Тананкоа бережно передала девочку на руки Кларе, и та предприняла усилие, чтобы не плакать, и попыталась улыбнуться, глядя на худенькое маленькое личико.

– Ничего-ничего, моя любимая, мама здесь, с тобой, – прошептала она, и слезы снова потекли по ее щекам. – Она… она не растет так, как должна расти.

Неожиданно, словно рухнула дамба, лицо Клары исказилось, и она, задыхаясь, выпалила:

– Я боюсь, я все время боюсь! Я вижу, как люди смотрят на нее, сравнивая ее со своими детьми. Я так боюсь, что она… что она… умрет.

Она обернулась к Пейдж, лицо ее превратилось в маску беспомощной ярости, ее руки с такой силой сжимали Элли, что девочка тоже начала всхлипывать.

– Вы доктор. Вы говорите, что вы доктор! Неужели вы ничего не можете сделать, чтобы остановить это?

Не в силах сдержать рыдания, сотрясавшие все ее тело, Клара не глядя сунула Элли на руки Тананкоа и выбежала из комнаты.

Тананкоа стала успокаивать плачущую девочку. Она встретилась взглядом с Пейдж, и в глазах у нее был молчаливый вопрос.

– В данном случае, Тананкоа, моя медицина бессильна, – вздохнув, сказала Пейдж. – Вот почему я хотела, чтобы ты приехала ко мне сегодня. Как ты думаешь, ты не смогла бы что-то сделать для Элли?

Тананкоа ответила не сразу. Она прижимала девочку к себе, качала ее и напевала баюкающую песенку на своем языке, ритмичный мотив, звучавший так, словно ручеек журчит по камешкам.

Потом она посмотрела на Пейдж и коротко кивнула.

– Есть церемония излечения. Я видела, как Хромая Сова прибегала к такому обряду с ребенком вроде нее.

Как раз в эту минуту в комнату вернулась Клара, нос и глаза у нее покраснели, в руке сжат мокрый носовой платок.

– Простите меня, – заикаясь, произнесла она. – Я перебиваю вас. – Она взяла руки Пейдж в свои. – Я извиняюсь, Пейдж. Я знаю, ты сделала все, что в твоих силах, но порой я чувствую себя такой беспомощной. Такой бессильной!

Пейдж обняла ее.

– Забудь об этом, Клара. Видит Бог, я сама так себя чувствую. А теперь я предлагаю выпить свежего чаю, – сказала она, подумав при этом, сколько женщин за всю историю человечества прибегали к чаю, чтобы уменьшить боль и успокоить сердце.

Тананкоа все еще держала на руках спящую девочку. Клара не пыталась забрать у нее Элли. Вместо этого она коснулась пальца Тананкоа, все еще кровоточащего от зубов Элли.

– Я очень благодарна тебе, Тананкоа. – В первый раз Клара назвала ее по имени. – Ты так быстро сообразила и положила ей палец в рот. – Она коснулась рукой кудрей своей дочери. – Она доверяет тебе, посмотри, как она заснула у тебя на плече.

Пейдж решила воспользоваться моментом.

– Клара, Танни врачеватель. Ее бабушка знаменитая шаманка, индейская врачевательница, и она учила своему ремеслу Тананкоа.

Пейдж почувствовала, как сердце у нее колотится о ребра, понимая, что каждая из этих женщин – или обе – могут отказаться от того, что она намерена им предложить.

– Клара, ни я, ни любой другой врач, которого я знаю, ничем не можем помочь Элли, – сказала она. – Как ты сама видишь, ей становится все хуже. – Притворяться дальше было бессмысленно. – Есть обряд, который знает Тананкоа, врачевательный обряд, который может помочь Элли. Если Тананкоа согласится попробовать…

Пейдж бросила на Тананкоа умоляющий взгляд, и черноволосая женщина, поколебавшись одну томительную секунду, кивнула головой в знак согласия.

Пейдж посмотрела на Клару, затаив дыхание. Но Клара смотрела на своего ребенка, уютно свернувшегося на руках у Тананкоа.

– Ты попробуешь? – Голос ее звучал просительно. – Пожалуйста. Тананкоа, ты попробуешь помочь ей?

Тананкоа посмотрела на Элли.

– Я попробую. Но я не могу ничего обещать, – предупредила она. – Если Великий Дух захочет взять ее, ему надо подчиниться. Но если я смогу изгнать тьму и помочь ей, я это сделаю. Привези ее завтра утром в мой дом сразу после восхода солнца. Пейдж покажет тебе дорогу.

