И вот Петров день настал. Но гулянье оказалось неважным, кавалеров было мало, и я осталась недовольна этим праздником. За мной ухаживал Алексей Флегонтыч, и мне очень хотелось узнать, что он за птица. С первого взгляда и первых слов он мне показался интересным, даже загадочным, потому что угадывал мои чувства.
Потом опять потекли скучные, однообразные дни, пока не поехала с Олей в Галич. Ходила гулять с двумя Шурками. Пошли в сад. Гуляли там до закрытия. Потом нас собралась большая компания, потому что добавились еще Надя и Катя с кавалерами. Все вместе поехали кататься на озеро. Была тихая лунная ночь. В ночной тишине было приятно слушать плеск воды и звуки скрипки под аккомпанемент гитар, на которых играли кавалеры. Настроение у меня было прекрасное. Саша Белов попросил меня спеть, и я согласилась без всяких ломаний, как обычно бывает. Эту ночь я никогда не забуду!
Вскоре после этого Оля уехала, а за нею папа. Наша семья вновь убавилась.
Я стала ждать Макарьева дня, потому что страшно хотела побывать в Загайнове. Моя мечта исполнилась, хотя и с большим трудом. В Загайнове мне понравилось. Кавалеров было много, девиц мало. Познакомилась с хорошенькой барышней Шурой, она тоже из Петрограда. Опять танцевала с Сережей и с другими кавалерами. Гуляли, пели, было очень весело. Когда начало темнеть, компания разделилась на несколько группок. Я все время ходила с Сережей. И что только мы не мололи…
Он все-таки молодец — умеет поговорить! Долго гуляли, пока не настало время расходиться. Наконец расстались и мы, довольные друг другом.
На следующее утро, как только все собрались, начали танцевать. Меня пригласил солдат, который был самым интересным, но, конечно, после Сережи. Я решила воспользоваться случаем и испытать Сережу. Ему не пришлось танцевать, потому что он играл. Я сделала вид, что очень интересуюсь своим кавалером, завела оживленный разговор, а сама следила за Сережей. Я была удивлена, до чего он неопытен! Совершенно не умеет скрывать свои чувства. На его лице, кажется, можно было прочитать все мысли.
Меня взял задор, страшно захотелось его поддразнить Конечно, мне это блестяще удалось, потому что солдат пошел меня провожать. Я позвала его к нам гулять. Он обещал прийти в следующее воскресенье, но обещания своего не исполнил.
Жизнь моя опять потекла по-старому. По будням то шью, то брожу по лесу. По праздникам хожу в Палкино, там устраиваются маленькие гулянья, приходят кавалеры. Несколько раз была в Галиче, но он утратил свою первоначальную прелесть и интерес. И я больше не намерена ходить туда. Дома лучше. Жду воскресенья, в Палкино опять будет веселье.
Почерк меняется, следует приписка:
Боже мой, неужели я была так наивна? Уже третий год шла кровопролитная война, медленно и неуклонно толкающая Россию в пропасть, а я в своем дневнике о ней ни разу не вспоминаю. Сейчас читаешь воспоминания тех лет и кажется, что революционный Питер никого не мог оставить равнодушным, не отправить на ту или другую сторону баррикад будущей братоубийственной войны. А я хотела просто жить, радоваться, любить — может, это только я была такой несознательной? По малолетству и ветрености недопонимала этого? Но мои родные, знакомые, друзья… Неужели все они не замечали надвигающихся великих ПЕРЕМЕН? И когда они наступили, безропотно приняли их как само собой разумеющиеся…
Петроград. 1 августа 1917 года, вторник, 9 часов
Лето прошло, а я его и не видела. Так мало было отрадных дней. Только несколько деньков оставили у меня сильные, неизгладимые впечатления и светлые воспоминания. Правда, прошлая неделя была такая бурная. От нас чуть не ушел отец, к приятельнице мамы Серафиме-Симе, но вовремя одумался.
Эта семейная революция так повлияла на меня, что эти тяжелые воспоминания тревожат сладкие впечатления, под которыми я сейчас нахожусь.
