Прозвучал горн. Его звуки усиливались лесным эхо.

— Вас на ужин приглашают, — сказал Антон и подтолкнул детей: — Ну, кто быстрее!

— На, отнеси бельчонка в дом, — поручил отцу Мишуня и побежал за Вероней в столовую.

Поздним вечером, после отбоя, Елена и Антон обычно выходили на берег Оки полюбоваться мерцанием звезд на небосводе, диковинным отражением Луны в воде. Сидели на траве и вдыхали ароматы леса. Тихо обсуждали различные проблемы — семейные, лагерные. Елена рассказывала, какую она выдерживает борьбу с персоналом, обкрадывающим детей в питании. Продукты меняют на самогон, подкармливают ими свои семьи, а то вдруг увлеклись изготовлением тортов по случаю дней рождения вожатых. Советовалась с ним, как поступить в том или ином случае. Следуя его рекомендациям, Елена сумела поставить врачебный заслон всем этим безобразиям. И радовалась, когда фиксировала значительную прибавку детей в весе.

— Извини, Антоша, но сегодня наша с тобой прогулка под луной отменяется, — с грустью сказала она, подойдя и поцеловав мужа, поправила его галстук.

— Случилось что-нибудь неприятное в лагере? — встревожился Антон, готовый помочь, выручить.

— В восьмом отряде у детей разболелись животы. Видимо, зелень была плохо промыта. Мне придется подежурить, иначе может произойти ЧП.

— Понимаю.

— А сейчас пойдем со мной!

Лагерь готовился к отбою. Отзвучал последний горн. Вожатые после пионерской линейки разводили ребят по спальням.

Елена привела Антона в беседку, стоявшую среди зарослей, освещенную ярким светом электролампы, свисавшей с потолка.

— Знакомьтесь, — обратилась она к женщине со злым выражением на лице и к пожилому мужчине в белой сорочке без галстука. — Мой муж Антон Владимирович. — Супругу представила: — Начальник лагеря Федоркин Матвей Фомич. Его супруга Мария Игнатьевна.

— Очень приятно, — кивнул Антон.

— Нам то же самое… — произнес Федоркин за себя и супругу.

Обратившись к Антону, Елена сказала иронично:

— Я привела тебя, муженек, сюда, чтобы ты наконец узнал, что в действительности представляет собой твоя жена. А то живем столько лет вместе, дети взрослые, ты же до сих пор не разобрался. А узнаешь, реши, быть ли нам вместе дальше или лучше расстаться.

Антон удивленно посмотрел на жену.

— Скажите Антону Владимировичу все, что вам известно обо мне. Только вам лично и никому больше. Тем ценнее будет эта информация, — обратилась Елена к Марии Игнатьевне.

— И скажу. Чего заслужила, то и получай, доктор! — проговорила жена начальника и повернулась к Буслаеву. — Изменница она у вас. Как вы до сих пор-то ее не раскусили! Видный такой мужчина, а такой доверчивый.

— Н-не понимаю…

— Зато я сразу поняла! С моим мужем вовсю гуляет бесстыжая. Да еще на глазах у детей и персонала. Вот! Что ей говорила, то и вам говорю. Правда-матка одна на свете.

Антон повернулся к Елене.

— Объясни, что все это значит?

— Извинись, Мария! — приказал Матвей Фомич жене.

— Вот еще! — показала колючие глаза Мария Игнатьевна.

— Не верьте ей! — махнул рукой на жену Федоркин. — У нас с Еленой Петровной такая работа — вместе за все отвечать. То на кухню пройдем, то на склад продовольственный заглянем, а уж на территории лагеря раз двадцать в день встретимся. И у нее ко мне вопросы и у меня к ней. Да и решать многое приходится вместе. И все ради того, чтобы детвора хорошо и с пользой для здоровья отдохнула. Не знаю, поймете ли вы это, Антон Владимирович. А моя жена не понимает, хоть отказывайся от должности. И понимать не желает. Вы уж простите ее. Совсем из ума выжила старая. А сегодня ночью из ревности усы и бороду, когда я спал, обрезала. Пришлось обрить.