Тео, к их удивлению, сразу согласился, когда Клара рассказала ему.

– Насколько я понимаю, мы должны попробовать все, что можем, – сказал он, нежно улыбаясь своей дочке, которая дергала его за бороду.

На следующий день еще до восхода солнца он посадил их всех в фургон, и Пейдж стала показывать ему дорогу к дому Куинланов.

Деннис и Тео не были знакомы друг с другом, но, как фермеры, они вскоре увлеклись обсуждением проблем содержания скота и видов на урожай. Они зашагали в сторону амбара, а Тананкоа провела Пейдж и Клару в дом.

Сегодня Тананкоа была в национальном костюме. Пейдж впервые увидела ее в индейском одеянии. Ее платье из шкуры бизона и гетры были красиво вышиты замысловатыми узорами, изображениями птиц и цветов на светло-сером фоне, хорошо оттенявшем ее природную смуглость и большие черные глаза.

Но сегодня она вела себя как чужая, Пейдж почувствовала в своей подруге отрешенность.

Когда они вошли в дом. Тананкоа взяла Элли на руки и дала ей выпить приготовленный ею отвар из трав.

Видимо, он был невкусный, потому что Элли состроила гримасу и передернулась. Женщины улыбнулись, а Тананкоа влила ей еще одну ложку, потом третью.

Когда Элли отказалась больше пить этот настой, Тананкоа положила на пол выдубленную шкуру бизона, поверх постелила одеяло и положила на него Элли.

– Клара, ты будешь сидеть здесь, у ее ног, а ты, Пейдж, по другую сторону.

Тананкоа опустилась на колени у головы девочки, а Клара и Пейдж заняли указанные ею места. Пейдж испытала укол дурного предчувствия, гадая, каков будет этот обряд, задуманный Тананкоа.

Тананкоа сама выпила какой-то напиток из бизоньего рога, глаза ее были закрыты, похоже было, что она молится или занята медитацией. Через некоторое время она достала из кожаного мешка, лежавшего рядом с ней, маленький камень, несколько перьев и кусочек блестящего кварца. Она разложила эти предметы на равном расстоянии вокруг девочки, которая, спокойная и довольная, рассматривала все происходящее любопытными глазками. Время от времени Элли хлопала в ладошки или размахивала ручками, что-то болтая, но не пытаясь уползти.

Волнение Пейдж усилилось, когда Тананкоа запела старинную монотонную песню, гипнотизирующий ритм она подчеркивала, встряхивая трещоткой, которую достала из мешка. Держа в руке орлиное перо, она стала размахивать им над лежащей девочкой, сопровождая это пением.

Обряд все тянулся, и Пейдж боялась посмотреть в сторону Клары. Она была подавлена всей этой церемонией. Она чувствовала, как разгорячились ее щеки от дурного предчувствия. Она была уверена, что в любой момент Клара может схватить Элли с одеяла и настоит на том, чтобы уехать, но когда Пейдж все-таки глянула в ее сторону, то увидела, что Клара внимательно следит за тем, что происходит, и отнюдь не настроена так скептически, как Пейдж.

Теперь Тананкоа отбросила перо, но пение ее стало громче, требовательнее, проникновеннее. Она склонилась над Элли, и было похоже, что она вытягивает что-то из головы ребенка, нечто невидимое, но сильное.

Пейдж смотрела, не в силах осмыслить, что же происходит.

Тананкоа вспотела от усилий, вытягивая то, что могло быть невидимым шнуром, вылезающим из самой середины черепа Элли.

Элли лежала совершенно спокойно. Глаза ее казались отсутствующими, как накануне, после судорог. Внезапно ее тело начало корчиться в спазмах, руки и ноги задергались.

– У нее судороги!

Встревоженная Пейдж хотела вскочить на ноги, но Клара дотянулась до нее и тронула за руку, покачала головой и приложила палец к губам, призывая к молчанию.

Вскоре Пейдж поняла, видимо, как и Клара, что на этот раз у Элли не судороги, а нечто совсем иное. Хрупкое тельце девочки двигалось гораздо более неистово, потом она успокоилась, ее большие ясные глаза были устремлены на Тананкоа.

В тот момент, когда девочка затихла, Тананкоа резко оборвала свое пение. Элли начала тужиться.

Тананкоа подняла ее на руки и поднесла к маленькому тазу, и Элли вырвало странной темной массой.