У меня начался роман, только не знаю, какой он будет: большой или маленький. События покажут. Сначала я своему чувству не придала большого значения, а теперь волнуюсь, как бы оно не превратилось в слишком серьезное. Начну сначала. Некий Шурочка Кожушкевич, товарищ наших хороших знакомых, познакомил нас со своим братом Вовочкой, юнкером технического артиллерийского училища. С первого знакомства я не обратила на него внимания. А потом, когда стала проводить с ним время, гулять, а Шура вместе с Таней, он начал мне нравиться. Я сначала не придала этому значения — нравится он, но могут нравиться и другие. Мы стали все чаще встречаться, конечно, на вокзале, больше разговаривать, были солидарны во многих вещах друг с другом. А потом мы с Таней захотели немного пожеманиться и перестали ходить на станцию.
В Троицын День поехали мы на Удельную, до вечера гуляли довольно скучно. Наконец собрались поехать домой поездом в 11 часов и направились на станцию. Уже близко к станции слышу, что кто-то меня окликнул. Оказалось, что это наша вокзальная шатия: Ганя, Коля Чулов, Шура и Володя Кожушкевичи. Конечно, они нас уговорили остаться погулять с ними. Таня, Лида и Коля пошли вперед, а я с Ганей, Шурой и Вовой отстала. Зачем-то им понадобилось свернуть с дороги на лесную тропинку. Коля, Лида и Таня ушли от нас дальше, а мы так и остались вчетвером. Пришли на поляну, выбрали укромное местечко между елочками, Вова разостлал свою шинель, и мы уселись. Через некоторое время Ганя с Шурой ушли, а мы остались вдвоем. Но тут рыжий Вовка начал безобразничать. Нашел меня очень интересной, сказал, что я ему нравлюсь и т. д. Но в любви не признавался, как, думаю, в таких случаях делают многие. Я кокетничала, а Вовка не оставлял меня ни на минуту, и в результате получилось, что опоздали на самый последний поезд. Я вспомнила о Тане, начала беспокоиться. Мы пошли на станцию в надежде встретить Таню и Таню. Подходим к железнодорожному полотну и встречаем их. Я очень обрадовалась что они еще не уехали домой. Теперь наша компания была в полном сборе. Решили ждать первый поезд и отправились опять в парк. Тут опять начались безобразия, а мы держали себя довольно раскованно. Потом дело дошло до двусмысленных намеков. В особенности Таня перехватил край своей запиской, которую прислал нам с Вовочкой. И мы решили уйти, и ушли, не попрощавшись. Итак, мы оставили их с носом.
После им было стыдно показаться нам на глаза. и наши отношения долго были какими-то натянутыми, неопределенными. Они чувствовали себя виноватыми. Потом все как-то уладилось.
Дальше нам пришлось быть на вечере у Ольги, 8-го июля. Сколько у нас было к нему приготовлений! Но ничего хорошего там не было — скучища страшная, потому что гости слонялись как маятники или сидели как куклы. А хозяйка не думала о гостях, всецело была поглощенная братьями Кожушкевичами и не давала им покоя своими ухаживаниями. Весело стало только в парке, где мы и порезвились.
Потом, после Ольгиного вечера, у нас ничего особенного не было. Ходили несколько раз в кинематограф всей шатией. Вовочка Кожушкевич подходил, садился с нами, а потом вместе уходили из кинематографа.
Родители Тани дали согласие устроить у них встречу. Мы с Татьяной старались вовсю. Пригласили всех, кого хотели увидеть. Дождались желанной даты, и наконец гости начали собираться. Было довольно много гостей и очень весело. Играли в «почту». Вовочка писал мне многозначительные письма.
Пришли Ольга с Нюрой и надулись. Мы с Вовой устроили заговору решили свести Олю с Колей Чуловым. Я вывела во двор Олю, а Вовик — Колю. Мы их оставили одних, но ничего не вышло: Оля убежала. Потом у меня с Вовой был большой разговор. Встали у комода рядышком, близко друг к другу, и он попросил объяснить, что значит Олино отношение к Коле. Я ему объяснила, что Коля надоел Оле.
Я сказала:
— Что это Коля так гоняется за Олей, неужели больше нет барышень?