— Сам сумасшедший! — огрызнулась Мария Игнатьевна. — Нет, изменница! И это при живом-то муже! — распалялась она все больше.

— Зачем вы так, Мария Игнатьевна? — спросил Антон. — И мою жену оговором своим обижаете, и мужа своего позорите. Нехорошо как-то получается.

— Извинись, говорю, Мария! — стукнул кулаком по столу Федоркин.

— А все одно — изменница! Бог шельму метит. Не на моем мужике, так на другом, а непременно попадется. — И напустилась на собственного супруга. — Знала бы, что стерва эта будет тобой крутить, не поехала бы в лагерь ни за какие коврижки. И ты тоже хорош: за каждой юбкой волочишься. Господи милостивый, за что мне такое наказание выпало, в чем я провинилась перед тобой?

И она глухо зарыдала.

— Но ты-то зачем все эти бредни выслушиваешь? Еще и меня привела на это судилище. Или я сомневаюсь, не верю тебе? — резким тоном выговорил Антон Елене.

— Я боялась сплетен, способных обесчестить женщину. Здесь же ты услышал все из первых уст. Прости, родной. А то хоть уезжай отсюда. Но ведь здесь со мной наши дети. Им отдохнуть перед школой надо. Впереди учебный год.

Елена взяла Антона под руку и увела из беседки. Высоко оценив его реакцию на «измену» жены, подумала: «А как бы поступил Олег на его месте? Проявил бы напускную ревность, свойственную людям, которые не любят… — И одумалась: — Боже, кого я вспомнила? Я же люблю Антона. И как бы хотела прожить с ним и дальше так, как живу».

В жизни обычно за очарованием следует разочарование. И надо обладать здравомыслием, чтобы не погасли чувства. К Елене же Антон и после такого «происшествия» не испытывал этого горестного чувства, способного разрушить семью. Он ей верил, потому что любил ее.

…Некто из Франкфурта-на-Майне буквально забросал письмами Виктора Миронова, проживающего в Москве и работающего в одном из столичных вузов преподавателем. Подписывал их фамилией Брунов. Миронов принес эти письма в Управление КГБ и потребовал оградить его от посягательств «странного типа». Как выяснилось, с помощью писем Брунов вел его обработку в духе энтеэсовских идей и даже пытался его вербовать. В случае согласия пойти на сотрудничество обещал «златые горы».

Буслаев знал, что подобные вербовочные письма рассылались сотрудниками «сектора закрытой работы НТС» и в адреса других советских граждан. Используя методы графической экспертизы, удалось установить, что Брунов, проходивший по показаниям Обручева, и тот, который домогался Миронова, — одно и то же лицо. И почерк его, и стиль письма, и метод воздействия. Была подключена и зарубежная агентура службы внешней разведки КГБ. И тогда выяснилось, что Брунов — это псевдоним. Настоящая фамилия этого энтеэсовца — Капустин Игорь. В архивных материалах оказалась еще довоенная его фотография, представленная в отделение милиции на предмет получения паспорта. Нашлись и трофейные немецкие документы.

Из приложения к Персональкарте видно, что, будучи освобожденным из советской тюрьмы, на первом же допросе в немецкой Службе безопасности и СД он показал, что ненавидит Советы. Оценив это, немцы его завербовали в качестве агента-опознавателя. Использовался он и в качестве «подсады» в тюремных камерах в городе Поставы, где сидели члены подпольных патриотических групп, схваченные по доносу провокаторов, те, кому удалось бежать из лагеря советских военнопленных.

Обнаружилось среди материалов и свидетельство о том, что после войны он переметнулся к англичанам, а те в 1956 году передали его американцам. Последними он был внедрен в «Народно-трудовой союз» (НТС). Работал там в «закрытом секторе» еще в пору, когда его возглавлял небезызвестный Околович. По его заданиям организовывал провокации против туристов из СССР и советских моряков загранплавания, склонял их к невозвращению на Родину.