— Логично. Тогда скандал на весь мир. Не пойдут они на это. Но поймут ли нас с вами в ПГУ?

Резидент подошел к окну, постоял в раздумье.

— Вот что. Изложи все, что произошло с тобой, в рапорте на мое имя. И второе — составь текст шифровки на имя генерала Дорофеева. Отрази факты и мое мотивированное предложение оставить тебя на работе в Германии. Последнее слово в подобных вопросах — за Москвой. Обычно разведчика отзывают домой.

— Что же может заставить генерала не поддержать ваше предложение? Разве что перестраховка.

— Как что? Начнет разбираться, и выяснится, что Лодейзен пошел на провокацию вскоре после твоего визита в логово НТС к Капустину. Возможно, тогда Лодейзен и Бартлоу и решили разыграть твою карту: либо заставить работать на них, либо убрать с пути. Решится ли генерал после этого разделить с нами ответственность за дальнейшее?

Мысленно Антон благодарил резидента за доверие и участие. Но как действительно отнесется к этому генерал? Примет ли он во внимание, что в наших руках находится материал, способный публично предостеречь руководство «Отряда-P» от безумного шага?

— Разрешите приступить к делу? — спросил Буслаев.

— Иди. Но сначала доложи, как складываются отношения с Кейлебом.

— Я написал рапорт на его вербовку. Потом доложу вам.

— Полагаешь, он согласится?

— Сейчас самый подходящий момент для вербовки.

— А если Кейлеб все же провокатор?

— Но ведь информация его подтвердилась полностью.

— И все-таки… Укажи в рапорте пути возможного нашего отступления. А заодно и место, где будет происходить вербовочный разговор. Организуем усиленное контрнаблюдение. — Резидент вернулся к прежнему разговору: — Да! И запроси, пожалуйста, Центр, чтобы срочно прислали ксерокопии показаний осужденных агентов Лодейзена. Они должны быть у нас под рукой.

«Что ждет меня? — старался представить себе Антон, завершив работу над шифротелеграммой. — Раб Случая?.. Раб Судьбы?..» Преждевременно возвращаться в Москву не хотелось. Боевая работа «в поле» его больше привлекала, нежели «перекладывание с места на место бумажек» в центральном аппарате. Да и дел здесь остается непочатый край. Одни из них требуют дальнейшего развития, другие — завершения с хорошими перспективами.

Спустя два дня пришел ответ из Москвы за подписью Начальника Первого главного управления: «Буслаева благодарю за находчивость, стойкость и мужество. Представляю его к очередному званию подполковника и к правительственной награде. С предложением резидента о продолжении его работы в Германии согласен при условии соблюдения максимума предосторожности. Материалы, компрометирующие Лодейзена, высылаем ближайшей почтой».

…Елена могла бы устроиться врачом санчасти, но ее опередила жена 1-го секретаря. Занималась с детьми, читала статьи немецких медиков, чтобы не отстать в профессии. Но главным предметом ее беспокойства и заботы был все-таки муж. Недоумевала, когда поздние приходы домой он объяснял работой. Иногда ей даже казалось, что он проводит время с другой женщиной. И однажды выговорила ему это.

— Будем ревновать? — резко спросил Антон.

— Но пойми и меня, родной. Сижу в четырех стенах, будто птица в клетке.

— Успокойся, наконец! Беспочвенные придирки могут не только омрачить наши отношения, но и привести к неприятным последствиям.

— Что ты имеешь в виду? — встрепенулась Елена.

— Почувствовав разлад в нашей семье, либо начальство сочтет невозможным мое дальнейшее пребывание за границей, либо немецкие контрразведчики начнут меня шантажировать. И в том, и в другом случае твоему мужу грозит увольнение.

— То, что ты говоришь, страшно, родной, — схватилась за голову Елена. — Я не хочу испортить тебе карьеру. Я всегда верила и верю тебе, любимый. Но иногда становится так тошно… — Она обняла Антона. — Прости, родной. Ты же знаешь, я во всем с тобой. И мне приятно, когда могу тебе помочь, даже если это сопряжено с риском.

— Я рад, что ты осознала, — примиряюще сказал Антон. — И постарайся держать себя в руках! — Он улыбнулся ей.

В Германии Елена постоянно тревожилась за мужа, за детей, за себя. Спокойна она была, лишь когда семья собиралась вместе, когда все были при ней.

О случившемся Антон, разумеется, ничего ей не рассказал, чтобы не волновать. Она сама его спросила.

— Как прошел день?

— Как обычно. В делах.

— Зато ты, родной, выглядишь сегодня, не как вчера, — не поверила она мужу. — Мне об этом знать не положено?

— Устал немного. И очень хочется спать. — Антон поцеловал Елену. — Если не трудно, чашечку кофе со сливками. И я лягу.

Спустя два дня сопровождаемый контрнаблюдением, Антон вышел на запасную встречу с Фридрихом. Извинился, что не смог прийти на явку основную. Принял от него устную информацию о военных приготовлениях третьего государства против нашей страны, дал новое задание. Утром в субботу предстояло изъять из тайника заложенную им фотопленку с отснятыми секретными материалами о ракетной базе, о новейшем бомбардировщике, способном нести атомные бомбы, и о подготовке к их серийному производству.

Субботнее утро выдалось хмурым. Тучи, готовые вот-вот разразиться дождем, бродили над городом. Поездка на кладбище вызывалась необходимостью проведения «тайниковой операции», иначе не поехал бы в такую погоду с женой. По пути они заехали в книжный магазин, купили там сынишке контурные географические карты, карандаши, линейку.

В царствование Алексея Михайловича дьяки и подьячие Приказа тайных дел камуфлировали разведывательную информацию и секретную переписку, прибегая к «Тайной азбуке». Ключ к расшифровке заучивали наизусть. Одним из способов кодирования являлась «Тарабарская грамота», когда одни буквы подменялись другими, фразы составлялись в обратном порядке, слова не дописывались.

Но уже при Петре Первом была изобретена тайнопись с использованием симпатических чернил. Чтобы прочитать текст, бумагу следовало прогреть утюгом. Это было куда надежнее всех азбук.

Сейчас же, в век науки и техники, все усложнилось и получило еще большую надежность. Разведчик, резидент, и даже секретный агент используют не только тайнопись, но и радио, сложное цифровое кодирование, оптику и фотопленку, безличную связь через тайник, подобранный в самом невероятном, но всегда надежном месте.

Подходя к машине и незаметно осмотревшись, Буслаев подумал: «хоть бы на этот раз обошлось без слежки…»

Для Елены подобная поездка была вновь, и она несколько волновалась. На выезде из города спросила мужа, всматриваясь в происходящее на дороге:

— Тебе не кажется подозрительным обилие полицейских, мотоциклистов на нашем пути?

— Да, многовато их сегодня, — ответил Антон, посматривая то в одно, то в другое зеркало, чтобы ощутить складывающуюся вокруг обстановку и понять, что происходит.

— Может быть, стало известно о твоей поездке?

— Сомневаюсь. Но ты но волнуйся, все будет нормально.

Припарковав машину на стоянке у входа на кладбище, супруги купили букет цветов и прошли на его территорию. Могила почитаемого ими немецкого поэта находилась на противоположном конце. Накрапывал дождик, пришлось раскрыть зонты. Шли среди хорошо убранных, засаженных цветами захоронений, останавливаясь возле интересных обелисков, чтобы прочитать, кто здесь похоронен. Кругом было зелено. Лишь клены да рябина наливались золотом и багрянцем.

Надо было убедиться заложена, ли агентом закладка в тайник, о чем должна была свидетельствовать отметка на отдельно стоявшем дереве. Пройдя мимо него, Антон не обнаружил ее, хотя по времени она должна была бы быть произведена.

Это наводило на разные мысли: не случилось ли чего с агентом? Возможно, он просто опаздывает? Главное, не было бы беды! Чтобы потянуть время, Антон продолжал осматривать все, что вызывало интерес.

В голове проскочило: «А вдруг опять Лодейзен?» Беспокойство его почувствовала и Елена.