— А мины. Вы знаете, где они заложены?

— Обо всех минах знать не могу. Да там их не более десятка! Половину из них я лично с Бородой устанавливал. Обойдем и мины!

Утро в лесу было морозным. Порывы ветра то сбрасывали снег с деревьев, то вновь поднимали его с лесных полян. И тогда он кружил, завывал. Громадные сугробы, соединенные проходами, образовывали замкнутый круг. То были бандитские бункера и траншеи, соединенные между собой в кольцо.

Только залегли, начало светать. Буслаев и Джапаридзе заняли командную позицию в кювете под корневищем громадного дуба. Рядом пристроились связные от взводов, Гриша и Людмила с медикаментами и перевязочными средствами. До ближайшего бункера не более ста шагов, до дальнего — двести.

— И укрытие, и обозрение, как на большой войне. Отличный КП! — радовался Джапаридзе, наблюдая за лагерем, за тем, что в нем происходит, как он пробуждается.

— Если застанем Краковского врасплох, когда он нас не ждет, это будет означать, что Зиновий — предатель. Выдал ему наш с тобой план и тем самым усыпил его бдительность. Тогда это и есть то, что нам надо. Сработало или не сработало, как полагаешь? — спросил Буслаев.

— Сам видишь: светать начинает, а никаких признаков жизни. Видимо, дрыхнут после очередной пьянки. Значит, твоя хитрость удалась, оперативник, с чем и поздравляю, — ответил Джапаридзе и негромко подал команду: — Связные, ко мне! — Когда они собрались, приказал: — Передайте командирам взводов, что командный пункт размещается здесь, в кювете под дубом. Подтвердите приказ действовать в соответствии с планом. Сигнал к атаке — зеленая ракета над лесом.

Опустив бинокль, Джапаридзе спросил Антона:

— Семья-то у тебя большая?

— Пока вдвоем. Ожидаем третьего, — ответил Буслаев.

— Счастливчик. А я вот не успел жениться. Понимаешь, генацвале, завтра нам с Сулико в ЗАГС идти, а тут война грянула.

— Тогда у тебя все впереди!

— Хорошо бы. А пока мне часто снится, будто я живу у самого моря. В саду инжир, мандарины вызревают. И куча детей нагишом в догонялки на пляже играют.

— Добрая мечта.

— Сбудется ли она?.. — задумчиво произнес Джапаридзе. — При человеке должна быть женщина. Тогда он — мужчина.

Последние дни Краковский нервничал сильнее обычного. Знал об этом только адъютант. Чтобы разрядиться, он изливал ему свои переживания, опасения, тревоги. Федор с понимающим видом выслушивал его, иногда вставлял что-либо, чаще невпопад, и это раздражало атамана.

— Этот Буслаев блокировал все дороги, все тропы, идущие от нас к населенным пунктам и от них к нам. Наводнил селения листовками, в которых нас называет карателями, фашистскими прихвостнями, недобитками, — извергал свой гнев Краковский. — До того дошел, что натравил против нас ксендза и православного священника, старообрядческого проповедника. Это же кощунство — использовать в мирской борьбе святую церковь!

— Вот ведь развил дело… — вставил Федор.

— Нет, только подумать: уже сейчас этот лейтенант проявляет такие способности!

— То ли будет, если он станет майором…

— Болван! Замысел Буслаева не так просто разгадать и мне, а о тебе и говорить нечего. Дубина ты стоеросовая! Скотина безрогая! А он, этот замысел, прост, как день: извне — блокада нашего лагеря, изнутри — разложение людей! А растает снег, вскроются и разольются болота и реки — разбомбит нас с воздуха. Но твой атаман — не простак, чтобы попасться на подобную удочку!

— А немцы что же, не помогут нам, нет?

— Немцы… — Краковский выругался матом. — Они сами вот-вот будут выброшены из страны. На нас теперь будет играть время! Это более надежный фактор. Буслаев твердо решил выступить со своим голоштанным необученным войском в дни распутицы. И уже запросил командование предоставить ему артиллерийские орудия и даже самолет У-2 для сбрасывания фугасок и листовок.

— Пронюхал, стало быть, о нашем новом базировании.

— Но чекист просчитался: распутица будет и нашим союзником!

— Артиллерия и авиация — это очень серьезно, атаман.

