Моррис поспешил выйти на улицу, чтобы поймать такси. Как оказалось, сегодняшний вечер еще не так уж безнадежно испорчен! Впереди была перспектива более близкого знакомства с Мэри Мейкпис. Увидев подъезжающее такси, он обнял ее за плечи.

— И что же такая милая девушка делает в такой гнусной дыре? — спросил Моррис. — И это не шутка.

— Я надеюсь, вы понимаете, что я согласилась просто выпить с вами, профессор Цапп?

— Конечно, — вкрадчиво ответил Моррис. — А ты что подумала?

— Кстати, должна сказать, что я все еще беременна. Я не сделала аборта.

— Очень рад слышать это, — сказал Моррис без всякого выражения и снял с ее плеча руку.

— Я так и думала. Но, чтоб вы знали, в моем решении нет никаких этических соображений. Я по-прежнему отстаиваю право женщины самой определять свое биологическое назначение.

— Даже теперь?

— Я просто струсила в самый последний момент. Уже в больнице. Увидела всех этих девушек, блуждающих в носках и со слезами на глазах… Унитазы в крови…

Моррис поежился.

— Если можно, без подробностей, — умоляюще сказал он. — А что это ты в стриптиз подалась? Это разве не эксплуатация женщины?

— Что мне оставалось делать, если деньги до зарезу нужны? А эту работу можно получить без официального разрешения.

— Но почему вообще ты решила остаться в этой паскудной стране?

— Чтобы родить здесь ребенка. Тогда у него будет двойное гражданство и он избежит призыва в армию, когда вырастет.

— И ты уже знаешь, что будет мальчик?

— Да я в любом случае не прогадаю. Здесь рожают бесплатно.

— Ну и сколько же ты еще продержишься на такой работе? Или поменяешь номер на «Фифи, беременная горничная»?

— Я вижу, с юмором у вас по-прежнему все в порядке, профессор Цапп.

— Стараемся, — ответил Моррис.

А в это время Филипп, уговорив уже три джина с тоником и сидя над четвертым и за два часа изучив все анатомические особенности трех «танцующих кошечек», достиг наконец глубокого проникновения в сущность такого понятия, как разрыв между поколениями. Все дело в возрастной разнице. Молодые моложе. И поэтому красивее. У них сияющая кожа, невредимые коренные зубы, плоские животы, крепкие грудки и бедра (какие бедра!) без голубых прожилок, похожих на плесень в сыре рокфор. И как же сей разрыв преодолеть?

Посредством любви — двух мнений тут быть не может. С помощью таких девушек, как Мелани, щедро дарящих свою упругую юную плоть таким старперам, как он, и возбуждающих их жизненные токи. Мелани! Каким простым и милым показался ее жест в свете этого нового понимания! И какими лишними теперь стали все его эмоциональные и этические затруднения.

Он наконец поднялся уходить. Нога у него опять затекла, но сердце было исполнено человеколюбия. И ничего не было удивительного в том, что, когда он вышел из стриптиз-клуба «Танцующие кошечки» и, щурясь от косых солнечных лучей, пересекающих Кортес авеню, заковылял по улице неверной (от долгого сидения и алкоголя) походкой, то сразу столкнулся с Мелани Бирд, будто она материализовалась из воздуха во исполнение его желаний.

— Профессор Лоу!

— Мелани! Девочка моя дорогая! — Он нежно обнял ее за плечи. — Где ты была? Почему убежала от меня?

— Я ни от кого не убегала, профессор Лоу.

— Пожалуйста, зови меня Филипп.

— Я просто ездила в город кое-кого навестить.

— И кто же этот кое-кто? Твой друг?

— Подруга. У нее муж попал в тюрьму — знаете, дело группы «Эйфория-99»? Ей иногда одиноко…

— И мне тоже одиноко. Мелани, давай вернемся в Плотин! — сказал Филипп, и его слова показались ему самому взволнованно-страстными и поэтичными.

— Вы знаете, Филипп, у меня сейчас дела.

— «Приди, любимая моя! С тобой вкушу блаженство я» [12],— пропел Филипп, устремив на Мелани плотоядный взгляд.

— Ну и ну, Филипп, — понимающе улыбнулась Мелани, пытаясь высвободиться из его объятия. — Эти стриптизерки совсем вам голову вскружили. А кстати, я давно хотела узнать, они действительно совсем без ничего?

— Совсем. Но не такие красивые, как ты, Мелани.

— Спасибо, Филипп. — Ей наконец удалось освободиться. — Мне надо идти. Пока! — И она быстро зашагала по направлению к перекрестку между Кортес авеню и Главной улицей. Филипп захромал рядом. На авеню становилось оживленнее. На мостовой гудели и сигналили машины, а на тротуаре плотной толпой двигались пешеходы.

— Мелани! Не исчезай! Неужели ты забыла, что произошло недавно ночью?

— Что, разве обязательно кричать об этом на всю улицу?

Филипп понизил голос:

— Со мной это случилось впервые.

Мелани остановилась и вытаращилась на него:

— Вы хотите сказать, что никогда не знали женщин?

— Никого, кроме своей жены.

Она сочувственно коснулась его руки.

— Извините, Филипп. Если бы я знала, что это для вас так много значит, я бы на это не пошла.

— Выходит, для тебя это абсолютно ничего не значит? — понурив голову, горько спросил Филипп. Солнце в этот момент завалилось за крыши, и с моря налетел порыв холодного ветра, от которого Филипп поежился. Сияние дня разом померкло.

— Да, такое может случиться, когда немного забалдеешь. Все было очень мило, но… вы понимаете. — Она пожала плечами.

— Я знаю, я немного подкачал, — пробормотал он. — Но дай мне еще один шанс…

— Филипп, не будем…

— Ну давай хотя бы пообедаем вместе. Нам надо поговорить…

Она покачала головой.

— Извините, Филипп, никак не могу. У меня свидание.

— Свидание? С кем?

— С одним парнем. Я его пока мало знаю, так что не хочу, чтобы он ждал.