— Вы не смеете наговаривать на Антона Владимировича! — не могла промолчать и Елена. — Опомнитесь: тем самым вы еще и калечите ребенка! Веронике надо дать возможность спокойно и успешно закончить школу. Вы же можете выбить ее из колеи.

— Ну, а вы помолчали бы, когда вас не спрашивают! — грубо оборвала ее пришелица. — Сынок, помоги сестричке книги и одежонку собрать и уложить в чемодан, — обратилась она к юноше.

— Вы не должны так говорить! — вставил ломающимся голосом Миша. — Вероня — моя сестра! Вы же хотите отнять ее у меня, разлучить нас с ней. Папа, мама, заступитесь же!

— Милая моя девочка, мы же все любим тебя, — обратилась Елена Петровна к Веронике и больше ничего не могла сказать. К горлу подступил комок, навернулись слезы.

Антон понимал, что в душе ребенка происходит отчаянная борьба, что дочери трудно сориентироваться, понять, где правда, а где ложь.

— Подумай, дочка, — сказал он. — Ломка твоей жизни, когда ты еще не завершила учебу, дорого обойдется тебе. За неверный шаг придется платить.

— А тебя, папа, я лишу внучки, когда рожу! — вдруг выпалила в ответ Вероника. В запале добавила: — Ты виноват во всем! Ты и только ты поломал жизнь моей мамочке, подорвал ее здоровье! — Подошла к ней, приласкала, поцеловала.

— Опомнившись, ты решила искупить свою вину? — спросил Лиду Антон Владимирович. — Но такое не прощается.

— Веронечка знает правду и мамулечку не осуждает, — обняв дочь, ответила Лида.

— Сегодня ты совершаешь второе вторжение в ее психику, в характер, в судьбу, чем усугубляешь трагедию. Остановись, если в тебе осталось хоть что-то материнского!

— Ишь, научную базу подводит! Вина, психика, драма с трагедией… Больно ученый! — не зная, чем досадить Антону по-бабски ответила Лида. Вероника хотела вставить что-то свое, но та ее опередила: — Не обращай внимания, доченька. Пусть мелет Емеля…

Это была тяжелая сцена. Антон, Елена и Миша стояли оцепенев, видя, что происходит в их доме, и не зная, что предпринять. Ясно было одно: удерживать Веронику силой, значит, ожесточить. Слова до нее не доходили, она к ним сейчас была невосприимчива. Пускай сама убедится, кто прав, а кто виноват в том, что произошло в ее далеком детстве, кто желает ей добра, а кто намерен лишь поиграть на ее дочерних и девичьих чувствах. А поймет, сама определит, с кем ей быть. Право окончательного выбора должно оставаться за ней. Все зависит от ее здравомыслия и нравственных качеств. Жаль не только дочь, но и Елену, Мишу. «Эх, Вероня, Вероня, девочка моя… — Антон сжал губы, чтобы не выдать своих переживаний. — А может быть, жизнь так карает меня за опрометчивость в молодости?..» — подумалось ему.

В жизни случается, что распадаются семьи, рассуждал он. Но тогда все должно быть по-людски. Для Лиды же, ребенок — объект спекуляции. Когда-то Вероника была помехой в ее новой любви, и она от нее выгодно избавилась, получив взамен благоустроенное жилье в столице. А теперь… Теперь, когда та стала совершеннолетней, решила превратить ее в помощницу по хозяйству, а в перспективе, когда придет старость, сделать своей опекуншей, кормилицей, сиделкой. Оценит ли Вероника когда-нибудь поступок Лиды, как предательский, а Елены — как благородный?.. Поймет ли, что далеко не каждый отец отважится связать себя ребенком без матери?..

Покидая квартиру в сопровождении юноши и Лиды, Вероня хлопнула дверью, дав понять, что возвращаться сюда не намерена.

Мишуня уединился в маленькой комнате, родительской спальне.

— О странностях в поведении Вероники ты не могла не знать. Но почему же от меня утаила все это? — спросил Антон жену.

Елена подошла к Антону. Долго разглядывала его лицо, стараясь понять его состояние.

— Служба у тебя такая, родной, что я должна оберегать твою нервную систему от неприятностей. А Вероня не глупа и то, что мы с тобой заложили в нее в детстве, скоро придет в столкновение с тем, с чем она встретится там, в чуждом для нее климате, в неродной семье, где и отчим под каблуком у матери.

— Возможно, — согласился Антон. — Пожалуйста, будь потеплее с Мишуней. Для него это встряска на всю жизнь, и надо ее ослабить.

Будь отношения между родителями нормальными, при желании Вероника могла бы жить и в семье отца, и у матери. Лида же предпочла вероломство.

С уходом Вероники все перевернулось в доме — в головах, в душах. Елене было мучительно тяжело, но она определила для себя сразу и однозначно: бороться и дальше за дочь, оказывать на нее благотворное влияние. И она имела в этом успех. Посеянные ею зерна давали всходы. Вероника вскоре почувствовала, что в доме Лиды она — человек лишний, никому не нужный.

Уход дочери из семьи Антон переживал не сутки и не неделю. Это был рубец на его сердце, событие, которое преследовало его долгие годы и дома, и в пути, и на явке с агентом. «За какие прегрешения так жестоко бьет меня судьба? — спрашивал он себя. — Разве что за добро? За то, что помог Лиде устроить свою жизнь вторично, освободив ее от нежеланного ребенка и отдав ей трудом заработанную квартиру для ее новой семьи?»

Зоологом Михаил не стал. Окончил институт по специальности инженер по холодильным установкам. Но уже на старших курсах института осознал: это не его стезя. Тянулся к литературному творчеству, пытался писать. По окончании учебы был призван в Советскую Армию. Письмами оттуда родителей не баловал, но и не забывал о них, всегда интересовался как они живут, что слышно о Вероне.

Однажды Елена радостно объявила Антону:

— Слушай, что нам с тобой сынуля прислал! Да он у нас — поэт! Басня называется «Поэт и служба». — И прочитала ее с выражением, на разные голоса, жестикулируя.

— Правда, мило? — обратилась Елена к мужу.

Антон взял у жены текст. Внимательно прочитал его про себя. Подумал: вот и Михаил стал сочинять стихи, не только Вероника. Откуда это? Наследственное или приобретенное? Я ведь тоже в их годы и стихоплетством увлекался, и рисовать пытался, и прозу писать.

— Не нравится мне настроение Михаила, — сказал он, прервав свою мысль. — Видно, обижают его там старослужащие. Салага ведь, хотя и с высшим образованием. Каждый неуч им может понукать, унижать, бить по самолюбию. В армии нашей, к сожалению, это случается. Уголовная «дедовщина» в разгул пошла.

Прошло время, и Вероника разобралась в главном: не та мать, которая родила, а та, которая воспитала. Переживала свой разрыв с семьей. Узнав, что Лида к тому же не чиста на руку — была судима за хищение на производстве, — про себя называла ее мошенницей, аферисткой. Отцу посвятила и прислала стихотворение, полное раскаяния, тоски по отчему дому, где прошло ее детство, отрочество и юность, сожаления о случившемся, благодарности за все хорошее. Вот оно: