И все же не выдержал, вызвал ответственных за линию ПР и КР. Уточнив у них, когда Буслаев выехал на встречу с агентом Фридрихом, пришел к выводу: что-то произошло. Возможно, машина в пути подвела. А вдруг несчастный случай?

Достал из сейфа план и описание места встречи с агентом. Поручил проехать по маршруту, которым мог следовать Антон, побывать на площади Вивальди вблизи места встречи. Указал его на карте. В осторожной форме выяснить у полицейских, не происходило ли за время их дежурства каких-либо происшествий.

Сотрудник линии КР заметил:

— Возможно, Антон проехал после встречи куда-либо по личным делам?

— Н-не думаю, — усомнился резидент. — Он непременно обговорил бы это заранее.

— Но может быть, домой заскочил пообедать, переодеться, — предположил сотрудник ПР.

— Тоже сомневаюсь, — отверг резидент и это. — Буслаев — человек ответственный. Да и позвонить бы мог, поставить в известность. Однако не будем терять времени, друзья. Скоро начнет смеркаться, езжайте.

Оперативники уехали. Тянувшиеся минуты казались часами. Оганесян обдумывал, что предпринять в случае, если они вдруг возвратятся ни с чем. Первая мысль, — поставить в известность полицию, Министерство иностранных дел Германии об исчезновении советского дипломата. Но сначала необходимо принять свои меры по его розыску, иначе можно наделать излишнего шума и оскандалиться на весь мир.

Заходили один за одним разведчики с докладами. Приносил для ознакомления телеграммы из Москвы шифровальщик. Принимал оперативников, расписывал на исполнение им шифровки. Разговаривал по внутреннему телефону на деликатную тему с послом, а из головы не выходил Антон Буслаев. О худшем думать не хотелось, Буслаев — надежный человек. Но что же могло с ним случиться?

Собрались сотрудники резидентуры на совещание, которое было назначено еще утром. Оганесян проводил его, а голова была занята другим.

В момент когда напряжение достигло высшей точки, в кабинет вошел Буслаев, усталый, бледный. Резидент был обрадован ему, важно, что жив и невредим, но в глазах его прочел тревогу. Прервал свое выступление и попросил присутствующих оставить их вдвоем.

— Что-то случилось? — поинтересовался он, когда все ушли.

Буслаев тяжело опустился на стул.

— Случилось, Аванес Акопович. Я засветился.

Оганесян приблизился к нему.

— Расскажи все по порядку, Антон, — спокойно сказал он.

— Если можно, кофейку, пожалуйста.

Резидент понял, что он волнуется. Значит, что-то ужасное было с ним. Приготовил и ему, и себе кофе.

Буслаев доложил обо всем. Захватили, увезли за город, склоняли к измене Родине. Оганесян старался представить себе все. Задал немало уточняющих вопросов. Несколько раз прошелся по кабинету, оценивая серьезность происшедшего, а заодно и поведение его самого.

— Конечно же, Лодейзен готовил и осуществлял эту «тайную операцию» не без ведома Бартлоу, — заключил он. — Удивляет другое: должны же были они понимать, что если агентура «Отряда Россия» в Москве арестована, им тоже не избежать разоблачения. И это станет платой за все их прегрешения.

— Видимо, рассчитывали заполучить меня, советского разведчика. Надеялись, что я продам им и сотрудников резидентуры, и нашу агентуру в Германии, и тогда разоблачение их было бы обоюдоострым.

— Резонно. Но это лишь одна из версий. Другая — отмщение за выдворение Лодейзена из Советского Союза. Оттого и столь беспеременный и наглый вербовочный подход к тебе. Впрочем, время покажет. Скажи: в Москве он знал твою фамилию?

— Нет. Я перед ним выступал, как Огольцов.

— Тогда, как же он мог узнать, что ты Буслаев?

— Я тоже думал об этом. А не мог меня опознать по фотографии изменник Родины Носенко из 2-го Главка? Он, кажется, бежал на Запад во время круиза вокруг Европы? Впрочем, я не был с ним знаком…

— Но он мог знать тебя в лицо. Работали-то в одном здании. ФБР использует его в качестве агента-опознавателя.

Антон хотел услышать теплое слово резидента в свой адрес, но его не последовало. «Но в чем моя вина?» — думал он.

Казалось, Оганесян ушел в себя. И вдруг спросил:

— Знаешь, Антон, о чем я думаю?

— Должно быть, меня во всем вините. Как же, резидентуру подвел, и еще неизвестно, чем это отзовется.

— К тебе у меня нет претензий.

— Тогда о чем же?

— Наступит ли время, когда спецслужбы различных государств перестанут проявлять друг к другу враждебность и перейдут от подрывной работы к чистой разведке, к надежной защите собственных секретов?

— Для этого надо покончить с «холодной» войной.

— Вряд ли что изменится и после этого. Потребуется еще и максимальное сближение политических систем, которое исключало бы идеологическое противостояние и противоборство.

— Полагаете, это возможно? — удивился Антон смелой мысли резидента. Он не боялся вступить в спор с ним, и Оганесян это его качество уважал и ценил.

— Я теоретизирую. И даже допускаю, что надобность в спецслужбах отпадет в случае, если отомрет государство. И тоже теоретически. А как бы хотелось жить без вражды, без войн. Тогда Лодейзен не имел бы морального права поступить с тобой так. Разведчики разных стран должны уважать друг в друге профессионалов, а кое в чем и содействовать успеху. Есть и такое, над чем можно работать сообща: наркотики, терроризм, мафия. Ну а сейчас, поскольку Лодейзен создал для нас проблему, мне предстоит решать твою судьбу.

Антон представил себе, что его посадят в самолет и отправят в Союз, а там начнут разбираться. Перспектива не из приятных. Значит, резидент мне не верит, решил он.

— Я убежден, что в этой экстремальной ситуации, когда над тобой висела угроза насильственного психотропного воздействия, иначе ты поступить не мог. Попытку перевербовки тебя иностранной спецслужбой, как и подобает разведчику, использовал в целях собственной безопасности, не раскрывая своей принадлежности к службе внешней разведки.

— Спасибо. Но теперь я все равно известен спецслужбам стран НАТО, — с горечью произнес Буслаев.

— Так ведь мы в своей стране тоже знаем разведчиков этих государств. Однако они работают. Разведчик — не иголка в стоге сена. Контрразведка довольно быстро его вычисляет и устанавливает. Важно не попадаться и чтобы агентура оставалась вне подозрений. А это уже — мастерство каждого из нас.

— И тем не менее.

— Постой! Может быть, ими так было задумано: встать на твоем пути и тем самым выбить тебя из рабочей колеи?

— Тогда они слишком дорого заплатили за это, заложив Сысоева и двух высокопоставленных московских агентов, — возразил Антон.

— Да, нелогично…

— Помните, как один из руководящих товарищей по фиктивным документам поехал в Америку инспектировать резидентуру?

— Ну как же! — оживился резидент. — Уже на следующий день пребывания там его машину обступили специально подкупленные молодчики из НТС и выкрикивали по-русски его настоящую фамилию! Мосжечкин! Мосжечкин! Мосжечкин! Пришлось обратным рейсом возвращаться в Москву.

— Но как же узнали о нем?

— Оказывается, еще на стадии оформления визы его опознал по фотокарточке Носенко.

— Вот этой детали я не знал…

— Тебе что, предлагали поехать в загранкомандировку по документам на другое лицо?

— Предчувствие возможной встречи с Лодейзеном меня подталкивало к этому. Но я отказался от этого варианта.

— Мой опыт говорит, что это способно лишь усугубить положение разведчика, использующего легальные возможности. Так вот о твоей дальнейшей судьбе, Антон. Возможны варианты. — Оганесян загибал пальцы. — Вариант первый — возвращение в Союз и работа в Центральном аппарате. Вариант второй — перевод в другую страну немецкого языка. Скажем, в Австрию, в Швейцарию. Вариант третий — остаешься в Германии. Посмотрим, как будут реагировать на это в «Отряде-Р», а главное, в германской контрразведке.

— Вам виднее, Ованес Акопович. У вас богатый опыт.

— Но давай порассуждаем. Выдворить иностранного разведчика из страны пребывания кто может? Только МИД Германии. Спецслужба третьей страны после твоего обещания разоблачить Лодейзена и Бартлоу вряд ли станет будировать этот вопрос перед немецкими властями.