— Ты еще запаникуй! Так вот, идея такова: здесь оставим небольшую группу отвлечения. Остальных выведем подальше в лес. Силы Буслаева окружат эту группу, а мы окружим и разгромим его войско.

— Тактика двух колец…

— Вот именно. Да еще в условиях заболоченного непроходимого леса. Посмотрим, еще чья возьмет! А пока суд да дело, направлю Баронессу к ее патрону из Службы безопасности. Пусть разыщет его на Западе и потребует прислать нам рацию. А на случай, если все же придется покидать Россию, чтобы прислал нам с тобой немецкий аусвайс, польские и советские паспорта на вымышленные фамилии.

Краковского забил нервный кашель. Успокоившись, спросил:

— Что же ты не доложишь о настроениях моих помощничков в этот трудный час? Или они перестали доверять тебе?

— Да вроде бы нет, атаман. Разговариваем.

— И что же?

— Прокурор находится в состоянии подавленности. Я даже сказал бы, на грани потери рассудка.

— Болезнь пристала какая-нибудь, что ли?

— Опасается возмездия большевиков. Считает, лучше пулю себе в лоб, нежели оказаться в их лапах.

— Ну, паникер… Почуял, дело пахнет керосином, и сдрейфил. Вот и выигрывай сражения с такими. Впрочем, его можно понять. Почувствовав, что немцы проигрывают войну, как и все мы, он делал ставку на англичан и американцев. Говорил: «Мы еще нужны будем и им для борьбы против СССР». И, как и все мы, пытался уйти с отступающими войсками, но нас не взяли…

— Адвокат, как всегда, брюзжит, вечно всем недоволен. Полагает, что Гитлер проиграл войну с Россией, поскольку взялся не за свое дело. Воевать-де должны генералы, а политики — создавать для их успеха внешние и внутренние условия.

— Умные мысли, ничего не скажешь.

— Тебя, атаман, обвиняет в отсутствии военно-стратегического мышления. Говорит, что ты слишком узко мыслишь.

— Так и сказал?

— Врать мне не пристало.

— Что же он предлагает своим широким мышлением? — спросил Краковский иронически.

— Так, ничего путного. Поболтали и разошлись.

— Пустозвон твой Адвокат.

— Заходил ко мне и Неугомонный.

— А он что предлагает?

— Что же он может предложить? Горяч, чуть что — за грудки, в драку. В каждом видит агента Буслаева. Даже тебе не верит.

— Горячая голова…

— Только и талдычит — громить, стрелять, вырезать всех коммунистов в округе и тех, кто идет за ними.

— А знаешь, Профессор, Неугомонный — верный и надежный человек, если так думает! Террор — наше оружие! Даже если пришлось бы уничтожить всех Недочеловеков!

Тем временем лагерь пробуждался. Сквозь пелену тумана Джапаридзе и Буслаев наблюдали необычное движение. Бранясь между собою, заспанные бородачи укладывали на сани боеприпасы и запасы продовольствия, которые, видимо, предстояло вывезти на новое место — третье по счету стойбище. Командовал эвакуацией Егор Богачев. Теперь многое будет зависеть от его жены. Только после того как Анна выведет его в безопасное место, можно будет запустить зеленую ракету и начать наступление. Но где же она? И не передумала ли, не поддалась ли угрозам бандитов?

Анна появилась неожиданно. Мгновенно ухватила мужа за рукав и потащила в сторону. Егор, не поняв в чем дело, сопротивлялся, но бесполезно.

— Да погоди же ты! Взбесилась, что ли, ангидрит твою в доску? Вот баба непутевая! — пытался он отделаться от жены.

— Посмотри на себя в зеркало, Егор. Щетиной зарос, что дикий кабан. Разит от тебя, будто от навозной кучи. Что уперся, как бык? Ишь, бельмы выпучил! — Сквозь слезы прокричала: — Егор, жена я тебе или не жена?!

— Ну, жена, — старался понять ее супруг.

— Тогда довольно скитаться! — И полушепотом, скороговоркой добавила: — Не теряй времени! Лейтенант сказал, скоро от этого лагеря ничего не останется. Идем в безопасное место!

На ссору супругов сбежались бандиты. Всем было интересно посмотреть, чем она завершится, кто кого переборит. Егор сообразил только после этих слов жены, что, видимо, Буслаев с войском уже где-то поблизости. Догадался, что Анну снарядил за ним он. Оценил это, как добрый знак.